Людмила Волок - Сделка
– Сережа, идем в салон, замерзнешь.
Она повернулась, чтобы с сожалением высвободиться из теплого кокона, и оказалась близко-близко к его губам. Подняла глаза и встретилась со взглядом Сергея – в нем сквозила… жалость. Жалость?! Она отшатнулась:
– Ты что? Мне не холодно! Мне уже жарко даже!
Он смутился, взял Аню за руку:
– Идем, пора исследовать ассортимент баров.
Аня выпила только кофе со сливками, а Сергей взял чай – пить что-то другое не было ни желания, ни денег. Он малодушно обрадовался, когда Аня отказалась даже от шоколада – в Серегином бумажнике оставалась одна мелочь, и он с ужасом думал, как доставит девушку домой на оставшиеся семьдесят четыре копейки. Сложная финансовая ситуация разрешилась самым замечательным образом, когда Аня заявила, что ей пора домой.
– Я позвоню брату, он меня заберет. Мы за городом живем, – начала объяснять. Ей совершенно не хотелось не то что показывать Сергею свои хоромы, но даже фамилию называть. Боялась его отпугнуть – или, наоборот, привлечь родительским состоянием. Пусть считает, что она простая студентка-бессеребренница из пригорода. Так лучше. Так она – сама по себе… А то, что забирать ее будет водитель на лексусе, Сергею видеть совершенно необязательно. На этот счет у Ани даже созрел маленький план.
Кораблик причалил, они вышли на набережную. Уже совсем стемнело. Миша, водитель, уже стоял возле моста.
– Знакомьтесь: Михаил, Сергей, – представила Аня друг другу молодых людей.
Сергей протянул ошалевшему водителю руку для пожатия, тот недоуменно ответил и вопросительно посмотрел на Аню. Та взяла его под руку, весело спросила:
– Ну как дела, братец? Все нормально на стройке? – и незаметно пнула его в бок.
– На какой? На стройке? – не понял смысла тычка Миша.
Аня фальшиво засмеялась:
– Устает, бедняга, к концу смены… Миша у нас прораб, строит комплекс бюджетного жилья на окружной, – торопливо объяснила Сергею. И, пока оба парня не успели опомниться, продолжила: – Ну все, Сереж, завтра созвонимся?
– Хорошо, я позвоню, – задумчиво пообещал Сергей и пошел к метро. Он плохо понимал смысл этого спектакля, но дал доиграть его Ане до конца. Она гордо удалилась с Мишей в сторону стоянки. Хорошо хоть хватило ума не признаться, что они уже встречались с ее «братом», когда он подвозил его на переговоры с Ольховским.
Аня радовалась, что все так удачно получилось. Михаил, по обыкновению, помалкивал, чтобы случайно не сболтнуть лишнего: черт его знает, что они там задумали, а его хата с краю!
– Миша, прошу прощения за эту сценку, так нужно было, – церемонно извинилась Аня, как только они потеряли Сергея из виду, и освободила свою руку. И только тогда поняла, что Сергей забыл отдать ей розы – так и уехал с изрядно подвядшим букетом. Тут же пожалела, что рассказала о своем отношении к срезанным цветам. Именно этот букет она хотела бы забрать с собой, поставить в вазу и любоваться им – столько времени, сколько ему отмеряно.
– Правда, кот? Красивый был букет… Назову-ка я тебя Феофанием, – вдруг постановила Аня, когда машина уже плавно катилась по шоссе.
Феофаний, как всегда, молча согласился. Видно, это уже вошло у него в привычку.
* * *– Я ела, – сияющая Анжелика возникла на пороге спальни. Она выглядела словно кошка, вылакавшая в чулане тайком от хозяйки крынку сметаны. Судя по ее заявлению, вид соответствовал произведенному действию.
– Отлично! – одобрил Александр Петрович. – Ну и как тебе процесс?
– Пирожки, – глубокомысленно сообщила Анжелика и сочла нужным уточнить: – Восемь штук. С мясом.
Александр хмыкнул – удивился, но ничего не сказал. Повязал галстук, принялся одевать пиджак. Жена подошла к нему вплотную, легонько притянула к себе и сказала громким шепотом:
– Ольховский, раздевайся.
И принялась развязывать галстук.
– Лик, я на работу тороплюсь, у меня совет директоров, – он чмокнул Лику в щеку, отстранился и принялся опять за галстук. – Вот уж никогда бы не подумал, что пирожки с мясом – такой мощный афродизиак!
– Ничего, подождут, – заявила Лика и запустила пальчики под пояс мужниных брюк. – В смысле, директора, а не пирожки.
Стало ясно, что совещание состоится явно позже намеченного времени. Ольховский сдался под Ликиным натиском (правда, он и сопротивлялся не особенно активно), пряча удивление. Их совместные сексуальные игрища хотя бы с минимальным привкусом риска или запретности уже давно канули в прошлое, да и жена много лет назад потеряла пальму первенства в его личном рейтинге «звезд мирового секса». Но сейчас она была такой естественно-страстной, что Александр сам поразился жгучему желанию немедленно набросится на нее, словно изголодавшись от пресных супружеских соитий – как Лика, наверное, набросилась на пирожки после той зеленой дряни, которую она обычно жует…
Когда они, сытые друг другом, лежали на кровати, а Ольховский поглаживал шелковистую Ликину спинку и лениво думал, что вот сейчас начнет трезвонить секретарша и испуганно выяснять, куда это он запропастился, жена снова вспомнила об утреннем пищевом разврате:
– Как это вышло? Но уже раз это… Так давай и ты… С тобой…
Лика с трудом подбирала слова – у нее плохо получалось говорить о том, о чем она думает на самом деле. Но Ольховский понял и уточнил:
– Ты хочешь сказать, что решила устроить день грехопадений?
– Точно! – просияла она, и Ольховскому вдруг страшно захотелось погладить ее по голове, как маленькую, и вручить карамельку. Карамельки не было, но порыву погладить жену по голове он поддался. Прижал к себе, поцеловал в ароматный затылок и поднялся с кровати – все-таки пора было одеваться и ехать в офис.
Александр Петрович чувствовал себя довольным. Жаль, конечно, что жена не стала для него настоящим другом, партнером по жизни, который понимал бы с первого слова все, что ни говори. Всю жизнь он видел перед глазами пример своих родителей, которые всегда оставались друг для друга лучшими собеседниками, оба обладали блестящим умом и чувством юмора, и завидовал им… Поначалу верил, что сможет повторить фантастический успех героя «Моей прекрасной леди», но его, Александра Ольховского, Галатея так и осталась цветочницей-пустышкой.
Он даже не знал, можно ли на Лику положиться, подставит ли она ему плечо в трудный период – не было повода проверить. Ольховский как-то слишком быстро и легко разбогател и не успел поскитаться с молодой женой по съемным квартирам; обычную «болезнь» начинающих бизнесменов – хронический трудоголизм – он перенес в самой легкой форме… Их миновали трудности, которые обычно сплачивают и делают пару единым целым – по крайней мере, на долгие годы.
