Татьяна Губина - Награда Бога
— Это почему?
— Потому что еще год, максимум полтора — и мой аспирант уплывет из моей жизни, будто его и не было, — туманно объяснила Натка, открывая дверцу машины.
— Уедет за границу кромсать западные животы? — предположил Петька, который слышал весь разговор.
— Да нет, Петро. Просто жениться. — Натка отбросила окурок и крикнула; Шурику: — Ну что, все упаковали? Поехали! — и села в машину.
Тина порывисто вздохнула, а Петька печально развел руками. Они сели на заднее сиденье, и машина тронулась. Натка отвернулась, чтобы никто не видел, как она украдкой смахивает слезы с длинных ресниц.
Лерка осторожно взяла на руки теплый кулечек. Из пеленок на нее смотрело маленькое личико. Толстенькие щечки, крохотный ротик и неожиданно большие, широко распахнутые ярко-синие глаза, которые удивленно уставились на Лерку, словно говоря: «Ну, надо же, какая ты, мама. Девять месяцев тебя слушала, а вот видеть не приходилось».
— Ну, здравствуй, малышка, — прошептала Лерка, захватывая губами мягкие пальчики. — Добро пожаловать в этот мир.
— Мамаша, кормить-то собираешься? — Грубый окрик няньки заставил вздрогнуть. — Орет целыми днями! Голодная вечно. Молока, что ли, нет?
— Мало совсем, — прохрипела Лерка. Сильно болело горло. То ли оттого, что интенсивно дышала при родах, то ли воды холодной глотнула.
— А ну-ка, вынь сиську! — приказала нянька.
Лерка распахнула застиранную больничную рубашку. Нянька тренированным движением захватила левую грудь и больно сжала большими пальцами. Из соска потекла мутная жидкость.
— Э-э-э, деваха, титьки — с арбуз, а молока не будет! Молозиво одно! — покачала головой нянька.
— Почему? — удивилась Лерка.
Бабушка говорила, что у мамы молока было — залейся, да и она отца чуть ли не до трех лет кормила. Грудь у женщин рода Пересветовых всегда была гордостью. И по красоте, и по вскармливанию отпрысков.
— А так, — по-своему объяснила нянька. — Вы, бабы, дуры! Думаешь, раз грудь к полу гнет, значит молока море разливанное. Не-а, не быть тебе кормящею. Поверь опыту!
Лерка расстроилась, так как знала, что этой грубой, здоровенной бабище надо верить. Ибо под напускной грубостью у нее скрывалось огромное доброе сердце. У самой детей трое, да еще троих отказников взяла и до сих пор в роддоме работает, уж сорок лет. Про няньку Грушу ходят по роддому легенды.
— А что же делать? — расстроилась Лерка.
— Молочную мамку найдешь, — отрезала нянька. — Или смеси сейчас разные. Только импорт этот вшивый не бери. От него поршой девка покроется. Когда выписываться будешь, я тебе список накропаю, какой кормежкой можно сейчас деток кормить.
Малышка сморщилась и захныкала. Лера неловко попыталась дать ей грудь.
— Ну, чо ты ей тычешь! — возмутилась нянька. — Вот так надо. — Она ловко вставила сосок в ротик девочке, и та зачмокала. — Хоть и без молока, но к матери привыкнуть должна. Пусть пустышку пососет, а я через минут пять твою деваху к Надьке из десятой палаты приложу. А то я ее доить уже замучилась, — с тем она и ушла.
Худющую Надежду с раздутыми от молока грудями Лерка уже видела. Бедная женщина мучилась каждое кормление, поскольку молока приходило в три раза больше, чем мог съесть ее мальчишка. Поэтому Надька бродила по коридору и просила помочь ей сцедить молоко. У самой аж мозоли на руках уже образовались и грудь вся в синяках. Нянька Груша, когда была свободна, «доила Надьку» до последней капли.
Ровно через пять минут нянька появилась на пороге и выхватила малышку из рук Леры.
— Как девку-то назвала?
— Софьей.
— Ой, имя какое-то еврейское, — хмыкнула нянька. — Ну-да ладно. Почапали, Сонька, жрать, а то мамаша голодом уморит.
У Лерки от обиды навернулись слезы.
— Ладно-то сырость разводить! — прикрикнула нянька. — Через два часа снова принесу, не бойсь! Не ты первая, не ты последняя! Бывает! Ох, ну дуры девки! — Она еще что-то ворчала, но за закрытой дверью уже ничего не было слышно.
Лерка немного успокоилась. В конце концов, она все равно не смогла бы кормить Сонечку, поскольку они с бабушкой договорились, что ровно через неделю Лера выйдет на работу. Так что, может, все и к лучшему. Не надо грудь перетягивать, и мастит Лерке не грозит. Она закрыла глаза.
Милая бабушка! Что бы Лерка без нее делала?! Все девять месяцев беременности Фаина не давала Лере приближаться к плите или ходить по магазинам. А с девочками Лера только выходила гулять да отводила утром в садик. Фаина успевала везде. И в квартире абсолютный порядок, девочки сыты, обстираны. Ни разу бабушка не пожаловалась. Опыт жизни с мужем пригодился Фаине. Она так выстраивала свой день, что не оставалось ни одного несделанного дела.
Конечно, очень помогала Натка. Она купила автоматическую стиральную машину, микроволновую печь и еще всякой разной техники. Лерка пыталась ей всучить хоть какие-то деньги, но Натка состроила такую мину, что у Лерки отпала охота что-то доказывать подруге. Только денег больше не брала. Это было единственное, что отвоевала Лера. В конце концов, она успешно работала в юрфирме, Саввушка, несмотря на ее пикантное положение, давал ей сложные перспективные дела, и собственные деньги водились в карманах Лерки. И она уже не отказывалась от «благодарности» по успешному окончанию дел своих клиентов.
Поэтому Лерка гордо не принимала денег от Натки. Та и не спорила. И Лерка знала, почему. Просто Натка пошла другим путем. Она давала денег Фаине. Хотя и одна и вторая с возмущением опровергали сей факт.
Лерка улыбнулась. Господи, вот послал же Господь подругу! Иногда ей казалось, что у них с Наткой какая-то телепатическая связь. Только Лера подумает о подруге, она ту как тут. Это несмотря на сложную учебу. Натка отличница, любимица всех педагогов. Когда-нибудь, Лерка в этом была абсолютно уверена, Натка откроет свою клинику и будет самым востребованным доктором в стране.
Но в последнее время Лера тревожилась насчет душевного состояния Натки. Вроде веселая, стремительная, а в глазах — вселенская скорбь!
— Натка! — не раз спрашивала Лера. — Что у тебя на личном фронте? Со Святом поругалась?
— С чего ты взяла? — удивлялась подруга. — Скучаю просто, он в Париж укатил, на симпозиум биологов.
Но Лерка чувствовала, что все непросто. Но зная подругу столько лет, понимала, что спрашивать бесполезно. Сама расскажет, когда время придет. Правда, Лерке от этого спокойней не становилось. «Все, — решила она, поворачиваясь на бок. — Выйду из роддома и прижму ее к стенке. В конце концов, сыграю на том, что я молодая мамаша и если она не хочет, чтобы у меня была постродовая депрессия, пусть все выкладывает как на духу!»
