Майк Гейл - Скоро тридцать
— Забудьте про клуб, — сказала Джинни. — Давайте заедем в магазин, купим пива, поедем ко мне и просидим до утра.
Это предложение было в стиле нашей юности. Тогда, давным-давно, не ложиться всю ночь считалось чем-то взрослым, и мы всегда старались это делать. Но сколько ни пытались, мы оказывались новичками среди любителей ночных развлечений и засыпали гораздо раньше рассвета. С тех пор, конечно, я сполна выполнил план по ночным похождениям, но последний раз это было давно. Очень давно.
Гершвин и Зоя посмотрели на меня. Я посмотрел на Гершвина. Джинни посмотрела на всех нас, и мы одновременно произнесли: «Давайте!»
Путь к дому Джинни вызвал у меня кучу воспоминаний из тех времен, когда я по ночам провожал ее домой. Почти все приметы, которые я отмечал на обратном пути, сохранились: почтовый ящик на углу Этель-стрит, закусочная на Подмор-роуд и переход на Хай-стрит. Не было только огромного ветхого дома на Валентин-роуд, который снесли, и построили на его месте два новых офисных здания.
Добравшись до места, мы почувствовали себя такими голодными, что бросились обыскивать кухню Джинни и обнаружили там большую пачку чипсов тортилла и банку соуса сальса. С помощью микроволновки и тертого сыра чеддер мы устроили настоящий пир. Когда все насытились, Джинни включила музыку («Лучшие песни» группы «Уэм!»), и мы начали рассказывать друг другу истории о том, что произошло с нами с тех пор, как мы виделись в последний раз, избегая фраз вроде «А помнишь, когда…» или «А где сейчас…», чтобы Зоя не чувствовала себя неуютно. Встречаясь с Элен, я столько раз участвовал в разговорах с ее школьными и университетскими друзьями на тему «а где теперь…», что мне совершенно не хотелось доставать подобными беседами кого-то другого.
Когда я вернулся с очередного набега на кухню с пачкой печенья, коробкой сырных крекеров и пакетом замороженных вишен, Гершвин, подпевая словам песни «Клуб тропикана», попросил меня не шуметь, потому что Зоя, как она сама предсказала, уснула в кресле.
— Моя жена такая слабенькая, — сказал он, смеясь.
— Ей там удобно? — спросила Джинни. — Можешь перенести ее на мою кровать. Если я и смогу выдержать всю ночь, то у меня точно уже не хватит сил подняться наверх. — Она посмотрела на меня и шутливо пнула ногой.
— Для тебя тоже есть комната наверху, если ты не продержишься всю ночь.
— Я буду стойко сидеть до самого конца, — сказал я.
— Это точно нормально, если Зоя поспит наверху? — спросил Гершвин. — Я могу вызвать такси, и мы поедем домой.
— Не волнуйся, — бодро сказала Джинни. — Конечно это нормально.
Гершвин осторожно разбудил Зою.
— Джинни сказала, что ты можешь поспать в ее кровати. Хочешь?
Зоя кивнула, не открывая глаз.
— Ты точно не хочешь домой?
Она пробормотала что-то нечленораздельное.
— Хорошо, — сказал Гершвин, поднимая ее. — Тогда — в кровать.
— Еще не устала? — спросил я Джинни, когда Гершвин вышел из комнаты.
— Совсем нет. — Она сделала паузу. — Передай мне вишни, приятель.
Я передал ей пачку, и она съела несколько штук сразу.
— Вкуснота, — сказала она.
Глядя, как она ест, я тоже почувствовал, что проголодался, и взял крекер.
— Итак, — сказал я, хрустя им, — Иэн — хороший парень.
Я хотел сказать что-нибудь более оригинальное, но слова «хороший парень» лучше всего его характеризовали.
Она довольно улыбнулась:
— Да, это так.
— Сколько вы уже встречаетесь?
— Около двух лет.
— Но не живете вместе?
— Нет, нет, нет, — подчеркнула она. — У него свой дом, у меня свой.
— Но вы, наверное, планируете жить вместе?
— Я думала, ты программист, а не семейный консультант. Нет, я и Иэн не планируем жить вместе. По крайней мере я ни о чем таком не знаю. Нам нравится так, как сейчас, спасибо. Ладно, — вздохнула она. — Я благодарна за твою заботу о моей личной жизни, но как обстоят дела у тебя?
— Что ты имеешь в виду?
— Твоя бывшая девушка, про которую ты мне сказал в баре. Она американка?
— Ее зовут Элен. Да, она американка.
— Какая она?
— Ну, она была классная… Она и есть классная, — поправился я.
— А в чем тогда дело?
— Думаю, чем лучше мы узнавали друг друга, тем больше появлялось недовольства.
— Значит, вы были уже на той стадии, когда избегали смотреть друг другу в глаза и все такое?
— Мы решили, что будет лучше прекратить наши отношения, когда проблемы только появились, и не дожидаться того момента, когда будем что-то доказывать друг другу с пеной у рта.
— Гм. — Джинни облизнула губы. — Хорошо сказано. Ты мог бы устроиться придумывать надписи для открыток. — Она остановилась. — Итак, если ваши отношения были обречены, почему тогда ты грустишь, когда рассказываешь о ней?
— Потому что…
Гершвин, вернувшийся в комнату, прервал меня.
— Я вам не помешал? — спросил он, хитро улыбаясь.
Мы с Джинни обменялись взглядами.
— Нет, — сказал я. — Мы разговаривали о том, как потолстела твоя шея. Ты похож на бегемота, парень.
— Хватит подкалывать, — весело сказал Гершвин. — К делу.
— Какому делу? — спросила Джинни, притворяясь, что не знает, о чем речь. Она вдруг захохотала: — Знаю, все это ерунда, но я и вправду хочу просидеть всю ночь. Хорошо иногда вспомнить старые добрые времена, правда ведь?
Она открыла пакет печенья, взяла одно и поудобнее устроилась в кресле.
— Кто-нибудь встречал в последнее время остальных наших?
Гершвин и я покачали головами.
— Я получила открытку от Бев тысячу лет назад, когда еще жила в Брайтоне, — сказала Джинни. — Но я была такая плохая, что долго не могла собраться позвонить ей. А когда позвонила, она уже там не жила.
— Чем она занимается? — спросил Гершвин.
— Не знаю, она не написала. Может быть, спасением китов. Но открытка была красивая. Из Новой Зеландии.
— Вы знали Рэя, младшего брата Пита? — спросил Гершвин. — Он еще встречался с той девушкой, у которой волосы мышиного цвета. Так вот, мы с Зоей встретили ее в городе около года назад, и она сказала, что все еще поддерживает с ним контакт. Я спросил ее про Пита, и она сказала, что он женился.
— Пит? — переспросила Джинни. — Женился? Ни за что не поверю!
— И у него ребенок.
— Пит женился, и у него ребенок? — недоверчиво повторила Джинни. — Не может быть, не может быть.
— А ты кого-нибудь видел, Мэтт?
Я взял печенье и попытался вспомнить, когда в последний раз видел кого-нибудь из старых друзей.
