Миранда Ли - Мой любимый пианист
Николас и сам не заметил, как начал думать о семейных праздниках, которые наверняка неоднократно отмечались в этой самой комнате: дни рождения, юбилеи, Рождество…
Он пристально посмотрел на Серину, гадая, чувствовала ли она себя когда-нибудь виноватой за то, что сделала.
Внезапно суета над кошкой вывела Ника из себя.
— Если ты закончила возиться с этим чертовым животным, — бросил он, — то, возможно, мы могли бы вернуться к моему вопросу?
Серина поднялась и, расправив плечи, попыталась испепелить Николаса взглядом.
— Я тебе уже сказала. Фелисити — дочь Грега, а не твоя. Не могу представить, чего тебе наговорили Берт и Фрэнни, чтобы ты поверил в обратное.
— Кое-что, — выплюнул Ник. — Во-первых, выразили благодарность небесам за то, что у их сына появился хотя бы один ребенок. Похоже, свинка в подростковом возрасте равносильна стерилизации.
— Это не так, — произнесла Серина бесцветным голосом. — И я могу это доказать. Да, в его семени было мало сперматозоидов. Но все же он мог стать отцом.
— Только не музыкального гения, — отрезал Николас. — Серина, ты что, думаешь, я слеп? Сколько двенадцатилетних девочек могут играть так, как Фелисити? Сомневаюсь, что ее отцом мог быть человек, которому медведь на ухо не просто наступил, а хорошенько потоптался!
— Она еще и моя дочь, если помнишь, — возразила Серина, раскрасневшись. — У меня и самой были способности к музыке.
— Ну да, ты еле-еле справлялась с учебой.
Она уперла руки в бока.
— О, большое спасибо!
— Можешь возмущаться и иронизировать, сколько тебе угодно. Но я знаю. Фелисити — моя дочь.
— В таком случае как ты объяснишь дату ее рождения, которую, кстати, можешь проверить?! Фелисити родилась ровно через девять месяцев со дня нашей свадьбы, то есть через десять месяцев с той ночи, когда я переспала с тобой. Если ты такой гений, то, наверное, можешь сложить два плюс два. Она не может быть твоей дочерью!
Николас, казалось, ждал этого аргумента.
— Однажды я уже на это купился, Серина! — рявкнул мужчина, найдя странное успокоение в том, что его бывшая возлюбленная постепенно приближалась к истерике. — Но не сейчас! Берт и Фрэнни долго распространялись о том, какой красивой была Фелисити, когда родилась Она ведь не походила на обычного новорожденного, да? В том числе и на их сына, который родился совсем сморщенным и крошечным, как сказала Фрэнни.
Он видел, как Серина отчаянно пытается придумать, что на это ответить. И потерпела поражение.
— Она родилась позже срока, верно? — спросил он. — Гораздо позже.
— Не говори ерунды! — взорвалась Серина. — Да ни один врач не позволил бы матери перенашивать плод так долго! Он спровоцировал бы роды.
— Да, если только доктор не знал, что ты перенашиваешь. Потому что ты назвала не ту дату. А теперь дай мне догадаться. Ты ведь наверняка не делала УЗИ? Придумала какой-нибудь предлог, например, что боишься, или приплела какое-нибудь суеверие. Мне поговорить об этом с твоей матерью?
Серина скрестила руки на груди.
— Ты несешь абсолютную чушь! Не знаю, ты спятил или просто бредишь?
— Если продолжишь все отрицать, Серина, я буду настаивать на тесте ДНК. Тогда споры станут не нужны.
Серина открыла от ужаса рот и всплеснула руками.
— Ты не сможешь так поступить! Нужно мое разрешение!
— Еще как смогу, поверь мне! Все, что потребуется, — это хороший адвокат и решение суда! И тогда вскоре я заполучу то, в чем ты мне отказывала на протяжении двенадцати лет! Доказательство моего отцовства и, как следствие, возможность проводить время с дочерью!
— Не делай этого, Николас! — вскрикнула женщина, схватившись побелевшими пальцами за край стола.
— Не делать чего?
— Не разрушай жизнь своей дочери.
— Значит, она все-таки моя дочь.
Серина помолчала и прикрыла глаза, а затем вздохнула и опустила голову.
— Да, — сломленно призналась она. — Да, Фелисити — твоя дочь!
У Николаса было такое ощущение, словно его кто-то ударил. Одно дело — подозревать что-то, и совсем другое — услышать признание единственного человека, который знал правду. Он сидел на стуле, потрясенный, когда Серина наконец подняла голову и со слезами на глазах посмотрела на мужчину.
— Прости меня, Николас, — выдавила она. — Мне так жаль…
— Тебе жаль, — тупо повторил он.
— Я не хотела причинить тебе боль, правда, не хотела, чтобы все так вышло… То, что я сделала… было неправильно. Но не намеренно.
— Не намеренно, — снова повторил Николас, пытаясь вернуть контроль над своими чувствами, которые волной поднимались в его душе. Уже вовсе не ярость, нет. Ее место заняла глубокая печаль и чудовищная пустота.
— К тому времени, как я узнала, что беременна, — плакала Серина, — свадьба уже была на носу, и… и у меня не хватило смелости все испортить.
— Ты должна была сказать мне, — безразлично произнес он.
— Да. Должна была.
— Но ты этого не сделала.
— Нет.
— Ты не любила меня. Ты любила его.
И снова Серина замолчала, качая головой.
— Ты знала, что Хармон не может иметь детей, когда пришла ко мне? Ты сделала это для того, чтобы дать ему ребенка, которого у него не могло быть?
Николас видел, как потрясли ее эти слова.
— Нет! Нет! Я бы ни за что так не поступила! К тому же я тебе уже сказала, Грег мог иметь детей! Просто это было… проблематично.
— В таком случае откуда ты знаешь, что она моя?
— О, боже… — всхлипнула Серина и схватила горсть платков из ящика кухонного стола. Она отвернулась от мужчины и высморкалась.
— Я жду ответа, Серина, — напомнил Николас, с трудом заставляя себя быть терпеливым.
— Я знала с самого начала, — созналась она. — Я… я не спала с Грегом в последние два месяца перед свадьбой. Он хотел сделать нашу брачную ночь особенной.
— И как, получилось? — горько спросил Ник.
— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос.
— Ты ответишь на любой вопрос, который я задам. И сделаешь все, о чем я попрошу. Иначе ты знаешь, что произойдет. Я всем в Роки-Крик расскажу правду, и мне плевать, что с тобой будет.
— Ты бы никогда не смог так поступить. Ты не настолько жесток!
— Откуда ты знаешь? Как ты уже говорила, теперь мы совершенно не знаем друг друга.
— Чего ты хочешь, Николас? — со страхом спросила Серина.
— Это зависит от того, чего хочешь ты. Расскажи все подробно, Серина. Тогда, по крайней мере, я буду избавлен от иллюзий на твой счет.
— Я… я не хочу, чтобы ты кому-либо говорил об этом. Никогда. Я хочу, чтобы ты сохранил мой секрет. Не ради меня — ради Фелисити. И ее семьи. Ты, наверное, заметил, как сильно ее любят родители Грега. Ты разобьешь им сердце — и Фелисити тоже, — если скажешь, что мой муж не был ее отцом.
