Предатель. Моя сестра от тебя беременна (СИ) - Барских Оксана

– Не прогоняй, Варя, впусти меня, пожалуйста, нам нужно поговорить.

Я колеблюсь секунду, но уже знаю, что это не она рассказала всем о выписке, так что всё же приглашаю ее войти, пожалев ее. Уж больно несчастный у нее вид. Я бы даже сказала, изможденный. Закрываю снова плотно дверь, чтобы за ней уж точно и наверняка не вошел кто-то следом, а затем веду старушку на кухню. Кажется, она пришла сюда не скандалить, так что я готова ее выслушать, гадая, что же ей нужно и почему она пришла одна.

Не зная, куда себя деть, так как я нервничаю из-за прихода нежданной гостьи, я ставлю чайник и накрываю на стол, так как Таисия Семеновна мне лично ничего плохого не делала, и раз она пришла, от меня не убудет проявить гостеприимство.

– Как ты назвала девочку? А то в таком ажиотаже ничего важного и не узнала. Ты не думай, я их не звала, хотела сама приехать, ты же мне сказала время.

– Вы не виноваты, я знаю.

Это всё, что я говорю, так как не собираюсь представлять перед ней подслушивающую мать в невыгодном свете. А даже если она уже знает, то это не моя вина. Какая-никакая, а всё же моя мать, и я не стану ее чернить. Нехорошая привычка, которой я не хочу уподобляться.

– Так как назвала? – снова спрашивает старушка, и в этот момент выглядит так печально, что кажется мне гораздо старше своего возраста. Вся осунулась и даже похудела из-за переживаний, но что-то мне подсказывает, что в доме сейчас идут боевые действия. Наверняка Агафья Давидовна злится на нее и обвиняет в том, что она влезла не в свое дело, а теперь появление Веры угрожает ее браку.

– Маша, – отвечаю я нехотя, так как кажется, что имя – это нечто сокровенное, но глупо будет с моей стороны скрывать то, что вскоре все и так узнают.

– Маша, Мария, – повторяет Таисия Семеновна и грустно вздыхает, когда я ставлю перед ней чашку с некрепким чаем.

В силу возраста у нее могут быть проблемы с давлением, так что она держит строгую диету. Воли ей не занимать, чего не скажешь иногда обо мне. Я в отличие от нее не могу порой удержаться от того, чтобы полакомиться сладостями. Я жадно смотрю на пирожные на столе, но гулко сглатываю жадную слюну и отодвигаю от себя тарелку. После родов я слегка поправилась, так что нужно следить за своим питанием, чтобы не расползтись вширь еще больше, а наоборот привести себя в форму.

– А как вы нашли мой новый адрес? Я ведь никому, даже Кольке не говорила. Честно говоря, сама его только сегодня узнала.

– Так вы как уехали с Верой и ее сыном, мы все в машины погрузились и за вами следом поехали.

Я не удивлена сталкерству со стороны бывшей семьи, кроме одного.

– Странно тогда, что вы одна пришли. Неужели уговорили остальных остаться внизу?

Я усмехаюсь и подхожу к окну, чтобы высмотреть, правда ли Бахметьевы и Агафоновы стоят внизу. Вижу их сразу же, а они почти синхронно поднимают головы и смотрят в мое окно. Первым порывом было отшатнуться, но я резко одергиваю себя, вздергивая подбородок. Я ни в чем не виновата и прятаться не обязана. Это они унижают себя, что преследуют и пытаются вернуть заблудшую овцу стадо, не обращая внимания на ее желания. Вот только не понимают, что я не овца, кем бы им не казалась.

– Мы когда подъехали, нас ваша охрана окружила, в подъезд не пускала, а Глебу нос, кажется, сломали, – морщится Таисия Семеновна, но не смотрит в мою сторону осуждающе. Не обвиняет меня, что немного успокаивает, что она пришла сюда не для того, чтобы учинять скандал.

Я показываю того, что впервые слышу о том, что внизу стоит охрана. Конечно, мы сюда ехали в их сопровождении, но я не думала, что Андрей их оставил, чтобы они и дальше охраняли подъезд. Становится тепло в груди от осознания того, что он даже об этом позаботился, предвидел, что бывшая семья не оставит меня в покое, а будет пытаться прорваться ко мне во что бы то ни стало.

– Как только Вера с Андреем вышли, сын мой сразу к ней, просил показать ему дочь, познакомить с ней, а Глашка, как увидела это, кинулась на нее с кулаками, но ее даже близко к Вере охрана не подпустила. Никто больше не решился прорываться в подъезд с боем, а мне вот позволили. Видимо, Вера поняла, что я уже не та, что прежде, и не стану тебе портить настроение. Да и стара я уже слишком, чтобы интриги плести и решать за своих детей и внуков, как им жить. Так что не переживай, уговаривать тебя вернуться к Глебу не буду. Я, может, и его бабушка, но он перешел все границы, переспав с твоей сестрой и заделав ей ребенка. Как женщина женщину, я тебя понимаю. Но как я уже сказала, я стара и могу в любой момент отправиться к мужу…

Ее голос хрипит, и она опускает голову. Видно, что переживает и вспоминает умершего супруга. Мне становится ее жаль, и я проникаюсь ее словами, но ничего не говорю. Пытаюсь понять, что она хочет дать мне понять и для чего пришла. Догадываюсь, конечно, но лучше будет, если она сама скажет всё, что хочет.

– Не хочу умереть, так и не увидев правнучку.

Когда она снова заговаривает и поднимает на меня голову, ее глаза на мокром месте, так что я сажусь напротив и кладу ладони на ее скрещенные на столе пальцы, пытаясь подбодрить.

– Ничего вы не умрете, Таисия Семеновна, вы здоровее всех живых, уж поверьте. И Машеньку увидите, она ведь в соседней комнате спит.

Допив чай, она привстает с моей помощью, а я замечаю, как дрожат ее руки, и что идти ей уже сложновато. Раньше она всегда казалась мне бодрой старушкой, а сейчас я вижу, что за то время, что я ее не видела, она основательно сдала.

Мы входим в спальню, и старушка склоняется над кроваткой, любуясь Машенькой.

– На тебя похожа, Варя.

– Кажется, да, – улыбаюсь я, чувствуя, как в груди теплеет от вида дочери.

– Может, оно и к лучшему. Глеб-то всё же на мать больше похож, а порода там гнилая. Глашка-то почему скрывает, что из деревни и пытается сойти за городскую да аристократку. В ее семье одни пьяницы да бездельники были, агрессивные причем, часть вообще в тюрьме отсидела, так что она с ними не общается еще с того момента, как в город переехала. От ее рода Глебу эта агрессивность и досталась. Поэтому и кидается на твоего Андрея, сам не понимает, что творит.

– Мы с Андреем не вместе, как думает Глеб. Но это не имеет значения, с Глебом нас всё равно разведут.

– Это не мое дело, Варя. Ты взрослая женщина, так что сама способна решить, как строить свою личную жизнь. Ты главное, не запрещать мне навещать Машу. И не переживай, я попробую повлиять на внука, чтобы не порол горячку и не пытался отсудить у тебя дочку. Это сейчас он на эмоциях, избаловала его мать, он привык, что всё всегда по его и никак иначе. Так что и бесится сейчас именно поэтому.

Я не спорю с пожилой женщиной. Она любит своего внука и пытается оправдать его гнусное поведение, но спорить с ней я не собираюсь. Зачем портить отношения, если сводить нас она не планирует, а мнение мое ей поменять и так не удастся.

Когда она уходит, вдоволь налюбовавшись моей дочкой, я испытываю облегчение. Перед уходом она мешкается и смотрит на меня неуверенно, но так ничего и не говорит. Так что вскоре я закрываю за ней дверь и снова подхожу к окну на кухне, отодвигая шторку вбок. Все остальные уже расселись по машинам, поняв, что их всё равно не пропустят. Я же беру в руки телефон, который стоял на беззвучном, и смотрю на множество пропущенных звонков от Глеба и своей семьи. Верчу смартфон в руках и откладываю его в сторону. В этот момент просыпается Маша, так что я верно расставляю приоритеты и иду к ней.

Чувствую, что история с Бахметьевыми так просто, как обещает Таисия Семеновна, не закончится. А значит, нужно держать ухо востро.

Глава 24

Следующие несколько дней проходят в тишине. На удивление, ни моя семья, ни Бахметьевы меня не беспокоят. Даже мама не звонит, словно и ей Таисия Семеновна сделала внушение, чтобы все они меня трогали.

Несмотря на затишье, с каждым последующим днем я нервничаю сильнее, так что от охраны, которая “незаметно” сопровождает меня на расстоянии, а когда я вдруг неожиданно появляюсь рядом, делает вид, что они меня не знают, не отказываюсь.