Дж. Р. Уорд - Игрок
— Привет, мать. Как зовут твоего друга?
— Стюарт. Стюарт, это мой сын Грей.
Грей кивнул и подождал, пока рука этого типа зависла в воздухе.
— Рад познакомиться, Стью. А теперь, влюбленные пташки, извините меня. Я пошел.
— Грейсон, одну минуту, прошу тебя. — Глаза матери вспыхнули. Она шагнула вперед, как будто собиралась выйти из клуба вслед за ним.
— Тебе разве нечем заняться? — медленно произнес Грей, метнув взгляд в сторону Стью.
Белинда оглянулась и погладила мужчину рукой по щеке с таким видом, словно он был ее собственностью.
— Стюарт, дорогой, ты ведь извинишь нас?
Стюарт улыбнулся, поцеловал ее в губы и отошел.
«Могу поспорить, что он подает ей тапочки и газету», — думал Грей, пока его мать слегка откашливалась.
— Твой отец, — тихо спросила она. — Как он?
— Какого черта ты спрашиваешь?
— Он болел. И мне хочется знать, как он.
— Что ж, можешь узнать новости у кого-нибудь другого. — Грей пошел прочь в надежде отделаться от нее. В тех редких случаях, когда их пути пересекались, она всегда норовила поговорить о прошлом. Как будто он был своего рода исповедником.
Но Грею хватило того, что он уже однажды пережил в детстве.
Услышав за спиной тихий стук каблуков по мрамору, он понял, что ему не удастся уйти легко и быстро.
— Грейсон, — прошипела она.
Грей остановился, посмотрел через плечо и шагнул в боковую нишу.
— Что?
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.
— Знаешь, Грей. То, что мы с твоим отцом оказались… несовместимы, еще не означает, что ты должен ненавидеть меня.
Грей сунул в карманы сжавшиеся в кулаки руки. Несмотря на то что ему смертельно наскучили подобные предисловия, он всегда каким-то образом попадался на удочку, когда мать на него наседала. Но если она хотела попытаться получить от него отпущение грехов, то ей предстояло заплатить за эту привилегию, став мишенью для его злости.
— Интересно, как это ты сводишь все к несовместимости.
— Мы с твоим отцом никогда не подходили друг другу.
— Да, между вами существуют непримиримые различия, верно? Начнем с того, что ты шлюха, а ему нужна была жена.
Она гордо выпрямилась:
— Мне не нравится, когда ко мне обращаются в такой грубой манере.
— Тогда перестань меня преследовать. — Грей взялся рукой за узел галстука. У него сдавило горло.
— Ты такой же злой, как твой отец. Ни с одним из вас невозможно договориться.
— А тебя невозможно заставить не падать на спину, верно?
Она побледнела:
— Грейсон, я твоя мать!
— Я знаю, — уныло произнес он, чувствуя, как крутит живот. — Поверь, я это знаю.
Грей оглядел вестибюль. Людей вокруг было немного, и он понимал, что их приглушенные голоса не могли быть слышны на расстоянии, и будь он проклят, если бы допустил, чтобы их перепалку услышали.
— В любом случае извини, я не могу сейчас разговаривать, — соврал он. — Опаздываю на встречу.
Она, казалось, даже не слышала его.
— Ты не можешь судить об отношениях других людей.
— Вы мои родители. Я вынужден жить с последствиями того, что ты сделала с моим отцом. Так что очень даже имею право судить.
— Он никогда не любил меня.
— Вот в этом ты ошибаешься.
— Он любил свои книги, свою юриспруденцию, свою работу. Мне было девятнадцать, когда я вышла за него, и двадцать, когда появился ты. Он был на двенадцать лет старше меня и занимался своей карьерой. Он оставлял нас одних на озере на многие месяцы, когда уезжал в Вашингтон.
— Ты никогда не оставалась одна.
Грей вспомнил ее, прислонившуюся к стене их дома у озера, вспомнил мужские руки у нее под платьем, ее запрокинутую голову, закрытые глаза и ощутил боль, как от удара. Он стал свидетелем этого маленького шоу, когда ему было тринадцать. Отголоски ее смеха, такого высокого и бесконечно пронзительного, заставляли его просыпаться по ночам еще многие месяцы.
Он тоже не оставался один. Стыд стал его постоянным спутником в годы отрочества. Грей знал, на что способна его мать, и скрывал это. Лгал отцу, когда тот звонил, а она в это время развлекалась с кем попало.
Белинда открыла рот, но Грей жестом остановил ее:
— Знаешь что, мне не интересно продолжать этот разговор, который повторяется каждый раз, когда ты встречаешь меня. До свидания, дорогая мама.
— Я думаю о тебе, Грейсон, — с трудом выговорила она, хватая его за руку.
Он вырвался от нее и пошел прочь.
— И я думаю о тебе. Постоянно, черт побери.
Грей вылетел из дверей и пересек людской поток, торопливо двигавшийся по тротуару. Когда подъехал его лимузин и он забрался внутрь, заметил, что его руки до сих пор сжаты в кулаки.
Пока машина ехала по Парк-авеню, Грей смотрел в окно, безрезультатно пытаясь взять себя в руки. А когда шофер остановился у дома Элисон и Роджера, он не мог себя заставить открыть дверь. По причинам, которые заставляли его презирать себя, мать до сих пор обладала способностью приводить Грея в такое состояние, когда он чувствовал себя несчастным мальчишкой, а не тем взрослым мужчиной, которым стал. Эта уязвимость приводила его в отчаяние, и Грей понимал, что с этими бьющими через край эмоциями он совершенно непригоден для светского общения, которое ожидало его наверху в пентхаусе.
— Вы хотите, чтобы я отвез вас в какое-то другое место? — спросил шофер, когда увидел, что Грей не выходит.
— Нет. Спасибо.
Грей вышел из лимузина и несколько раз обошел здание. Холодный ветер продувал шерстяной костюм. Собравшись с духом, он наконец прошел через вестибюль здания и вошел в лифт убежденным, что в состоянии выдержать оставшуюся часть вечеринки на автопилоте.
Если не считать того, что в тот самый момент, когда он ступил на порог Адамсов, Грей понял, что обманывает сам себя. В прекрасно обставленном пентхаусе топталось порядка ста человек. И хотя он знал всех, они внезапно показались ему совершенно чужими. А может быть, ему просто хотелось, чтобы так было. Звуки разговоров и смеха, запах закусок, кипение вежливой агрессии, с которой эти люди общались друг с другом, — все разом навалилось на него.
Грей повернул назад к двери.
— Грей! — Кассандра подошла к нему и поцеловала в щеку. — Я звонила тебе. Здесь Джой…
Он перестал дышать.
— В городе?
— Да. Точнее сказать, здесь, на вечеринке. Она…
— Где она?
Его глаза сканировали толпу в поисках светло-рыжих волос. Сердце подскочило куда-то в горло. И хотя он чувствовал себя жалким в своем отчаянии, ему хотелось увидеть ее. Особенно сегодня.
