Елена Озерова - Ноктюрн для двоих
— Включи лучше телевизор. Кажется, сейчас должно быть что-то интересненькое.
— Ты же не любишь смотреть телевизор…
Как он громко дышит! И прямо ей в ухо! Телевизор в их доме действительно включали крайне редко. Ольга Васильевна не жаловала даже новости. «И в действительности насмотришься столько всего нелицеприятного, а они еще больше настроение портят», — говорила она. Лена была солидарна с матерью — нервы лучше поберечь. Поэтому они смотрели только художественные фильмы. А хорошие фильмы стали редко показывать.
Лена сказала:
— Все равно включи.
А как еще от него избавиться? Славик вздохнул, поднялся и щелкнул кнопкой переключателя. По одной программе шел футбольный матч, по другой — какой-то западный боевик со стрельбой, их Лена терпеть не могла. По третьей показывали дискуссию на политико-экономические темы — в последнее время это стало модным. Славик нерешительно посмотрел на Лену:
— Переключить?
Она кивнула головой:
— Да… Хотя нет. Оставь.
Она сказала это больше из стратегических соображений. Политические дискуссии ее мало интересовали, но, если совсем выключить телевизор, Славик снова примется за свои домогательства, чего ей совсем не хотелось.
Славик отошел от телевизора и попробовал было снова устроиться рядом с Леной, но она капризно указала ему на место у своих ног, на полу. Он со вздохом подчинился.
На экране показывали круглый стол и сидящих за ним дядек в пиджаках и при галстуках. Дядьки были старыми, толстыми и в большинстве лысыми. Смотреть на них было скучно, а что делать! Ведущий, правда, не лысый, а с довольно приличной шевелюрой и ухоженными усами, обратился к кому-то за кадром:
— А что по этому вопросу говорят экономисты?
Лена равнодушно уставилась в телевизор. Ну что хорошего могут сейчас сказать экономисты? И вдруг в ее глазах промелькнула искорка интереса. Камера остановилась на потрясающем мужике, загорелом и синеглазом. Удивительно синие глаза — правда, может быть, это эффект телеизображения. В темных волосах импозантная седина, но вряд ли ему сильно больше сорока. Он скорее похож на голливудского актера, чем на экономиста. На Ричарда Чемберлена — Лена смотрела из-за него фильм «Спасите «Конкорд» четыре раза, а «Леди Каролину Лэм» — три.
— Кто это? — Она повернулась к Славику.
— Ты что, не знаешь? Хотя откуда — ты же политикой не интересуешься!
— Так кто?
— Магницкий. Обозреватель «Известий». Вообще-то он довольно часто выступает, считается признанным авторитетом.
Голос у Магницкого был низкий, глубокий и спокойный. Такой голос должен быть у врача-психотерапевта — послушает пациент запись, и сразу станет легче. Лена слушала, что он говорил, но ничего не понимала. Экономика всегда была для нее темным лесом.
Хлопнула входная дверь.
— Ленок, ты дома?
— Мама!
Лена спрыгнула с дивана и побежала в прихожую. Ольга Васильевна поцеловала дочь в щеку и отдала ей объемистый пакет:
— Вот, зашла по дороге в магазин и купила креветок и пива. Устроим вечером пивной праздник! Тем более что и повод есть.
— Какой?
— Так сразу я тебе и сказала! Вот сварим креветки, откроем пиво — тогда все и выложу. Грандиозный повод! Можно было бы и шампанского по такому случаю, но я решила — пусть будет пиво.
Лена благодарно посмотрела на нее. Какой там «повод»! Просто мама весь месяц старается ее как-то развлечь, все время приносит что-то вкусненькое, самое ее любимое. Только развлечения не получается.
— Ах да! — внезапно вспомнила Лена. — Сегодня опять звонил какой-то мужчина.
— Интересно! — Ольга Васильевна насмешливо вскинула брови: — Неизвестный поклонник?
— Почти. Некто Скакунов из «Вопросов истории». Хотел поговорить с тобой о деде. Его интересовало творческое наследие Василия Андреевича Александрова.
По лицу Ольги Васильевны пробежала тень:
— Ты сказала ему, что в семье не сохранилось никаких архивов?
— Разумеется. Он все-таки хотел бы переговорить лично с тобой.
Ольга Васильевна тяжело вздохнула:
— Хорошо. Хотя ничего нового я ему не скажу.
Она устало опустилась на стул, скинула туфли и тут заметила стоящие под вешалкой Славиковы ботинки.
— Ты не одна?
— Славик зашел.
Ольга Васильевна вздохнула:
— Ладно, неси пакет в кухню, а я пойду с ним поздороваюсь.
Лена помчалась поставить пиво в холодильник. Четыре бутылки «Хольстена», две «Баварии», ого! Ну они и напьются сегодня! Креветки — крупные, как раки. Здорово! Надо сразу поставить воду, чтобы они поскорее сварились, она гремела посудой в кухонном шкафу, как вдруг услышала отчаянный крик Славика:
— Лена! Скорее!
Она рванулась в комнату. Ольга Васильевна лежала на полу без сознания. Славик стоял на коленях возле нее, придерживая ей голову.
— Мамочка! Что случилось? Мамочка!
Славик, сам весь белый от страха, объяснил:
— Она вошла в комнату, вдруг побледнела и стала медленно сползать по стенке. Я подхватил. Вызвать «скорую»?
Лена энергично мотнула головой:
— Нет, не надо. Перенеси маму в спальню, сможешь?
Когда Ольгу Васильевну уложили на кровать, Лена достала из аптечки таблетки, растворила их в воде и дала выпить приходящей в себя матери. Ольга Васильевна открыла глаза. Лена повернулась к Славику, наблюдавшему за этой процедурой:
— Уходи.
Славик переминался с ноги на ногу.
— Но я… Может быть, надо чего-нибудь?
— Уходи, слышишь! — раздраженно сказала Лена. — Немедленно!
Славика как ветром сдуло.
Лена склонилась над Ольгой Васильевной:
— Мамочка… Я здесь, это я!
— Выключи… — Голос ей явно не повиновался, слова были еле слышны.
— Что, мамочка?
— Выключи… телевизор…
2
На этот раз она увидела себя лежащей в своей собственной девичьей постели. Сквозь незадернутые шторы в комнату проникал скупой свет неяркого осеннего утра. Она обвела глазами комнату. Знакомые предметы — старинный платяной шкаф светлого дерева, маленький резной столик у изголовья — виделись нечетко, размыто, словно она смотрела на них через грязное стекло. Было сыро и холодно, одеяло почему-то совсем не грело. Она попробовала пошевелиться — это и не одеяло вовсе, она вся окутана липкой плотной паутиной.
Она попыталась приподняться — что-то невидимое не пускало ее, не хватало воздуха. Внезапно она поняла — кровать находится в стеклянном саркофаге. Страха почему-то не было, хотелось только поскорее освободиться. С невероятным усилием она выдернула из паутины руку и подняла ее, думая ощупать стекло. Пальцы коснулись стекла и прошли сквозь него. Саркофаг исчез. Она провела руками по всему телу — паутина тоже словно растворилась. Теперь можно встать.
