Татьяна Веденская - Утро после «Happy End»
– Ну, что ты. Ну, успокойся. Я же пошутил! Все будет хорошо, – качал меня в своих объятиях он. А я теребила себя, думая, что вот, я тут пытаюсь избежать какой-то страшной катастрофы, а никому нет до этого дела, никто меня не лю-у-у-у-бит.
– Да что с тобой такое? – разозлился Костя, когда я пошла на второй круг рева. – Может, тебя облить ледяной водой?
– Обидеть художника может каждый! – насупилась я. Но на всякий случай поутихла. Зачем накручивать гайки? С Кости станется. Если психологами сказано, что человека можно вывести из истерики путем облива ледяной водой, он не постесняется и именно так и поступит. А потом еще скажет, что это было для моего блага.
– Ну, вот и славно. Пойдем-ка, я положу тебя спать, – деловито отряхнул руки мой благоверный и оттащил меня с кухни на кровать. Где, немного постояв в нерешительности, решил присоединиться ко мне. После чего мне временно стало все равно, какая такая катастрофа поджидает меня за углом и куда мне придется из-за этого переезжать. Потому что с тех пор, как я перестала «задерживаться» на работе, несколько раз в неделю по вечерам «ездить к Динке» и выскакивать из дому каждый раз, когда на моем мобильнике высвечивалось «Денис», наши отношения с Костей (во всех смыслах, включая первозданный) стали гораздо теплей. Уж не знаю, с чем это связано. Возможно, с тем, что этот момент совпал с Новым Годом, придав особую праздничность нашим постельно-домашним выходным. А может, и Динка права, говоря, что Костя вдруг понял, почувствовал, что я снова полностью его. И ничья больше. А может, просто миновал какой-то кризис, о которых так много пишут психологи.
– В семейной жизни кризисов – как в лесу сыроежек, – радостно заверила меня Дудикова, когда мы с ней обсуждали этот парадокс Константина. – Это – первый. Но ты не сомневайся, будет и второй.
– Утешила, – усмехнулась я. Кризисы – конечно, неприятная штука, но надо сказать, что внимание, которое мой муж вдруг начал на меня изливать, оказалось не только приятным, но и столь неожиданным подарком, что я грешным делом начала подумывать о том, что не так уж и плохо все, что случилось. А что? Да, с точки зрения моего грехопадения все это было ужасно, но…. Все же кончилось! А теперь мой Костик ведет себя, как ангел, спустившийся на землю. А мне же никто не мешает больше никогда его не обманывать, хранить верность и относиться вообще, как подобает хорошей жене.
– Больше никогда? – хмыкала Динка, слыша от меня подобные вещи. – Знаешь, сколько раз я такое слышала?
– Сколько? – неуверенно переспросила я. Мне было как-то неуютно понимать, что таких как я – много.
– Когда люди не могут оплатить услуг, они тоже бегают и говорят, что больше никогда не будут лечиться в кредит. И ничего – приходят и лечатся. Потому что лечиться, не заворачивая каждый раз после пилинга или эпиляции в кассу – это приятно.
– И что? – разозлилась я.
– А то! Измена – это тоже своего рода счастье в кредит, – умничала Динка. – Ты получаешь эмоции, за которые потом придется платить чувством вины. Но в самом процессе тебе так хорошо, что о последствиях просто не думаешь.
– Гадюка, – разрыдалась я. Потому что мысль, что мир устроен таким нелицеприятным образом, почему-то расстроила меня. Очень расстроила.
– Слушай, а почему ты все время ревешь? – удивилась Динка. – Стресс?
– А то! Все жду этот ваш гроб с разрушенной башней, – пояснила ей свое поведение я. Динка задумалась.
– Нет. Я тебя разную видала. И в горе, и в радости. И в большом горе, – напряженно кусала губы она. – Да о чем мы говорим! Я тебя видала, даже когда ты пыталась сдать на права.
– Я бы попросила! – моментально ощетинилась я. Дело в том, что это была слишком болезненная тема. Когда-то, когда мы с Динкой только начинали наше победное шествие по Москве, у нас была золотая мечта. Мы хотели заполучить под собственные попы по четыре колеса. Для чего ходили даже в автошколу, где нас пытались научить тормозить за двадцать сантиметров до бетонной стены, настраивать радиоприемник на нужную частоту и материться в открытое окно. Программу автошколы я прошла на ура. Хотя к непосредственно езде она и имела весьма слабое отношение. Кстати, материться в открытое окно было даже приятно. Далее следовал, собственно, экзамен, где оказалось, что мое умение строить глазки не работает, а грузный ГИБДДешник с явными признаками аритмии совершенно спокоен к женским коленкам. Единственное, что его возбуждает – триста долларов, при виде которых он дает права всем желающим. Триста долларов мне было жалко, и я решила рискнуть. Меня посадили за руль старенькой шестерки, Динку, которая была следующей, посадили на заднее сидение с еще одним любителем бесплатных прав. Дальше я лихо завела двигатель, в течение минуты умудрилась набрать скорость сорок километров в час, после чего (не сбавляя скорость) попыталась развернуться. Вылетела на встречную полосу, а дальше (по рассказам очевидцев) бросила руль, закрыла глаза руками и принялась визжать. Все, как и положено блондинке. Динка сидела с белым как снег в Альпах лицом. ГИБДДешник орал. От столкновения с летящим по встречной полосе джипом нас спасло только чудо и изворотливость водителя упомянутого джипа. Он, кстати, потом показал, что он настоящий профессионал. Он матерился из открытого окна так, что уши вяли даже у ГИБДДешника. Я была практически первой и единственной, кому он отказался дать права даже за триста долларов. Хотя Динке он их прекрасным образом продал. Так что, как сами понимаете, я не очень любила об этом вспоминать.
– А, брось. Даже тогда ты не плакала, – отбрила мои претензии Динка.
– Я тогда была в шоке. Я была счастлива, что меня выпустили из-за руля. И что этот добрый человек на встречной все-таки смог меня объехать, – пояснила я.
– Не важно. Но столько слез, сколько ты пролила в этом январе, я не видела у тебя никогда.
– Может, это совесть? – предположила я. – Все-таки, как ни крути, я очень виновата.
– Перед кем? – не поняла она. – Перед Денисом?
– Причем тут Денис? Я о Косте!
– Ну, судя по тому, как Костя скачет вокруг тебя, он более виноват, чем ты. Не знаю, правда, почему.
– Тогда что? Психология? – поникла я. В принципе, если уж быть до конца честной, то с того самого момента, что я рассталась с Денисом, я была сама не своя. Я много плакала. Я плохо спала. Мне не хотелось работать (впрочем, это можно вычеркнуть, потому что работать я вообще не любила).
– Гормональное? – предположила Динка.
– Ты что, считаешь, что я больна? – ужаснулась я. И тут же в голове заработала неумолимая логика. – А что? Если я больна, то с гробом все понятно. Старая жизнь точно кончится. И башня разрушающаяся – это подходит. Точно! Я больна!
