Люсиль Картер - Всё возможно
— Кто именно? — Эмма сделала вид, что поправляет волосы, и украдкой оглянулась.
— Вон тот бородач с мощными бицепсами, что сидит у окна.
— Не в моем вкусе, — сказала Эмма.
— Вряд ли его интересует твое мнение. Такие, как он, не спрашивают разрешения, чтобы приударить за женщиной.
— К счастью, ему ничего не светит, ведь ты меня защитишь от его притязаний, — беззаботно сказала Эмма.
— Нет, не защищу. У меня же нет таких бицепсов.
— Ладно, нам пора ехать, — произнесла она, делая официантке знак, чтобы та принесла счет. — Поговорим позже о моих поклонниках.
— Упс.
— Ну что такое?
— Надо было раньше сматываться. — Питер перестал весело улыбаться. — А сейчас уже поздно. Этот крепыш идет сюда.
— Хватит шутить.
— Мне не до шуток…
— Опять ты взялся за старое, Лейден?..
Она не договорила. Неожиданно рядом с ней выросла громадная фигура. Эмма медленно подняла взгляд и уставилась на небритый квадратный подбородок, нос картошкой и маленькие злые глазки.
— Здрасьте! — сказал мужчина, пялясь в вырез блузки Эммы. — Что такая хорошенькая куколка делает в этой грязной забегаловке?
— Куколка ест, — очаровательно улыбаясь, сказала Эмма, свято верившая в то, что любые проблемы можно решить с помощью вежливых переговоров.
— А ну-ка, — громила смерил Питера уничижительным взглядом, — уступи мне место.
— А вы что, инвалид? — спросил тот, угрюмо хмурясь.
— Чего?
— Да еще и глухой вдобавок.
Эмма пнула его под столом ногой. Опять он вместо того, чтобы молчать, когда его не спрашивают, начинает задираться.
— Мы уже уходим, — сказала Эмма, поднимаясь, однако сразу же опустилась обратно на стул, так как незнакомец положил свою огромную ладонь ей на плечо.
— Поболтать охота, — объяснил он.
— Я бы с радостью, но мы спешим.
— Он хахаль твой, что ли?
— Муж.
— А почему колец нету?
Эмма посмотрела на безымянный палец Питера, затем перевела взгляд на свои руки и поспешно сказала:
— Я оговорилась. Он мой будущий муж. А кольца мы еще не купили.
— Врешь, поди.
— Шел бы ты отсюда, приятель, — не выдержал Питер.
— Это ты мне? А ну, повтори! — взревел громила, и Эмме стало ясно, что он с самого начала надеялся затеять драку.
— Не надо так нервничать, — с ледяным спокойствием произнес Питер. — А то кровь носом пойдет.
Дальнейшие события развивались столь стремительно, что впоследствии Эмма так и не смогла вспомнить все детали. Она знала только, что каким-то образом оказалась у двери, достаточно далеко от эпицентра потасовки. Заулюлюкали остальные дальнобойщики, привычно завизжала официантка, принялся звонить в полицию охранник, который едва ли доставал громиле до пояса.
— Питер, беги! — крикнула Эмма.
Однако он не собирался спасаться бегством. Питер схватил стул и что было силы запустил им в своего соперника. Стул разлетелся в щепки. Великан взревел и поднял над головой столик. Неизвестно, чем бы все это безобразие закончилось, если бы Эмма совершенно неожиданно для себя самой и для окружающих не закричала истошным голосом, потеряв от страха контроль, и не упала бы после этого в обморок…
9
— Эти женщины… — услышала сквозь легкий шум в ушах Эмма. — Такие нервные создания. Чуть что — так сразу хлопаются в обморок.
— Такая бледная да худенькая, — сказал второй голос. — Здоровье-то небось подорвано.
— А ты думал. Весь день торчит в душном офисе, на воздух выходит только на пять минут четыре раза в день — ровно столько времени требуется, чтобы дойти от дома до стоянки и от офиса до парковки.
Эмма не открывала глаз, прислушиваясь к разговору. Голоса она узнала, но не могла поверить в то, Питер Лейден и его недавний противник мирно болтают как ни в чем не бывало.
— Кажется, она приходит в себя, — сказал Питер. — Смотри-ка, щеки порозовели.
Ее веки дрогнули, а ресницы затрепетали. Эмма открыла глаза и увидела два взволнованных лица: Питер и громила дальнобойщик склонились над ней.
— Привет! Я Билл. Как себя чувствуете?
— Привет, Билл, — пробормотала Эмма. — Могли бы и раньше представиться. До того как затеяли драку.
Билл виновато улыбнулся.
— Простите, мэм. Не успел.
Эмма пошевелилась, попыталась подняться, но тут же снова упала на скамейку, на которой лежала.
Опять скамья, с грустью подумала Эмма. Хоть бы раз меня уложили спать в теплую мягкую постель.
Питер помог Эмме сесть, поддерживая ее за плечи. Он был так нежен и аккуратен, словно она была хрупкой фарфоровой куклой.
— Где я? — спросила Эмма.
— В подсобке кафетерия. Принести тебе горячего чая?
— Только чая мне сейчас и не хватает для полного счастья, — огрызнулась Эмма.
— В этом вся она, — обращаясь к Биллу, произнес Питер. — С виду милая и слабенькая, а как рот откроет, так сразу становится понятно, что спуску она никому не даст.
— И правильно, — одобрил Билл. — Как еще защищаться женщинам?
— Если бы я могла поднять стол над головой, как некоторые, я защищалась бы по-другому, — сказала Эмма.
Мужчины переглянулись.
— Я говорил, что она не сахар, — шепотом сообщил Питер, глядя на нового приятеля.
Эмма встала и, держась за стенку, двинулась к двери.
— Мы катастрофически опаздываем.
— Никуда твоя Джейн не денется, — проворчал Питер. — Ты все равно не можешь сесть за руль.
— Значит, вести придется тебе.
— Посиди спокойно хотя бы минут десять, приди в себя. Нельзя двадцать четыре часа в сутки думать о делах.
— Я была бы рада, если бы ты хоть иногда о них задумывался. — Эмма остановилась и смерила Билла ледяным взглядом. — Всего хорошего, молодой человек. Надеюсь, мы с вами больше не увидимся.
— Ну чисто змея, — удивленно пробормотал тот, когда Эмма скрылась за дверью.
— Внешность обманчива, — усмехнулся Питер. — Ты должен знать об этом не понаслышке.
Эмма добралась до автомобиля, с трудом справляясь с приступами головокружения, и обнаружила, что при ней нет сумки.
Может, ее украли в суматохе? Эмма прислонилась к капоту машины и потерла ноющий затылок: при падении она сильно ударилась головой об пол.
— Надеюсь, у тебя нет сотрясения. — Питер вышел из кафетерия и направлялся к ней.
— Твой оптимизм порой так раздражает…
— На всякий случай я отвезу тебя в ближайшую больницу. Билл рассказал, по какой дороге туда можно добраться. Будем там через полчаса.
— Мне не нужна медицинская помощь.
— Еще как нужна. Я определил это по повышенному уровню стервозности — ты сделалась совсем невыносимой после обморока.