Твоя измена - не моя вина (СИ) - Тэсс Лена

К счастью для нас кабина грузовика задела седан лишь по касательной, однако и этого хватило, чтобы легковушку развернуло в противоположную сторону и дважды опрокинуло через крышу.

На некоторое время отключился.

Придя в себя начал шевелить конечностями и попробовал покрутить головой. Руки и ноги целы, все функционировало относительно нормально. Кажется отделался несколькими ушибами. Ладонью проехался по сиденью, наткнулся на ногу Олеси. Приоткрыл глаза и попытался ее рассмотреть.

Без сознания.

Я очень надеялся, что она просто без сознания.

На что я вовсе не надеялся, так это на “случайную” аварию.

— Леся, — голос был словно не моим. Хриплым. Слабым. Даже ее имя далось с трудом. Дерьмо.

Но больше пугало не это, а слишком неестественно запрокинутая голова девушки рядом и кровоподтеки у виска.

— Леся, — пришлось сделать над собой еще одно усилие и крепче впиться пальцами в ее ногу. Никакой реакции. — Леся, ответь мне, черт возьми.

Но ответа не было.

Зато вокруг нас происходило какое-то движение. Видимо водители из остановившихся машин, проезжавших мимо, несмело заглядывали в салон. Кто-то кричал, что нужно вызвать скорую и пожарных. Кто-то со скепсисом в голосе предположил, что уже бесполезно.

— Водителю кранты?

— Девчонке тоже!

— Мужчина точно дышит и даже шевелится. Скорая едет?

Со всех сторон послышалась какафония звуков и вспышки цвета. Сирены, топот, скрежет, подключаемые к телам аппараты быстрой диагностики. Спасатели разрезали кузов машины специальными инструментами. Медики их инструктировали как не навредить выжившим.

Значит кто-то умер.

Кто-то один. Выжившие? Счет два-один в пользу жизни. Но вот только чьей? Если я у меня все еще есть пульс, то шансы на то, что Леся жива примерно пятьдесят на пятьдесят.

— Зафиксируйте сначала девушку. Она еще без сознания, но стабильна, — слышу мужской голос, уверенный и говорящий сознанием дела.

Закрываю глаза.

Дышать становится легче, все напряжение спадает, какие-то приборы снова начинают надсадно пищать, кто-то кричит про остановку сердца. Теперь можно и отдохнуть.

***

Просыпаюсь от острой боли в руке.

— Ауч.

— Не скули как ребенок. Ты уже большой дядя.

Открыл глаза и обнаружил склонившуюся над собой Алену. Несмотря на колкую фразу вид у нее был обеспокоенный и уставший. Под глазами залегли темные круги, косметика отсутствует, волосы убраны в тугой пучок.

— Тяжелая ночка?

— Не то слово, — она заканчивает настраивать систему с лекарством и делает шаг назад, буквально падая на стул.

— Как Олеся?

— Отдыхает. С ней все в порядке. Спасатели сказали, что вам невероятно повезло. Вы оба были пристегнуты, иначе с большой долей вероятности свернули бы себе шеи, когда машина пару раз перевернулась через себя.

Это я уже знал.

— Если я в порядке — почему все болит?

— Потому что ты не железный человек, а вполне себе из плоти и крови, — она ткнула пальцем мне в бок, точно зная, что там есть гематома. — Больно? Знаю, что больно. Вот поправишься — поколочу тебя снова, понял? Куда ты опять ввязался, а? Я разговаривала со следователем — они задержали водителя грузовика и тот признался, что его наняли для этого дела. Водитель такси погиб, вы с Олесей могли отправиться следом за ним!

Голос сестры сорвался на крик.

Я прекрасно ее понимал. Она была в ужасе от случившегося, прямо как и я когда-то, но все же было отличие — в этот раз я не уступлю Макарову.

— Водителя грузовика арестовали?

Сестра кивнула и скрестила руки на груди. Она знала почему я спрашивал и что собирался сделать дальше.

— Ты не выйдешь из больницы еще как минимум сутки. Олесю я тоже на это время оставлю под наблюдением. И, Толя, пожалуйста, прекрати геройствовать. У того человека слишком много связей, чтобы иметь реальные шансы его обойти.

— Он еще за свои прошлые грехи не расплатился.

Алена тяжело вздохнула и покачала головой.

— Я отпустила Вадима, отпустила все, что с нами произошло и…

Она запнулась.

Врала. Так плохо.

— Не надо. Макаров защищал в суде того, кто виновен в смерти твоего мужа. Его тесть вел дело и вынес оправдательный приговор. Убийца укатил за границу и теперь его не достать. Ты правда все это отпустила? Правда готова забыть? Я вот не могу. Ты почти умерла, Алена. Почти умерла у меня на руках.

Тогда сестра умоляла меня наказать виновных, посадить в тюрьму или причинить столько же боли, сколько пришлось пережить ей. Угрожала, что если ничего не получится, то не сможет жить.

Наглоталась таблеток.

Я нашел ее в квартире на полу и без сознания. Это был худший день в моей жизни, когда я думал, что потерял Алену навсегда. Но я был глуп и наивен. Алена врач — она точно знала, что не умрет. Ей было страшно и одиноко. Ей было очень больно.

А теперь она говорила, что готова это отпустить.

— Я знаю это, как и то, что ты ввязался в защиту Олеси совсем не из-за нее самой и ее бедственного положения. По крайней мере так было еще совсем недавно. Сейчас, — Алена грустно улыбнулась, — кажется, что она тебе нравится, Толь.

— Не кажется.

— Тогда добивайся ее развода, а остальное оставь позади. Тебе хватит денег, чтобы содержать вас обоих. И даже, чтобы оплатить долг ее отца.

— Да нету там никакого долга! Это просто ширма для отмывания денег, понимаешь? Просто сраное прикрытие для грязных махинаций ее мужа и отца! — зло рявкнул я на сестру, которая этого вовсе не заслуживала.

Но это было не так важно, как взгляд Алены направленный в сторону выхода из палаты.

Я повернул голову и увидел в дверях Олесю, в больничной сорочке и с передвижной стойкой для капельницы в руках.

Глава 34

Олеся.

Я поняла, что нахожусь в больнице еще до того, как открыла глаза. Не скажу, что провела в подобного рода заведениях слишком много времени и знаю, что есть те, кто буквально каждый день без особой надежды на успех борется за свою жизнь.

И все же я знала, что нахожусь в больнице и жива.

Последнее, что помнила — красная кабину грузовика, которая неслась прямо на нас. Удар. Скрежет металла. А я ведь так и не переспала с Толей. У меня не было детей. У нас с ним могли бы быть чудесные дети — с его зелеными глазами и моими светлыми кудрями. Какие глупые мысли. Но кажется тогда, в моменте, я вообразила, что вот-вот умру.

Но я была жива и помнила об этом.

Над ухом тихо пищал прибор, оповещая пустую палату, что пульс и давление в норме. Рука болела ровно в том месте, где мне (явно не с первого раза) поставили капельницу. По инерции вторую руку подняла к груди и попыталась сама нащупать ритм сердца. Ладонью ощутила знакомый прохладный и тонкий материал больничной сорочки.

Шрам на месте. Сердце бьется.

А Щербинский где?

Глаза открылись и одновременно с этим я села на больничной кровати. Голова закружилась, но не критично.

Где он? Жив?

Конечно жив, иначе и быть не могло.

Я постаралась успокоиться и взять себя в руки. Дверь в палату была закрыта, за окном ночь. В больничном коридоре горел свет, но никакого особенного движения не наблюдалось. Дежурные врачи либо на обходе, либо в ординаторской спят.

Медленно спустила ноги на пол, нащупала пятками тапки и обула их, чтобы не прилипать ступнями к полу, издавая смешные звуки. Капельница была удобно и надежно закреплена на специальном передвижном штативе — оставалось только аккуратно катить его за собой.

Встав на ноги я убедилась, что голова не кружится — только обмороков мне не хватало — и не спеша двинулась в сторону двери. Меня подгоняла уверенность, что Толя недалеко, и конечно, что он был в порядке.

Я прошла мимо трех дверей, когда услышала его голос. Только обрывки фраз, просто звук, но уже такой родной и знакомый.

Что я почувствовала в этот момент? Спокойствие. Теплоту.