Кэролайн Андерсон - Хранитель сада
— А вдруг она не сможет?
— Сможет. Я спрашивал.
— До того, как спросил меня? — Ей не удалось рассердиться. После Челси она долго по-настоящему не видела его и скучала по нему. — А что ты приготовишь?
— Лобстера. Мне сегодня подарили одного. Хочу подать его с горчичным майонезом и салатом. И может, на ужин будет приготовленный миссис Ходжес шоколадный торт со взбитыми сливками, — лукаво добавил он, зная, что шоколад ее слабость.
— Уговорил, — согласилась она с улыбкой, — только при условии, что ты разрешишь мне оплатить миссис Ходжес ее время.
— Заметано, — согласился он — слишком быстро, чтобы можно было поверить.
— Во сколько?
— В восемь.
Тогда есть еще время, чтобы уложить детей в кроватки, почитать им и пожелать спокойной ночи. Она кивнула:
— Хорошо. Спасибо. Увидимся в восемь. — Уходя, она обернулась и спросила: — А переодеваться надо?
Он рассмеялся тихим озорным смехом.
— Что ж, хорошая мысль. А тебе хочется? Вопрос напомнил ей о скудости ее гардероба после пожара.
— Это сложновато, — сказала она. — Чистые джинсы и джемпер — вот, пожалуй, и все, если не считать платья для Челси.
У него потемнели глаза.
— Было бы прекрасно вновь увидеть тебя в нем, но, если не хочешь, можешь не переодеваться.
— Так и быть, переоденусь, — бросила она с сухим смешком и ушла, а он стоял, прислонившись к дверной рамс, и на губах у него играла озорная улыбка.
Еда была вкусная. Он прекрасно приготовил лобстера, а миссис Ходжес испекла изумительный шоколадный торт с клубникой и взбитыми сливками. Ели на кухне, в углу спал Мэрфи, а на холодильнике мурлыкал Скэлли. Джорджия поглощала все, не думая о фигуре, она проголодалась после долгого дня на воздухе, а когда закончила, откинулась на стуле и улыбнулась.
— Здорово. Очень вкусно. Спасибо тебе. Он улыбнулся.
— Спасибо тебе. Приятно смотреть, когда женщина с удовольствием ест, а не просто ковыряет пищу. Я не терплю этого.
— Со мной такого не бывает. Я всегда собираюсь сесть на диету завтра.
— Зачем это делать? У тебя прекрасная фигура. Она почувствовала, что краснеет.
— Не говори глупостей, — пробормотала она.
— Какие глупости? Я вполне серьезен. Ты красивая, Джорджия, теплая, и забавная, и яркая — настоящее очарованье.
Краска еще больше залила ее щеки.
— Ты уж слишком... — тихо заметила она. — Может быть, я и забавная, но все остальное...
— И любишь спорить. Почему последнее слово всегда должно быть за тобой? — Он протянул ей руку: — Пойдем в гостиную. Я поставлю кофе, а пока ждем, можем потанцевать.
— Потанцевать? — переспросила Джорджия, шагая следом с бьющимся сердцем.
— Да, потанцевать. Он говорил серьезно.
Нет, она не могла танцевать с ним, особенно сегодня вечером, когда он такой веселый и расслабленный. Слишком опасно: можно легко поддаться его обаянию...
Мэтт включил только настольные лампы, прикоснулся к пульту управления — и комната наполнилась музыкой. Романтической, чарующей музыкой — музыкой любви.
Джорджия вдруг почувствовала себя в большой опасности...
— Иди сюда, — тихо позвал он, и она без звука растворилась в его объятиях. Спорить не было больше сил.
Она освободила свою голову от всех мыслей и постаралась насладиться танцем.
Их тела так слились, что предугадывался каждый шаг. Казалось, они плывут вместе, и она уже не знала, где кончается ее тело и начинается его. Они были одним целым, покачиваясь под страстную музыку, разделенные лишь тонким слоем одежды.
Джорджия почувствовала, как его губы коснулись ее лба. Она подняла голову, и его губы прошлись по ее подбородку и остановились на нежной коже горла.
— Такая красивая, — прошептал он у ее шеи, отогнул ворот платья, расстегнув пуговицу, и покрыл легкими горячими поцелуями кремовые холмики грудей.
Она тихонько постанывала, он поднял голову и снова прижал ее к себе. Они больше не двигались, просто стояли вместе, слушая чувственные песни и давая охватившему их пламени немного утихнуть. Наконец он слегка отстранился, и она поняла, что музыка закончилась, а она слушает неровный ритм его сердца.
— Кофе? — пробормотал Мэтт, и Джорджия кивнула, не желая отпускать его даже ненадолго.
Она пошла с ним в кухню, чтобы взять поднос, а потом они вернулись в гостиную и сели на один из огромных удобных старых диванов, стоящих вокруг камина.
— Черный или со сливками? — спросил он.
— Со сливками. — Она взяла чашку из английского фарфора, украшенную розами, и сделала оценивающий глоток. Было очень вкусно: под холодными сливками сильнее чувствовалась крепость кофе, которая наполняла теплом. — Ты налил туда спиртного, — мягко укорила она, и он озорно улыбнулся, излучая опасность, но одновременно напоминая невинного мальчика, и ей очень захотелось отбросить сдержанность и позволить событиям развиваться своим чередом.
— О чем задумалась?
Джорджия принужденно рассмеялась.
— Ни за что не догадаешься, — ответила она и сделала еще глоток. Ирландское виски, подлитое в кофе, обожгло горло.
— Это, наверное, были серьезные мысли, — заметил он тоже со смехом, и она почувствовала, как румянец опалил щеки.
— А ты не хотел бы узнать?
— Конечно. Иди сюда, а то ты очень далеко. Она поставила чашку и придвинулась ближе. Он обнял ее за плечи и прижал к себе. Голову он откинул на спинку дивана, а ноги положил на кофейный столик и легко вздохнул.
— Прекрасно, — лениво молвил он. — Чувствую себя как Скэлли: хорошо покормили, приласкали – и всем доволен.
— Остается надеяться, что собака не загонит тебя на крышу сарая, — заметила Джорджия.
Под ее ухом задрожала от смеха его грудь.
— Ты очень красивая, — тихо произнес Мэтт и пошевелился, так что ее плечи прислонились к спинке дивана, а сам он склонился над нею со странным выражением лица.
Задумчивым и грустным, но уж точно страстным.
Джорджия дотронулась до его щеки и притянула его лицо к своему.
Она решила сдаться...
Она так естественно смотрелась в его кровати и была еще более красивой, чем он представлял себе...
На ласки она не просто отвечала, а становилась необузданной, щедрой и откровенной. Его тело напряглось при этой мысли, и он повернулся от окна, чтобы снова посмотреть на нее.
Жаль было будить ее, но миссис Ходжес, наверное, надо идти домой — скоро наступит полночь. Он тихо оделся, отгоняя мысль о том, что стоит ему лишь прикоснуться к ее губам, и он окажется рядом с нею в постели и у него не будет сил сопротивляться ее притяжению.
— Джорджия, проснись, дорогая. Пора идти домой.
