Иосиф Гольман - Авдотья и Пифагор
Наташка похлюпала носом, высморкалась и успокоившись, продолжила свое куаферское дело. Впрочем, обычное спокойное расположение духа к ней так и не вернулось. Дуняша расстроилась и за подругу, и немного за себя: обычно именно она искала в салоне душевного утешения.
– Слушай, может, у тебя какие проблемы? — осторожно спросила она.
– Особых нет, — вздохнула Наташка. — Разве что неудачно сходила на вечеринку.
– В каком плане? — не поняла подруга.
– Ты Ленку Демакову помнишь?
– Из «В» класса?
– Точно.
– А разве ты с ней контачишь? — удивилась Дуняша. — Она в школе сильно шалавистая была.
– Она и сейчас такая, — невесело усмехнулась Наталья.
– А как ты с ней оказалась?
– Случайно встретились в кафешке. Слово за слово… знаешь, интересно пообщаться с тем, кого не видел четыре года.
– Интересно, — согласилась Дуняша. — А при чем тут вечеринка?
– За соседним столиком сидели три парня, довольно приличного вида. Веселые, спортивные. Ну, Демакова была в ударе.
– Она умеет, — согласилась подруга.
– Короче, когда стали прощаться, уже на улице, они потащили ее в машину. Ленка сопротивлялась, но как-то не очень резко. Я стояла как идиотка. Полицию звать — они вроде как ржут вместе с Ленкой, бросить ее одну — не по-человечески. В общем, села с ними.
– Господи, — напряглась Дуняша, уже представляя, что будет дальше. — А сбежать нельзя было?
– Они прямо во двор заехали, уже где-то под Москвой. В машине вели себя нормально. Знаешь, просто неудобно ни с того ни с сего орать.
– Согласна, — вздохнула Дуняша. — Но лучше уж орать.
– Теперь я тоже так думаю, — согласилась Наталья. — Они нас только утром выпустили. А ночью еще двоих, таких же упырей, вызвонили, сделали друзьям подарочек. — В Наташкиных глазах сверкнули слезы.
– Наташка, милая моя! — расстроилась, сама чуть не плача, Дуняша. — Слушай, тебе денег не надо? Мне сегодня Станислав Маратыч от щедрот отвалил.
– Спасибо. Я Валентина напрягла, он не знает, по какому поводу. Анализы сдала. Слава богу, вроде без последствий пока.
– Господи, какие же твари! — Обычно спокойная Дуняша была вне себя от злости на подлецов и боли за подругу.
– Да уж, — потихоньку успокаивалась Наталья. — Не дай бог тебе, Дунька, такое испытать.
Вот теперь заплакала Дуняша. Да как! Наталье пришлось поплотнее прикрыть дверь в кабинет — на Рублевке и стены имеют уши.
– Что с тобой, Дунь? — склонилась она над подругой. — Что случилось?
– Я — испытала, — ответила та.
Наталья все поняла сразу.
– Когда? И почему в себе держишь?
– Помнишь день рождения Марата? — тихо спросила Дуняша.
– Конечно. С настоящим джазом, круто было. Я впервые такое видела. Вы тогда вроде поссорились с Пифом, и он ушел раньше.
– Мы не ссорились. Его Маратов отец послал за какими-то лекарствами. Вы танцевали в большом зале, а Марат меня позвал показать журналы по дизайну.
– Марат? — ужаснулась подруга. — Он тебя изнасиловал?
– Мы зашли в комнату, он закрыл дверь и стал приставать.
– А ты?
– Понимаешь, все, как ты говоришь. Орать было как-то дико, к тому же… он не то чтоб мне сильно нравился, но на него все девчонки обращали внимание, ты ведь помнишь. Я сказала ему, что не хочу так.
– А он?
– Он проверил замок на двери, — усмехнулась Дуняша, — а потом просто бросил меня на пол, на ковер. Я в ту комнату до сих пор заходить не могу. Тошнить начинает.
– Ужас, — прокомментировала Наталья. — Вот же скотина!
– Он очень сильный, ты не представляешь просто. Было ужасно больно, обидно и противно. А еще я боялась, что вернется Пиф и они друг друга поубивают.
– И ты никому не рассказала?
– Нет. Проревела у них в туалете. Потом Марат на отцовской машине отвез меня домой и по пути сделал предложение.
– Романтично, — оценила подруга. — А Пиф так ничего и не знает?
– Нет, конечно. Зачем ему лишние страдания?
– А я думала, ты все же Марата любила, ну, хоть немного.
– Я его боялась. Всегда боялась. Он мне тогда сказал, что, если я за него не выйду, Пифу меня тоже не видать.
– Вот скотина, — повторилась Наталья. — А его отцу ты ничего не говорила?
– А он, похоже, был в курсе, — вздохнула Дуняша. — У них же Семья, один за всех и все за одного. Даже если все решат кого-нибудь грохнуть. Или трахнуть, — невесело закончила она.
А Наталья тем временем явно сменила настрой.
– Знаешь, что было, то быльем поросло. Я думаю, тебе надо постараться выбросить все из головы.
– А ты тех подонков выбросишь? — спросила Дуняша.
– Они мне замуж не предлагали, — мрачно пошутила подруга. — Все-таки у тебя — другой случай. Марат тебя всегда любил и сейчас любит, просто он — завоеватель по жизни.
– А ты б согласилась с Маратом жить? — вдруг спросила Дуняша.
– Ну, если б ты не была моей подругой! — рассмеялась Наташка. — А что, я люблю «Мерседесы», виллы и миллионы.
Их содержательную беседу прервал звонок Натальиного телефона.
– Алло, — ответила Наташка и, хитро улыбнувшись, передала трубку Дуняше.
– Привет! — сказал Пиф.
– Привет! — обрадовалась Дуняша и одновременно испугалась: Пиф должен был звонить только в экстраординарных случаях.
– Я нашел для нас место, — спокойно сообщил собеседник.
– В Таиланде? — улыбнулась Дуняша. — Всю жизнь на курорте?
– Еще хлеще, — многозначительно пообещал Пиф. — Приеду — расскажу.
– Я боюсь, — вдруг сказала Дуняша. — Может, пусть все остается как есть?
– Не-а, — не согласился он. — Как есть — ошибка. Приеду — мы ее исправим. О’кей?
– Не знаю, — честно ответила Дуняша.
В трубке зазвучали короткие гудки.
Она отдала телефон подруге.
Пиф больше не перезвонил.
Верно говорят, что с друзьями беда уменьшается вполовину. Почти пять часов провела Дуняша с Натальей (и обеим стало гораздо лучше, чем до встречи), а уезжала не только умело причесанная и подкрашенная, но и гораздо более спокойная, чем приехала. Не то чтобы что-то решила, это еще только предстояло, просто как будто в мороз согрелась.
Вышла с Натальей ко входу — к машине. И пожалела: за рулем длинного «мерса» вместо Никандрыча сидел Иван Озеров, который с большим интересом оглядел Наташку.
Наверняка доложит Марату.
И даже если ее телефон не начнут прослушивать, все равно Дуняшин страх станет еще на некую единицу измерения больше.
Но это будет не сегодня. А сегодня она — причесанная, накрашенная и красивая. Должна же быть какая-то радость в жизни у привлекательной и состоятельной женщины двадцати двух лет?
