Натали Фокс - Любовь взаймы
— Да. — Она вздохнула, переводя дыхание. — И… и я не знаю, как пользоваться рацией. Я просто не представляю, что буду делать.
— Возможно, мне следовало научить тебя, и возможно, мне следовало показать тебе, где находится аптечка, — на тот случай, если тебе придется извлекать пули из моей спины, а?
Зоя подавила вырвавшийся крик, а потом почувствовала легкое головокружение, как тогда на пляже, когда море и небо слились в одно белое пятно. Она обвила руками его шею и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо.
— Ты все еще будешь утверждать, что равнодушна ко мне? — спросил Фрэнк, крепко прижав ее к себе.
— Ты негодник, — всхлипнула она, пытаясь незаметно смахнуть слезы. Ее грудь вздрагивала.
Фрэнк провел рукой по ее мокрым волосам.
— Пусть так, — согласился он. И в его тоне не было ни юмора, ни насмешки. Он не дразнил ее и не высмеивал. — Но если ты сама не признаешься в своих чувствах, я вынужден буду прибегать к обману, чтобы все выяснить.
— А… а почему… почему тебе необходимо это знать?
Теперь она выпытывала его, подстрекала сделать признание, которого так долго ждала.
Он заглянул в ее заплаканное лицо.
— Да все это потому, что ты беспокоишься только о себе и своем теле.
Ее глаза болезненно расширились — в них отразилось разочарование. Зоя ожидала большего, гораздо большего. Ее сердце забилось быстрее, и она решила вновь не попадаться в ловушку.
— Я не хочу, чтобы и тебе причинили вред, вот и все, — заявила она. — Я ко всем отношусь одинаково.
— О, дорогая, — произнес он серьезно, хотя и достаточно театрально, — я думаю, что это относится только к Фрэнку Блейкмору.
— Не льсти себе. — Она отвернулась и пошла обратно к вилле, ступая по своим же следам. Стремление наладить отношения с Фрэнком постоянно заканчивалось осознанием глубокой безнадежности. Она предоставляла ему столько удобных случаев, когда можно было все расставить на свои места, но Фрэнк всякий раз уклонялся, искусно уходил в сторону.
Зоя шла не оборачиваясь, не желая показать обиду.
— Так чего же мы ждем? — спросила она позднее за обедом.
Фрэнк сидел напротив, с безразличным видом намазывая масло на кусок хлеба. Он готовил вместе с ней, выполняя ее указания — моя посуду, например. Помощь с его стороны была существенной, но натянутость в их отношениях все еще оставалась.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Фрэнк.
— Одно лишь: наверное, тот убийца, что хочет напасть на тебя, просто сумасшедший.
— Кто сказал, что это убийца? Зоя удивленно вскинула брови.
— Ну пусть не убийца, а похититель. Мне хочется знать: каков будет твой выкуп, если найдется кто-нибудь, кто захочет спасти тебе жизнь?
Он улыбнулся.
— А ты бы выкупила?
— Заплатить, чтобы спасти тебя от опасности? А сколько ты стоишь?
— Для того, кто мною дорожит, это королевский выкуп.
— У меня нет королевского выкупа. Несмотря на то что я живу с Тео, у меня ничего нет.
— Так уж и ничего?
— Представь себе.
— Тогда тебе придется заплатить своим телом, — сказал Фрэнк.
— Оно ничего не стоит.
Его глаза внимательно следили за ней, стараясь перехватить взгляд.
— Для меня оно бесценно, — ласково возразил Фрэнк.
Слова пролились бальзамом на душу, и Зоя нервно провела языком по губам. Она хотела бы, чтобы ее сердце, а не тело, было бесценным для него.
— Итак… ты находишься в опасности… — она первая ушла в сторону от опасной темы.
— Возможно, ты права.
Зоя отодвинула тарелку и оперлась рукой о стол. Фрэнк Блейкмор остается непревзойденным специалистом по уклонению от прямых вопросов. Но может быть, таким образом он охраняет ее? Чем меньше она знает, тем лучше с точки зрения безопасности. Но она хотела, чтобы Фрэнк доверял ей.
— Почему ты настроен так легкомысленно? Почему не хочешь оседлости, не хочешь заиметь постоянный дом? — спросила Зоя.
— Именно поэтому я и бросаю все сейчас. Я не хочу больше жить этой островной жизнью. — Фрэнк встал и убрал тарелки со стола.
Зоя пристально наблюдала за ним.
— Итак, ты все это бросаешь. Я думала, что эта бумажная работа всего лишь хитрость, уловка, чтобы удержать меня здесь, прикрытие настоящей причины, объясняющей твое бегство и уединение здесь.
— Это не было хитростью. Повседневная работа — и не больше, чем нужно. Я решил изменить все, чтобы увидеть и светлые стороны жизни. Это добровольное заточение: бумажная рутина делает меня стариком. — Он налил себе кофе, поставил чашку на стол и присел.
— Сколько же тебе лет, дедуля?
— Тридцать три, но идет семьдесят восьмой. Зоя засмеялась.
— Бедненький, мне жаль тебя.
— Достаточно жаль для того, чтобы оказать старику поддержку и проявить к нему сердечность сегодня ночью? — Его голос звучал весьма многозначительно, но с долей юмора.
Ее глаза блеснули.
— Уверена, что смогу приготовить вкусное какао, и обещаю теплое одеяло.
— Я больше думаю о запахе твоей кожи и об обещании твоих ног, обвивающих меня. — Он нежно коснулся ее руки.
Его прикосновение было равносильно ожогу на коже. Всего лишь одно легкое прикосновение — и в ней вспыхнуло жгучее желание, смешанное с любовным томлением. Ее влекло к нему, и, видимо, его влекло к ней с такой же силой.
Зоя провела пальцами по его губам, легонько, но этот жест сказал все: дверь всегда открыта.
Ночь была невыносимо жаркой, и их любовная игра не походила на предыдущие. Тут был и огонь, и нетерпение, однако присутствовала и какая-то обреченность. Зоя чувствовала это, хотя сила страсти, захлестнувшей ее, и отодвинула все чувства на задний план. Разум ее был помутнен.
Когда он вошел в нее, распалив до невероятной степени любовного жара, она хотела закричать, что любит, любила и будет любить его, она хотела, чтобы Фрэнк знал, что она навсегда останется с ним, но ни слова не слетело с ее губ: горло как будто перехватило. Движения Фрэнка становились все более мощными, уносящими Зою в тайный мир наслаждения, который он творил для нее. Когда они не могли более сдерживаться, судорожно сжимая друг друга в той волшебной эйфории, когда, казалось, между ними пульсировал жидкий огонь, она прошептала только одно слово — его имя; оно печально прозвучало в ночной жаре…
Потом они лежали, горячие и влажные, на руках друг друга, и обычное после любовных утех умиротворение все не приходило. Зоя знала, что Фрэнк еще не спит, его дыхание не было глубоким и расслабленным, оно оставалось прерывистым и тревожным, как будто… как будто он был недоволен и не удовлетворен ею.
Зоя повернулась к нему, но слова еще не приходили; она поцеловала его в шею, провела руками по его телу, ожидая, что он станет заниматься с нею любовью снова и она сможет наконец сказать те слова, которые пока не сказала. Ее пальцы скользили вниз, лаская Фрэнка. Он еще бодрствовал, и это раздражало ее — она не удовлетворила его…
