Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда
Неужели не пустит? Диме вдруг, даже больше, чем есть, захотелось спать.
— Сейчас проверим.
Охранник, не торопясь, открыл широкую тетрадь в дерматиновом переплете, и его толстый указательный палец стал медленно продвигаться вдоль длинного столбца с фамилиями.
«Ни фига не везет. Поеду назад», — уже решил Дима. Палец остановился.
— Есть такой. Сурин. Дмитрий Ильич. Из семнадцатого отделения. Паспорт с собой?
К счастью, паспорт лежал в нагрудном кармане.
— Откуда приехали, Дмитрий Ильич? — Дядя Паша был большой любитель поговорить. — Работать или на короткий срок, на учебу?
— Работать.
— А-а-а. Хорошо. У меня вот давление все время прыгает… Распишитесь вот тут. — Дядя Паша пододвинул Диме журнал. — Значит, если чай нужен, соль, сигареты или спички — оставьте заказ. Я в ночной магазин сбегаю. Здесь недалеко. Обслужу быстро, по первому разряду. За небольшую копеечку, как известно.
«Значит, и сюда ветер частного предпринимательства докатился, надо будет принять к сведению», — несмотря на усталость, усмехнулся Сурин.
— Так сбегать? Может, за бутылочкой?
— Спасибо. Я спать буду.
— Ну, в следующий раз. А вещи-то ваши где?
— В отделении остались.
— Я бы мог донести.
Дима поднялся на третий этаж. Он ожидал увидеть что-то вроде длинного коридора с тусклыми лампочками, потеками на стенах и жуткой кухней с бельевыми веревками под потолком. Веревки действительно присутствовали, но во дворе, перед входом в подъезд. А общежитием оказался один отсек современного восьмиэтажного дома. Квартиры — двух— и трехкомнатные — имели общие кухни и туалеты, а комнаты принадлежали разным хозяевам.
Он сличил номер квартиры на бирке ключа и двери. Кажется, здесь. Провернул ключ в замке. В темноте нащупал на стене выключатель и зажег свет.
Низкая деревянная кровать была аккуратно застелена. На письменном столе стояла настольная лампа-колпак с голубым абажуром. Дима нажал на кнопку. На светло-коричневом шпоне высветилась выцарапанная надпись: «Оренбург. 2006 год». Выдвинул ящик стола — в нем валялся чей-то отксерокопированный реферат. «Малопрогредиентная шизофрения и пограничные состояния». Он полистал страницы и ничего не понял. «Наверное, тут селят врачей, приехавших повышать квалификацию», — подумал он и огорчился, что ему пока повышать нечего. «С другой стороны, психиатры не могут оперировать язву желудка», — эта мысль его немного успокоила.
Он снял рубашку, джинсы и отправился в душ. Задвижка была сломана. Он подергал дверь соседней комнаты. Она была заперта. «Да пусть подглядывают, кто хочет», — решил он и отвернул кран с горячей водой. «Наверное, нет ее. Выключили на лето». Но вода прекрасно потекла, и Дима с наслаждением постоял под обжигающими струями минут десять. Потом почувствовал, что хочет есть. Он отломил по куску колбасы и хлеба и с закрытыми глазами сжевал их, запив купленной по дороге бутылкой пива. Сам не заметив как, он повалился на подушку. «Я подремлю полчаса и встану, поеду в больницу», — подумал он.
Перед глазами вдруг началось мельтешение. Вот главный врач смотрит его документы, вот станция метро, возле которой он сел в автобус… Дима стал погружаться в вязкое тепло сна. «Нужно ехать… Конечно. Но только на чем? Сейчас ведь ночь. На автобусе… Какое странное название — „Красная Шапочка“. Но ведь она ходит только в Москву?» Что это с ним? Снится ему это или было на самом деле?
…Места в салоне все оказались заняты. Дима посмотрел вдоль прохода: по обеим сторонам сидели какие-то обыкновенные, невзрачные люди. На переднем сиденье оживленно болтали о чем-то доктор Дыня и доктор Картошка. Красивая дама, чьи волнистые черные волосы были приглажены на прямой пробор, будто блестящие птичьи крылья, оценивающе глянула на него со своего сиденья у окна в середине автобуса и тут же отвернулась. Во сне он узнал Альфию. Он нерешительно тронулся вперед. Кресло рядом с ней, единственное во всем салоне, оказалось свободным. «Если нельзя будет сесть — постою где-нибудь сзади». Он поравнялся со свободным сиденьем, мгновение помедлил и двинулся дальше. Вдруг дама резко выбросила в его сторону палец и повелительно сказала: «Садитесь!» Он пробормотал что-то извинительно-благодарственное и неловко сел.
— Вещи логичнее поставить под сиденье. — Дама высокомерно взглянула на его простую трикотажную рубашку, на тяжеловатые для такой жары джинсы.
— Не беспокойтесь. Они мне не мешают.
— Мне будут мешать. Разговаривать будет неудобно.
— А мы будем разговаривать? — попытался он пошутить.
— Может быть, если мне с вами не будет скучно, — сухо пообещала дама и решительно поймала взглядом его зрачки.
Автобус вырулил на широкий проспект. За окном мелькали кварталы новостроек, торговые центры, газоны, дорожные развязки. Пассажиры переговаривались друг с другом, чему-то смеялись, кто-то через проход показывал фотографии. Его соседка вначале прислушивалась к разноголосому гомону с еле заметной презрительной гримасой, потом вдруг болезненно поморщилась, будто все эти разговоры вызвали у нее страшную боль, и в изнеможении откинула голову на серый льняной подголовник. Он подождал некоторое время. Дама вытянулась на сиденье и прикрыла глаза.
Автобус уверенно двигался к МКАД. Краешек пластиковой обертки портрета доктора Фрейда под дуновением теплого ветра отклеился от стекла и мелко дрожал в потоке воздуха, как нежданно попавшаяся в плен муха.
Дима украдкой косился на соседку. На ее загорелом гладком лице не дрожал ни один мускул, только длинные блестящие серьги слегка покачивались в такт потряхиваниям автобуса. Дама, казалось, спала. Дима почему-то почувствовал себя оскорбленным. «Зачем же обещала, что будем разговаривать?» Все вокруг утихли — видимо, тоже решили вздремнуть.
В автобусе стало жарко. Сквозь светлые занавески яростно жгло летнее солнце. Урчание двигателя будто отодвинулось далеко.
— Имейте в виду: «Красная Шапочка» уходит ровно в восемь! — услышал он вдруг возле своей щеки.
Дима вздрогнул. Около его лица близко-близко синели странные раскосые глаза незнакомки и внимательно его рассматривали, обследовали каждую черточку. Его волной накрыл аромат духов. Дима почувствовал возбуждение, которое показалось неприятным — с ним играли. Он нахмурился и промолчал.
Незнакомка отодвинулась, усмехнулась. Ее розовые блестящие губы приоткрылись, обнажив ровные зубы:
— Запомните! Опаздывать нельзя!
Красивое лицо вдруг сделалось равнодушным. Дама отвернулось к окну. «Сумасшедший дом», — с раздражением подумал Дмитрий. Он ждал продолжения, но дама больше не сказала Диме ни слова.
