Глиссандо (СИ) - Тес Ария
— Что случилось?! Где ты?!
— Я пока в Москве, но я сейчас уезжаю в Рязань. К тебе. Можно?
— Что за вопросы глупые?! Что происходит?!
— Я…давай я приеду, и мы…мы обо всем поговорим, хорошо? Ты можешь меня встретить? Это очень важно. На половине пути. Вообще, можешь лучше сейчас выехать?
— А ты на чем едешь? — тихо интересуется, она вздыхает и словно хмурится.
— На машине. Эм…поймала…типа попутка.
— Амелия, я…
— Пап, пожалуйста, не сейчас! Это бордовая копейка. Просто встреть меня. Пожалуйста.
— Амелия, мне все это очень не нравится. Я приеду за тобой сам и…
— Нет! — вскрикивает, — Я должна уехать сейчас!
— Что за спешка?!
Молчит. Снова тяжело дышит, а я чувствую, как Марина вдруг крепко сжимает мою руку в тиски. Сам я плыву. У меня в голове стучит пульс, я словно слышу, как разгоняется кровь, пока все мое существо немеет от боли.
Потому что это ад. Это сраный ад. Слышать ее последний, возможно, разговор — сраный ад.
— Амелия!
— Папочка… — всхлипывает, а меня передергивает, и я сильно зажмуриваю глаза, — Это касается Александровских. Ты убьешь меня…это…я…Я расскажу тебе все дома, хорошо? Но…я должна уехать. Срочно. Встреть меня, прошу…этот человек, который меня везет…он вроде нормальный, но…я не могу рисковать. Просто…пожалуйста, встреть меня.
Артур выключает запись, а потом медленно поднимает глаза на отца. Воздух в столовой настолько тяжелый, каким не бывает даже на вершине Эвереста. Нет, здесь он гораздо больше весит. И сказанное дальше тоже…
— Я прощаю тебя за то, что ты сдал меня клану, за то, что предал меня, даже за то, что пытался увести мою женщину… Но я никогда не прощу тебя за то, что ты отнял мою дочь.
— Артур…
— Теперь я отниму всех твоих детей от любимой женщины, Звездочет. Разом.
10. Control
— Артур, я этого не делал.
Отец берет себя в руки не сразу, а я замечаю, что эти самые руки вдруг потеряли все привычную им твердость. Они дрожат, а сам я не знаю, что чувствую. Это как будто какой-то бесконечный кошмар, но самое главное — я его автор. Моя вина здесь во всем, она пронизывает каждое слово, сказанное Артуром, каждое слово Амелии. Все. Это я заварил эту кашу, об которую вдруг внезапно ложку сломали все. Не думал, что такое в принципе возможно, если честно. Я так привык к тому, что нет вокруг равных моей семье, что забыл — равные есть всегда. Сильнее есть всегда. Нет ничего абсолютного.
— У тебя очень красивая дочь… — тихо продолжает Артур, игнорируя очередные оправдания отца.
Он поворачивается к Марине. В свете огня лицо его становится каким-то совсем уж дьявольским. Пугающим. Опасным. Марина тоже это чувствует, но утрировано стократно. Она и вовсе словно под гипнозом, сидит, не шевелится, а только смотрит в бездонные, голубые глаза этого человека, от которого за версту несет угрозой. Он спокойный, как удав, и я знаю, что он может сделать то, чего я и представить себе не могу, а самое смешное, я знаю это не потому что отец предупредил, а потому что это написано у него на лице. Это просто есть, это данность.
Тем временем Артур легко касается волос Марины, от чего ее начинает изрядно так потряхивать. Она сжимается, но не может отстраниться, Артур же слегка щурится. Знаете, что забавно? На подсознательном уровне я не вижу в нем льда, но подсознательный уровень сейчас мне недоступен. Вступает какое-то больное, острое желание, даже необходимость, защитить сестру, и я резко подаюсь вперед, отталкивая от нее руку этого человека. Тут же меня хватают за шею, а через миг я чувствую, как к виску прижимается холодное дуло пистолета.
— Еще раз дернешься… — шипит один из братьев, кто именно, не знаю, — Ты очень сильно об этом пожалеешь.
— Нет! Элай! Отпусти его! — также резко подается вперед Лили, а потом поворачивается к Ирис и орет пуще прежнего, — Скажи ему, остановиться!
— Маркус, уведи ее.
— Что?! Нет! НЕТ! Отпусти!
Но вопли и попытки вырваться отбиты сразу. Маркус спокойно закидывает сестру на плечо и уносит ее в сторону библиотеки, а я слышу, как Элай, тяжело дыша, добавляет.
— Руки на стол, Максимилиан Петрович. Не заставляй меня настаивать.
— Я не позволю трогать и угрожать моей сестре…
— Забавно это слышать от тебя.
— Элай, успокойся, — строго велит Ирис, но тот саркастично ухмыляется.
— А что? Он — Александровский. «Угрожать» и «трогать» — их история.
— Не надо, — тихо шепчет Марина, сжимая руки на коленях, потом переводит взгляд на Мишу.
Его, оказывается, точно также держат, как и меня. Богдан подоспел. Мы в любом случае в меньшинстве.
— Пожалуйста. Не надо…
— Она так напугана… — тихо протягивает Артур, и Мара смотрит ему в глаза, хмуря брови.
— Пожалуйста…мои братья…отпустите их, пожалуйста…
Артур слегка улыбается и кивает.
— Их отпустят, если они перестанут делать глупости. Как думаешь, у них получится?
— Они пытаются защитить меня, но…
— Но в этом нет никакого смысла, девочка.
Марина застывает, а он вдруг добавляет то, чего не ожидал услышать никто из нас.
— Потому что я не собираюсь вас убивать. Отпустите их.
В ту же секунду захват с моей шеи пропадает, как и брата отпускают, а когда я смотрю за спину, от нас и вовсе отошли на шаг. С усмешкой.
— Если вы не собираетесь нас убивать… — начинаю я, вернув внимание на главу семейства, но он тут же перебивает.
Обращается к отцу.
— Я отниму у тебя всех детей, Петр, но я не трону их и пальцем. Мы когда-то давно договорились, а я верен своей клятве.
— Что ты задумал?
— Думаю, что ты уже понял. У меня в руках твое сердце.
Очередное «что, твою мать?!» лезет наружу, но снова остается без ответа, даже тонет под впечатлением того, что происходит дальше. Точно раненный зверь, отец вскакивает и хватает Артура за грудки, вбивая в стену, а после орет:
— ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?!
В ответ он лишь усмехается. Я холодею изнутри, чувствую, что сейчас что-то грянет, и не промахиваюсь. Через миг раздается оглушающий звук выстрела, и когда я поворачиваю голову, мой мир сносит с ног. В арке стоит…мама.
Отец медленно оборачивается, застывает. Мы тоже. Я, кажется, увидел призрака…Она ничуть не изменилась с того последнего дня, когда я ее видел. Такая же красивая, такая же гордая, и все также плачет. В ее руках пистолет, он трясется, а мама всхлипывает и еле слышно шепчет.
— Отойди от него.
— Мария…
Не знаю, что работает, как спусковой крючок, но мама снова нажимает на курок, попадая в бра на стене. Отец слегка вздрагивает, правда в основном и не замечает этого, делает шаг в ее сторону. Он как безумный, если честно, и словно нет никого больше, кроме нее. Даже если бы вокруг взрывались бомбы, он бы продолжал смотреть только ей в глаза. Но маме это не нравится. Я вижу в ней дикую боль и обиду, но, как бы это не звучало, также я вижу любовь. Она все еще любит его, не смотря ни на что, хотя это и причиняет ей еще большие страдания. Поэтому ей и требуется несколько долгих секунд, чтобы собраться и выстрелить снова. На этот раз никаких холостых — точно в цель. Она попадает ему в бедро, и отец, взвыв от боли, падает на одно колено.
Словно срывает. Она будто обретает отвагу после первой, маленькой победы, чувствует себя сильнее, делает на него шаг и снова стреляет. На этот раз в плечо. Отец хватается за него, упираясь одной рукой в пол — мама подходит еще ближе. Я теперь могу разглядеть каждую черточку на ее лице, каждую деталь, и все равно не могу поверить.