Дмитрий Веряскин - Дым. Поиск любви
– В те годы, – не отрывая глаз от дороги, говорила она, – я тоже слушала его, но сходила с ума по «Music instructor», я занималась в детстве гимнастикой, а тут вдруг break danse стал популярным, и мы с подругой пошли учиться. Мы даже выступали, -засмеялась она, – я, Светка и три парня, наш коллектив назывался «Break hand». Были популярны в городе.
– Мне бы очень хотелось посмотреть, как ты танцуешь.
– Коль, не смеши, я давно так не танцевала и не собираюсь, а вообще танцевать я люблю. От танго я схожу с ума, но сама нё умею, и партнера нет, в ДК у нас тут обучают. Видно не судьба, поэтому смотрю по телевизору.
– Я смогу быть твоим партнером, – серьезно сказал я. – Правда, я как и ты не умею и вообще танцевать я не люблю, но танго совсем другое дело.
– Не серьезно все это, – грустно сказала она.
– Вполне серьезно, – ответил я, впитывая грусть, исходившую от нее.
Показался ее дом с высокой кованой оградой.
– Приехали! – прогнав грусть, радостно говорила она. – Зайдешь? Я быстро.
– Зайду.
На пороге улыбаясь, нас встретила все та же рыжеволосая Мария Петровна. Быстро отчеканив об успехах Сережи в школе, о хорошем аппетите у него, сделала то, это.
Лицо этой стареющей женщины излучало здоровье, о котором мечтают, желают близкие, то самое – Крепкое сибирское.
– Коля, пройди, – скидывая куртку, говорила она, – Мария Петровна приготовит тебе кофе, пока я переоденусь.
– Да, конечно! – подхватила она, – проходите в гостиную, я быстро.
Оксана быстро поднялась наверх, откуда донеслись радостные возгласы Сережи. Я сел в большое кресло, ощущая уют и теплоту этого жилища. В этом доме все естественно, нет ничего кричащего, ничего такого, чтобы отделяло от других, в этом доме нет пантов, как и в тех, кто населяет его.
Сквозь резные перила я заметил шпионившего за мной Сережу.
– Привет, Серега! – сказал я. – Спускайся.
Он отпрянул от перил на секунду, опять приблизился, всматриваясь в меня. Встал с колен и решительно зашагал ко мне. Спускаясь, он не отрывал взгляда, смотрел мне в глаза. Я встал, протянул ему руку.
– Привет!
– Привет! – ответил он, сжимая маленькими пальчиками мою, по сравнению с его, огромную кисть.
– Как дела? Садись, – рукой указал я на кресло напротив, – поговорим, или ты куда-то спешишь?
– Нет, я не спешу, – садясь в кресло, ответил он.
– Как в школе дела у тебя?
– Нормально, сегодня две пятерки получил по физре и русскому. А ты надолго к нам приехал?
– Не знаю, наверно скоро уеду, а что?
– Я хотел вам показать игры, у меня есть гонки и драки.
– А вон ты о чем! Давай, если мама твоя не будет против, завтра или послезавтра, мы смогли бы поиграть. У тебя какая приставка?
– Сони, третья!
– Круто!
– Мама и бабушка мне купили, – радостно говорил он. – В нашем классе только у двоих такие, у меня и Женьки Егорова….
Я слушал его, утопая в огромных синих глазах. Он рассказывал о гонках, в которых среди его знакомых ему не было равных, сопровождая свой рассказ движением рук и ног. В этом маленьком теле работал колоссальный, мощный двигатель. Его глаза, движение рук, настоящая улыбка, энергия гипнотизировали меня. Его рассказ, не содержащий в себе чего-то глубокого, заставляющего размышлять, настолько захватывал своей чистотой, что всё вокруг теряло очертания. Только он и его слова, легко проникающие в уши, нежно касающиеся коры головного мозга, расслабляющие ее, проникающие в сердце, растворялись в нем, выделяя приятное тепло.
Вошла Мария Петровна с чашкой кофе в руке.
– Сережа, ты что взъерошил все кресло! – ставя на столик кофе, строго сказала она.
– Поправлю, – ответил он с серьезным выражением лица, поразив меня.
– Я вам кусочек сахара положила.
– Спасибо большое! – благодарил я ее.
– Дядя Коля, – подскочил он, – сейчас я принесу сюда солдатиков, покажу вам. Мария Петровна не успела опомниться, как он уже взлетел по лестнице.
– Сорванец, – сказала она, поправляя подушки кресла. – Странно, он с чужими вообще не разговаривает, даже с водителем Оксаны, Валерой, а вы так быстро с ним поладили.
– Как с ним можно не поладить? Хороший парень, – ответил я ей, выпив глоток ароматного и вкусного кофе.
Сережа с коробкой в руках, молниеносно спустился по лестнице, ставя коробку у моих ног.
– Вот! – с огнем в глазах раскрывал он коробку с сотнями солдатиков. – Тут у меня есть индейцы, русские солдаты и немцы, а еще трансформеры, – доставая их, говорил он.
– Сережа, это еще что такое? – спускаясь, спросила Оксана.
Я и Сережа посмотрели на нее, но видели абсолютно разное. Он – маму, с наигранной строгостью. Я – красивую женщину, облаченную в облегающий ее стройное тело, спортивный костюм.
– Мама, я дяде Коле показываю солдатиков, он со мной поиграет, если ты разрешишь, – говорил он сияя двумя голубыми океанами.
– Дядя Коля работает, ему некогда, – встав над ним с тем же строгим видом, говорила она.
Я улыбнулся ей: – Я найду время, если ты разрешишь.
– Ты серьезно? – не веря спросила она.
– Как и всегда.
– Хорошо, разрешаю, – улыбнулась она. – А теперь бери коробку и марш наверх.
– Дядя Коля, вы когда приедете? – радостно спрашивал он.
– Завтра если хочешь, – ответил я.
– Хочу, – подпрыгнул он.
– Тогда держи пять и до завтра.
Он пожал мне руку, закинул в коробку несколько солдатиков, поцеловал в щеку Оксану побежал наверх. Мария Петровна пошла вслед за ним.
– Быстро ты поладил с ним, – сев на подлокотник кресла, говорила она, – даже и не вериться.
– Что вы находите в этом такого невероятного, с детьми поладить, как ты говоришь, гораздо проще. С ними не нужен разум, с ними нужно говорить сердцем.
– Ты прав, – согласилась она. – Я готова!
– Еще один глоток кофе и я тоже, кстати, хороший кофе, в отличии от того, что в офисе.
– Там разве плохой? – удивилась она.
– Сказать о нем, что он плох, не сказать ничего.
– Завтра проверю, Света должна следить за этим.
– Все! – ставя чашку на столик, сказал я. – Едем!
– Едем! – радостно вторила она.
Сейчас я вижу ее совсем иной, она мне напоминает тех юных, беззаботных девочек, не познавших горечь разочарований, предательств, жесткости мира. Теперь в ее глазах не тот огонь, что был прежде, он ласково жалит пальцы рук, не давая сразу погрузиться в него. Я растираю руки, ощущая проникающее в меня тепло. Еще попытка, он жалит, но уже более ласково, я касаюсь своей груди ладонями, наполненными огнем ее глаз, слыша удовлетворенный стук сердца. Еще попытка и языки пламени целуют мои руки, я подхожу ближе, погружая лицо в самое сердце огня. Я пытаюсь погрузиться целиком в эту нежную, горячую магму, но что-то мешает мне.
