Анна Берсенева - Ловец мелкого жемчуга
Никогда у него не было ощущения, что он обманывает девушку. Даже с Зиной, которая так определенно была настроена именно на то, на что он не был настроен вовсе – на законный с ним брак, – даже с ней это ощущение не появилось ни разу. Он ничего ей не обещал – ни словом, ни взглядом, – и ее планы на его счет были ему неинтересны.
«Но я ведь и Марфе ничего не обещал, – думал Георгий, медленно бредя по какой-то извилистой улочке к Арбату. – Ни словом, ни взглядом… Да я вообще не думал, что она ко мне неровно дышит! И с чего это взяла ее мамаша?»
Но жалость и растерянность не проходили, и в глубине души Георгий понимал, что пытается обмануть самого себя. Он давно уже понял то, что так определенно высказала сегодня Мария Самойловна: что Марфа – книжная девочка, которая на самом деле знает жизнь ничуть не лучше, чем он, если не хуже, и только хорохорится, смешно и трогательно, стараясь показать ему, какая она скептичная и насмешливая. А то, что она для него совсем не привлекательна в простом женском смысле, – это он вообще понял сразу. И все-таки продолжал встречаться с Марфой, потому что ему, видите ли, интересно было с ней разговаривать, потому что она заводила его мозги и подзадоривала воображение. Как будто сам не знал, чем кончается дружба между мальчиком и девочкой! Со стороны девочки – так уж точно…
Вот в этом и был стыд, и из-за этого жалость к Марфе была такой сильной.
Когда Георгий добрался до общежития, горло у него уже болело. Все-таки он был человеком южным, не приспособленным к московской погоде.
«А к чему я тут вообще приспособлен?» – мрачно думал он, поднимаясь к себе на четырнадцатый этаж; лифт, как это часто бывало, не работал.
– Рыжий, убей меня бог, если ты не у Марфутки ночевал! – встретил его Федька.
Нет, все-таки его сосед обладал какой-то пугающей проницательностью! Ну как он догадался?
– С чего ты взял?.. – промямлил Георгий. – Ну, вообще-то…
– Ладно, не стремайся, – махнул рукой Казенав. – Нажрался, наверно, до дому дойти не мог, она и пожалела – приютила, обогрела, мамочку с папочкой не спросившись?
– А ты откуда знаешь? – хмыкнул Георгий.
– А как еще? – пожал плечами Федька. – Не Марья же Самойловна тебя пригласила. – И, помолчав, добавил: – Зря ты, Жорик, на нее время тратишь, поверь хитрому хохлу. Нет, я понимаю, это самый верный путь: женился на такой вот Марфе – и в дамках. Но ее ж не отдадут за тебя, неужели не понимаешь? Ну чего ты, чего вызверился? – сказал он, наверное, заметив, как изменилось у Георгия лицо. – Аж глазищи посерели! Прикинь: кто отдаст московскую девочку из хорошей еврейской семьи за какого-то охламона из Зажопинска? Я бы и сам не отдал на их месте. Ну, учился бы ты хоть на юриста какого или там на менеджера. А так… У ее папаши своих операторов знакомых немеряно, и каждый работу клянчит. Еще ты до кучи!
– Федька, я не сдержусь когда-нибудь… – сквозь зубы проговорил Георгий.
– И чего, рыло начистишь? – усмехнулся Казенав. – На правду не обижаются.
– Да на какую еще правду?! – заорал Георгий. – С чего вы все взяли, что я на ней жениться хочу?
– Кто это «все»? – тут же поинтересовался Федька. – Уже с мамашкой разговор имел?
– Да нет… – пробормотал Георгий.
– Значит, поимеешь, если вовремя не опомнишься, – уверенно сказал Федька. – Странный ты какой-то, ей-богу! Что, не въехал еще: таким, как мы с тобой, только на себя приходится рассчитывать. Мы эту Москву… – Он вытянул вперед небольшую, с короткими пальцами ладонь и сжал ее в кулак.
– А зачем? – тихо спросил Георгий. – А если я не хочу – так? – Он повторил Федькин жест.
– А не хочешь – какого хрена ты сюда приехал? – пожал плечами Казенав. – Или тебя сюда кто звал? С ней, как с бабой, по-другому нельзя. Она силу любит, Москва, а не творческие сопли.
– Федот, у нас заварка есть? – Георгий вдруг почувствовал усталость, и объяснять что-либо ему расхотелось. – Что-то горло болит.
– Жаль, мед весь сожрали, – сказал Федька. – Погоди, я к девкам схожу: видел вчера у них лимон, может, еще на закусь не пустили.
Глава 8
К вечеру температура поднялась под сорок и горло обложило так, что Георгий не мог говорить. О том, чтобы ехать в Таганрог, не могло быть и речи: сутки в общем вагоне – на лучшее денег не было – не выдержал бы даже его молодой организм.
Единственное, чем оказалась полезна фолликулярная ангина: она оправдывала то, что он не пошел пересдавать свой условный зачет.
– Да плюнь ты, Рыжий, – посоветовал Федька. – Условный, не условный – какая разница? В ведомость поставила – все, свободен. Тем более, законная справка у тебя. В следующем семестре разберешься. Неприятности надо осваивать по мере их поступления. Абрикосовку ей подари, и все дела. Она ж духовитая, самогонка ваша, все бабы от нее балдеют. А Регина что, не баба?
Сам Казенав домой не собирался: у него, как Георгий успел понять, были напряженные отношения с родителями. Да и работу он не хотел бросать. Теперь Федька не только расклеивал объявления, но и выполнял еще какие-то поручения своего шефа. Какие, он не говорил, а Георгий не спрашивал.
Во всяком случае, сосед целыми днями где-то мотался, и Георгий лежал в комнате один – с пылающей головой, со словно железным обручем перехваченным горлом и с тяжестью на душе.
Он не слышал, чтобы кто-нибудь стучался, и открыл глаза, только когда скрипнула дверь. Впрочем, может, никто и не стучался. Те же Лерка с Лоркой вполне могли ввалиться без стука, заявив: «Что мы, голых мужиков не видали?»
Но, открыв глаза, Георгий увидел на пороге комнаты не Лерку с Лоркой, а Марфу. Она стояла у дверного косяка, словно не решаясь войти.
– Ты не спишь, Герочка? – робко спросила Марфа, заметив, что он проснулся. – Или это я тебя разбудила? Не вставай, не вставай! – быстро проговорила она, увидев, что он садится и, прикрываясь одеялом, ищет ногой тапки.
– Да я не встаю… – пробормотал он, сообразив, что все равно придется принимать гостью в кровати: не хотелось просить, чтобы она отвернулась, пока он наденет штаны. – Сажусь просто, я ж не при смерти.
– Почему ты не позвонил? – укоризненно спросила Марфа. – Я совершенно случайно узнала, что ты болен. Зашла в деканат за документами, а там Регина разоряется по поводу твоего зачета.
– Я хотел позвонить, – прохрипел Георгий. – Только говорить не мог.
Как же его выручила эта ангина! И не только с Региной… По крайней мере, не надо объяснять Марфе, почему он не мог говорить: подразумевается, что по причине больного горла.
– А я тут гостинцы принесла болезному. – Марфа кашлянула, и голос у нее стал прежний – уже не робкий, а насмешливый. – Мед, малину, водку и таблетки с ледокаином. Они боль в горле снимают мгновенно, я сама их принимала.
