Кристин Риммер - Семья на выходные
Открыв глаза, он поймал на себе взгляд Алмы.
Она улыбнулась, и палата словно озарилась солнцем. Джордан позвал сестру, та вошла, записала показания приборов на доске, установленной у изножья кровати. А когда скрылась за дверью, он встал со стула и взял худую, покрытую пятнами руку бабушки.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я очень слаба. — Ее голос был едва слышен.
Каждый вдох причинял ей боль, очевидно из-за сломанных ребер. — Но чувствую себя гораздо лучше вчерашнего. — Она постаралась улыбнуться. — Можно сказать, я побывала на том свете.
— Знаю, но ты справилась. Я люблю тебя, бабушка.
— И я тебя.
На несколько минут воцарилась спокойная тишина.
— Ева здесь?
Вопрос Алмы его удивил, и он взглянул на часы.
— Скоро должна прийти. Она обещала быть около восьми, а сейчас уже половина девятого.
— Я хочу ее видеть. Наедине.
Джордан хотел спросить зачем, но решил не беспокоить лишними вопросами человека, который едва не оказался на том свете. Сейчас нужно было исполнять все желания Алмы, и раз она хотела видеть Еву…
Джордан наклонился и поцеловал ее в морщинистую щеку.
— Пойду посмотрю в приемной.
— Спасибо, дорогой.
Пройдя по коридору, он миновал дверь, отделявшую блок интенсивной терапии от остальной части больницы, и в приемной тотчас увидел Еву.
— Привет. Я уже собиралась просить сестру, чтобы она сказала тебе, что я здесь. — Она улыбалась, но как-то натянуто. Радом с ней сидел Уэсли и, стиснув кулаки на коленях, сердито хмурился. Ева посмотрела на сына, потом на Джордана.
Воинственный вид мальчишки был весьма красноречив. — Уэсли напросился поехать со мной, но ведет себя не лучшим образом. — Ева тщательно подбирала слова: если ребенок капризничает, мать всегда старается сохранить присутствие духа.
Джордан перевел взгляд на Уэсли:
— В чем дело, Уэс?
Тот даже не шевельнулся и продолжал смотреть прямо перед собой.
— Уэс?
Ответа опять не последовало. Уэсли явно его игнорировал.
От возмущения Ева чуть не задохнулась.
— К тебе обращается Джордан! — (Но тот уставился в стену.) — Уэсли!
Джордан решил наконец оставить ребенка и передал просьбу Алмы:
— Она проснулась и хочет тебя видеть. Хочет тебя видеть наедине.
— Зачем?
Джордан пожал плечами.
— Понятия не имею. Ну, иди. — Он покосился на Уэсли. — А за Уэсом я пригляжу.
Закусив губу, Ева внимательно посмотрела на Джордана.
— Хорошо. Я скоро вернусь.
Джордан сел рядом с Уэсли, который все еще внимательно изучал стену.
— Не торопись. Мы с Уэсли поладим.
Когда Ева вышла, Джордан обратился к мальчику:
— Уэс, ты хочешь увидеть бабушку Алму?
Ребенок молчал.
Сохраняя спокойствие, Джордан сделал еще одну попытку:
— Боюсь, тебя к ней могут не пустить, но я что-нибудь придумаю. Вот только вернется мама. Что на это скажешь? — Джордан чуть хлопнул его по колену, — Не прикасайся ко мне, — дернулся Уэсли.
— Уэс, я…
— Замолчи. Я с тобой не разговариваю.
— Уэс, — выдохнул Джордан.
— Ненавижу тебя.
Джордан на мгновение опешил: неужели эти жестокие слова относятся к нему? Увы, да, и он не мог пропустить их мимо ушей.
Дальше нельзя было закрывать глаза на поведение Уэсли и ждать, что все решится само собой. Нужно было что-то делать, если он хотел найти с мальчиком общий язык.
Дружеского обращения, похоже, было недостаточно. Пора было сделать решительный шаг.
Но Джордан боялся, что это ему не по силам.
Он вспомнил, как прошлым вечером Ева вызвала его на откровенный разговор, угрожая, что поднимет шум и их вышвырнут из больницы, если он не даст ей высказаться.
Джордан улыбнулся, и Уэсли это заметил. Не меняя вызывающей позы, мальчик нахмурил свои бровки.
— Пошли со мной, Уэс. — Джордан встал.
— Нет. — Мальчик выпятил нижнюю губу.
— Что ты сказал?
— Нет. — Обуреваемый гневом, Уэсли резко отвернулся от Джордана.
У Джордана не было выбора, он стащил мальчика со стула.
Сначала Уэсли остолбенел от возмущения, а потом стал извиваться и кричать:
— Отвяжись от меня! Я тебя ненавижу! Отпусти меня! Я хочу к маме.
Не обращая внимания на сочувствующие взгляды, которыми обменивались остальные посетители, Джордан прямиком направился к выходу Уэсли вырывался, колотил его руками и ногами, кричал, что ненавидит его, повторяя вновь и вновь:
— Ты мне не папа, отпусти меня.
Следуя примеру Евы, Джордан потащил мальчика к автостоянке. Утро было морозное и пасмурное. По глубокому, выпавшему прошлой ночью снегу они с трудом пробрались к машине.
Джордан быстро открыл дверцу водительского сиденья и затолкал туда мальчика, потом сел сам.
Уэсли попытался было открыть дверцу, но Джордан тихо сказал:
— Только попробуй.
Уэсли замер, внимательно посмотрел на Джордана и, верно, пришел к выводу, что лучше не перечить. Потом надулся, скрестил руки на груди и через ветровое стекло уставился на серое небо.
Джордан взглянул на ребенка, не зная, что делать дальше, но понимая всю комичность создавшегося положения. Вчера на месте Уэсли был он сам, Ева старалась до него достучаться, найти к нему ключ, вылечить те не видимые никому раны, которые он скрывал, упорно отмалчиваясь, уклоняясь от откровенного разговора.
И что он тогда ощущал? В нем боролись два противоположных чувства: он хотел, чтобы она оставила его венское, и в то же время — чтобы схватила и не отпускала, клялась никогда больше его не бросать.
— Я собираюсь жениться на твоей маме, Уэс.
Ты, я, твоя мама и Лиза будем жить вместе. Одной семьей.
Уэсли молчал. И продолжал смотреть в окно.
— Так будет, обязательно, несмотря ни на что, Уэс.
У ребенка задрожали губы.
— Можешь сопротивляться сколько хочешь, но от этого никуда не денешься. Нас четверо. И мы одна семья.
— Нет! — Уэсли повернулся к нему, маленькое личико исказилось от гнева и возмущения. — Ты мне не папа. Ненавижу тебя. Уходи! Ты злой, ты кричал на маму.
— Иногда, когда людям плохо, они кричат, Уэс.
Как ты сейчас.
— Ну и что? Ты нас бросил. Ты уехал, и я слышал, как мама плакала. Я был у ее комнаты и слышал, что она плачет. Она долго говорила с Рози, а Рози уговаривала ее позвонить тебе, но я не хотел, чтобы она тебе звонила. Я хотел, чтобы ты не возвращался, никогда не возвращался. Ты говорил, что любишь нас, но ты нас не любишь. И скоро опять нас бросишь!
— Нет. — Голос отказал Джордану. Он смотрел на мальчика и, наверное, как никто другой, понимал его чувства. Он знал, что значит быть оставленным матерью, ведь когда-то сам пережил это. Нет, я вас не брошу, — крикнул он.
— Бросишь!
