Татьяна Веденская - Траектория птицы счастья
– Так и нечего жаловаться, что ты редко бываешь в ресторанах, – обижалась моя внутренняя жаба. Но вообще, белые полосы моей личной зебры редко превышали еженедельного похода в кафе с приятным молодым человеком. Как будто кто-то невидимый приделывает к каждому человеку планку, выше которой ему никак не прыгнуть, сколько не тренируйся. Не стать воробью соколом, не стать акуле вегетарианкой. А может, дело в том, что надо мечтать, то о чем-то таком, что может сбыться в твоем конкретном случае? Ну, не о дворцах небесных, а ограничиться вожделением шести соток в ста километрах от Москвы. Не хотеть стремительного карьерного роста, а надеяться на стабильную, пусть и копеечную, но гарантированную работу. Мобильник можно хотеть долларов за сто-сто пятьдесят, не больше. И, конечно же, не принца на белом Мерседесе (или из снежного Ямбурга), а мужчину попроще, без особых примет и возможностей. И не для брака, а так, для душевной теплоты. Или вообще для физкультуры. Вот в таких случаях и разочарований меньше, и пережить их проще. Но я же не могу поступать по-людски! Мне же подавай настоящую любовь! Именно поэтому-то я так осмотрительно и пообещала себе когда-то никого не любить. Ни за какие деньги. Ни за золотые горы, ни за идею.
– Больше никогда! – пообещала я себе, потому, что меня хлебом не корми, а дай поверить в чудо. В то, что все будет хорошо, и что я рано или поздно таки буду жить долго и счастливо с мужчиной, на которого мне захочется смотреть по ночам, пока он спит. Тихонько приподнявшись в постели, открыть глаза и долго следить, как он ровно дышит. Смотреть на его сомкнутые глаза и представлять себе его сны. И чтобы он думал обо мне, пока меня нет рядом. Однако, как и всегда, моя страсть к романтике не принесла мне ничего хорошего. И в прошлый раз, с прошлым Димой мне было несладко, хотя, если положить руку на сердце, большая любовь у нас выросла на страхе смерти и стремлении выжить любой ценой. Интересно, стала бы я так преданно ждать его с работы, сидя в задрипанной коммуналке, если бы познакомилась с ним на Черноморском побережье, к примеру. Где-нибудь в другом месте, а не на улице Грозного, в тот момент, когда меня чуть не изнасиловали два мордатых бандита. Полюбила бы я Диму так сильно, будь я свободна в выборе своего пути и своих спутников? Не уверена. Но что гадать о том, что не имеет ровно никакого значения. Факт остается фактом. В тот день, когда он закрыл за собой дверь нашей общей комнаты навсегда, я закрыла дверь в своем сердце. И теперь, когда в нее предательским образом проник он – новый Дима, который ничем не лучше того прежнего, мне снова больно! Черные полосы всегда более насыщены и многообразны, нежели белые. И длятся гораздо дольше них. Неужели же в этой ситуации кто-то может осудить меня, неужели кто-нибудь решится кинуть в меня камень за то, что я не могу решиться родить? Я была бы рада родить ребенка, но разве это было возможно в моей ситуации? И не надо говорить, что жизнь может преподнести сюрприз и зарамсить проблему, с тем, чтобы все решилось само собой.
Я сидела в приемном покое гинекологического отделения одной весьма обычной городской больницы, и ждала вызова к врачу. Мысли роились стаями, мне очень, просто очень, практически невыносимо хотелось остановиться. Хотелось встать, выйти, захлопнуть за собой дверь и будь что будет. Но… в моей жизни уже давно нет никаких белых полос, а о перспективах вообще и говорить не приходится. В Москве я никому не нужна. Вы даже не представляете, сколько раз я объяснялась с теми, кто кричал:
– Убирайся с моей земли!
– Я же русская.
– Кому это интересно? Предъявите документы, – и все это грубо, порой стихийно переходя на «ты». Никому не интересна моя национальность. Всем плевать, что я русская. Кавказский выговор, и в результате я предъявляю документы сально облизывающимся патрульным на улицах. Предъявляю чуть ли не каждый день и все время вынуждена объяснять, что я не временно приехала из Грозного. И что мне не нужна регистрация.
– И что вам тут, медом намазано? – презрительно спрашивают они, брезгливо возвращая паспорт. И как им объяснить, что никакого меда я не нахожу. По мне, так все одно, что Москва, что Питер, что Лондон. Моего-то дома все равно больше нет. И не будет никогда. Просто так получилось, и я лечу людей, которым становится плохо именно на этих улицах. И не рвусь никуда, потому что в любом другом месте меня ждет все то же самое. Никакой разницы. Я смотрела за окно, стоя на лестнице, и глотала горький дым Соверена. Против обыкновенного, сигарета совершенно меня не успокаивала. И чем больше я находила аргументов в пользу своего поступка, тем меньше я чувствовала свою правоту. Что-то неправильное было в моем абсолютном нежелании видеть ситуацию с другой стороны. Но я не желала. Нет, никак.
– Сколько можно курить! Доктор вас уже дважды вызывал, – раздраженно заглянула в больничную курилку медсестра. Я выкинула окурок и поспешно посеменила за ней. Какая из меня мать?! Я же смолю, как черт. По пачке в день, особенно если смотреть последнее время.
– Ложимся на кресло. Анализы привезли? – обыденно опросил меня доктор. Щупленький парнишка с неодинаковыми, несимметричными чертами лица. Такое ощущение, что с одной стороны его немного примяли. Но руки у него были сильными и умелыми.
– У меня только направление, – протянула бумажку из консультации я.
– Ага. Тогда сейчас я вас гляну, но перед выходными класть не стану.
– Доктор, я на понедельник должна отпрашиваться с работы. Можно во вторник? – подсчитав в уме числа, попросила я.
– А, ну тогда во вторник. С утра приезжайте натощак. Сразу же при приеме сдадите анализы, ладушки?
– Угу, – кивнула я, стараясь не сжиматься в комок при виде медицинских инструментов. Парадокс – я сама медик, а ненавижу проходить все эти процедуры сама. Просто хочется бежать со всех ног. Особенно отсюда, где порядочной женщине вообще не место.
– Тогда до вторника, моя дорогая. До вторника, – буркнул под нос он. Наверное, он со всеми так ласков и фамильярен. Я поплелась домой, раскурив новую сигарету. Интересно, что ждет меня впереди? Вообще-то, тут не о чем гадать. Все мои перспективы – они же видны как на ладони. Я буду работать, пока не сорвусь, не потеряю здоровье. Буду болтаться с квартиры на квартиру, если моя Ильинична меня попрет. Постарею, и в старости буду влачить одинокое нищее существование в какой-нибудь Богом забытой богадельне. Ведь очевидно, что мне никогда не скопить, не заработать на квартиру. Чудес не бывает.
– Ну и ладно! – обиженно подумала я. – Вдруг все-таки меня ждут какие-нибудь сюрпризы?
– Машенька, это ты? – прошаркала к двери Полина Ильинична. – У тебя все в порядке, деточка?
