Немного о потерянном времени (СИ) - Шабанн Дора

Только бы сердце её потом не жахнуло, сука.

А Ник за меня уже двумя руками держится. Ладно, обнимашек много не бывает — прижал его к себе здоровой лапой.

— Конечно, я вижу. Насобирала этих безродных, тратишь на них деньги, пытаешься сделать что-то приличное. И что? Один чуть не убился, второй хам и грубиян.

Ох, и ядовитая же у нас бабка. Как ее до сих пор земля носит?

— Мама! Наша встреча состоялась на условиях, что ты не будешь учить меня жизни и как-либо критиковать про мою семью.

— Рита, мама знает как лучше!

— Мама, я тебя сейчас удивлю: я их мама, и я знаю, как им лучше.

— Ты не понимаешь…

— Я все понимаю, а вот ты опаздываешь.

Што?

— Куда опаздываю?

— В аэропорт. Я вызову тебе такси, — в голосе драгоценной матушки нашей звенят кубики льда.

— Ты выгоняешь родную мать? Рита, как ты можешь? Я не так тебя воспитывала!

Ой-ой-ой! Это вообще не аргумент. Такое чувство, что последние десять лет прошли мимо бабы Веры. Этот текст, натурально, времен развода с покойным Мироновым.

Но мама теперь не молчит, хвала ее терапевту.

— Я от последствий твоего воспитания лечусь который год. И денег мне это стоило уже приличных. Поэтому, мама, не доводите до греха. Собирайтесь, я вас провожу.

— Твои приемыши…

— Уходите, мама, — а вот тут реально лязгнуло. — До тех пор, пока вы не начнёте слышать кого-то, кроме себя, я не желаю с вами общаться.

— Ты ещё пожалеешь Рита! Вот увидишь, они вырастут, все из дома вынесут, а тебя убьют!

— Я уже жалею, мама, что согласилась пустить вас в гости. Всего вам хорошего. Счастливого пути.

С противным скрежетом по полу проехал стул, а я прихватил Ника и впихнул нас в зал.

Бабка покидала наш дом с негодованием и проклятиями, призывая всевозможные кары на наши головы.

Наконец-то дверь хлопнула.

Мы с Ником упали на диван рядом. Так и сидели охреневшие в тишине, пока почти бесшумно на пороге не возникла мама.

— Простите меня, мальчики. Больше она у нас не появится.

Мне бы промолчать, не нагнетать, но бл*дь!

— Мам, что-то как-то сильно баб Веру переклинило-то⁈

Матушка усаживается на диван, и Ник шустро, но молча, вскарабкивается ей на колени. А я что? Я приваливаюсь сбоку.

— Может, возрастное, может, влияние покойного отца ослабло, а может, ей просто надо, чтобы сыновья под боком всегда были. Не знаю. Да и, наверное, знать не хочу.

Сидим-молчим немножко. Мама гладит нас по головам совершенно одинаковыми движениями.

Тихо. Тепло.

— Давай, наверно, Рус, я тебе доверенность на Ника сделаю. Да попрошу с ним завтра к врачу метнуться. Тетя Нина вроде договорилась.

Я немножко недопонял:

— А дед Реваз все, перестал медициной рулить?

— Ох, Русик, дед Реваз последнее время и узнает-то не всех. И не всегда.

Епрст! Вот некстати же вообще!

— Да ну? Мам, как так-то?

Мама смахивает слезу из уголка глаза и печально замечает:

— Так бывает, милый. Инсульт. Здесь и возраст сказывается, да и близкие его зажгли.

— Хреново, а я-то губу раскатал с ним про ваши проблемы на кафедре перетереть…

— Он будет тебе рад. Думаю, уж тебя-то узнает, — удивительно, но тут мама улыбается искренне.

— Тогда все равно позвоню, а потом, может, и метнемся в гости с Ником, а?

Брат согласно кивнул, мама снова грустно улыбнулась:

— Хорошо, мальчики. Давайте уже по делам расползаться. Вы по комнатам, а я на кафедру. Никита, надо с математикой сегодня вопрос закрыть. Там еще чтение в очереди, и окружайка.

Никитоса ощутимо перекосило. Ткнул в плечо и заговорщически подмигнул. Бро слегка взбодрился и, улыбаясь во все зубы, обещал матери, что все решит.

Еще один «решала» растет.

Вечером мать принесла нам документы для врача вместе с доверенностью. А я смог отвезти отца в аэропорт.

Сам. Смог.

Радовался, что завтра и в клинику тоже так поедем.

Да все мы радовались.

Правда, недолго.

Все, бл*, в жизни не случайно.

Прикатили с Никитосом к врачу, которого мать с тетей Ниной организовали для частной, так сказать, консультации. Вроде норм все прошло, и наследственный диагноз не подтвердился.

Круто же? Мы и приободрились.

Рано, сука, рано!

Я ее, кажется, кожей всей почуял. Даже свежими шкварками на морде и тонкой кожицей под повязками. Оборачивался, уже зная, что скажу.

Ну, и сказал, бл*.

— Здравствуйте, Лада Юрьевна, — ляпнул не подумав.

И ответку словил тут же: только что сияющая и любопытствующая, она закрылась. Мгновенно. Блеск из глаз пропал, зубы и кулаки сжались.

— Добрый день, Руслан. Как хорошо, что встретились, пусть и столь неожиданно. Есть кое-что, что я давно должна была тебе сказать.

Какая она! Ох, да я, сука, сейчас задохнусь. Рыжей ей больше шло, но и темненькой нормально. Жаль, конечно, кудри, но и стрижка ей очень даже идет. Бл*, какая она! Похудела, осунулась, глаза грустные.

И говорит же что-то?

— Я понимаю, ты сердишься. Имеешь право. Но, поверь мне, иногда старшие лучше знают, как надо и как правильно…

Охренеть — не встать! Что? Так правильно, что сама на призрака похожа?

Не удерживаю язык, ёпрст!

— Как правильно что? Сделать больно любящему сердцу, всрать свою жизнь? Что, бл*, Лада, это твое правильно?

Вздрагивает, встряхивает головой в отрицании. А потом глаза поднимает и в упор смотрит.

Сдохну.

Не замечаю, как тяну к ней руку.

В шрамах, сука.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — отшатывается от меня, в глазах слезы.

Я идиот. Урод. Напугал.

Но меня несет же.

— А кто тебе сказал, что это о тебе?

— Вот и хорошо, я очень рада, — выдыхает, всхлипывает, но, упрямо вздернув подбородок, продолжает. — Рада, что твоя глупая блажь прошла, и что мой призрак не будет больше отравлять тебе жизнь.

И спокойно обходит нас.

Нет, нет, не снова!

— Стой, Лада! Ты опять сбегаешь!

Глаза эти, полные боли.

Бл*, навылет же просто.

— Прости меня, Руслан! Прости, пожалуйста! Привет невесте.

И скрывается за дверью отделения.

А я падаю на стул, потому что ноги не держат больше. Никак.

В груди печет, в голове пустота, в ушах шумит.

Кажется, что ослеп на миг. С трудом вдыхаю.

В себя пришел, только когда Ник за руку взял.

— Давай домой, бл*? Нельзя сразу. Тебе, нах*, сейчас ничего решать нельзя. Больно же, ёпрст. А когда больно, сука, все, что не придумаешь — все херня.

Вот лексикончик братишки меня и взбодрил.

Да.

Я должен хотя бы попробовать.

Подумать и подождать.

Глава 29

Лада

Боже, у меня же и десять лет назад едва хватило сил устоять перед ним.

Держалась, как дурочка, за его возраст.

Только чтобы не позволить себе. Даже мечтать.

Думала, выйду замуж — станет проще, может быть, легче.

Идиотка.

А Сева так красиво ухаживал. Уговаривал. И очень правильно мотивировал…

Да, была я тогда молодая дура.

В итоге вышло как вышло.

Ну а сейчас мне тридцать четыре. На руках полуторагодовалая серьезно больная дочь-сюрприз. И муж, от которого никуда не деться.

А он красавец: раздался в плечах, заматерел. Прищур, как и раньше, хитрый, хоть и через боль. Руслан теперь весь непрерывно излучает в пространство силу, жёсткость, непримиримость.

Только на черта ему сдалась старая, задёрганная жизнью и проблемами, тётка с чужим ребёнком?

Вот, то-то и оно.

— Прости меня, Руслан! Прости, пожалуйста! — улыбайся, утирая украдкой слёзы, кивай, зубы сцепив, и уходи.

Быстро.

Вперед. К останкам семьи.

Домой простигосподи.

Только-только утерла слезы, как пришлось срочно кивать врачу, забирая вялую после наркоза дочь, и обещать непременно выполнять все рекомендации. И, конечно же, сразу сообщить, как только деньги на операцию поступят, чтобы назначить дату и время.