Георгий Ланской - Звезда второго плана
– Не кисни, – весело посоветовала она напоследок. – Жизнь полосатая. У тебя не все так плохо, как ты думаешь. Поверь, бывает хуже!
Куда еще хуже?!
Дима сдвинул брови, вспомнив бывшего подопечного всемогущего продюсера Люксенштейна – Владика Голицына, носившего в жизни куда менее громкую фамилию. Стоило Владику не угодить Люксенштейну, как тот легким движением руки сбросил певца с эстрадного олимпа. И все! Карьера кончилась в одночасье. Не стало песен, не стало клипов, ротации на радио, записей на телевидении. Владик записал еще пару альбомов, которые с треском провалились, и канул в Лету. Последнее, что Дима слышал о нем – что он поет в ночных клубах свои старые хиты…
Дима подумал, что Владу все-таки легче. У него осталась хотя бы злоба, в то время как у него самого – отчаяние, страх и перспектива остаться в долговой яме навечно.
Оксана Люксенштейн нашла строптивого певца достаточно быстро. Вдова продюсера вела дела без всякого понимания, однако считать умела. Когда Димка прервал свой тур по сельским клубам, она, сопровождаемая двумя громилами, прилетела в квартиру с кипой бумаг.
– Значит, так, дорогой мой, – жестко сказала Оксана, подсовывая ему парочку документов. – Муж вложил в тебя больше шести миллионов. Согласно документам ты не отработал и половины. Квартира, в которой ты живешь, тоже теперь моя. И что мы с этим будем делать?
– Что делать? – переспросил Димка, глядя на телохранителей с одинаково тупыми свиными глазками, наблюдавшими за ним с плотоядным интересом. Оба напомнили ему картинку из учебника биологии, где неизвестный художник изобразил питекантропа.
– Как это – что? – изумилась Оксана. – По документам, у тебя контракт еще на три года. Нет, если желаешь – можешь расторгнуть его хоть сейчас, я согласна! Но по условиям договора ты выплатишь мне не только оставшуюся сумму, но и неустойку в трехкратном размере.
Димка икнул.
Питекантропы ухмыльнулись, словно представив, как их мощные челюсти перемалывают тонкие Димкины косточки.– Но у меня нет денег, – промямлил он.
Оксана покачала головой с мнимым сочувствием.
– Какая жалость, – холодно сказала она. – Ну, тогда отрабатывай. И без капризов. На следующей неделе поедешь в Сибирь. Потом на Ставрополье.
Ее глаза смотрели жестко и зло.
Дима, привыкший видеть в ней бесхребетную мямлю, у которой никогда не было собственного мнения, поразился произошедшими переменами. От бывшей манекенщицы с нежным овалом лица и зовущими губками не осталось и следа. Перед Димкой сидела хищная тетка с агрессивным макияжем и короткой стрижкой, со сжатыми в тонкую нить губами. И даже голос, тихий и мелодичный в прошлом, изменился: Димке казалось, что она не говорит, а каркает.
А может, она всегда так говорила? Кто с ней общался раньше? Кем она была? Слишком незначительной фигурой в империи Люксенштейна, чтобы влиять на дела, однако слишком уважаемой, чтобы позволять с нею какие-то вольности. За те два года, что Димка грелся под крылом продюсера, он встречался с Оксаной лишь пару раз, да и то мельком.
Он хмуро кивал, соглашаясь с новыми требованиями. Сибирь так Сибирь, лишь бы сейчас убралась прочь. После ухода властелинши он малодушно порадовался временной отсрочке: команда все-таки разбежалась, чтобы найти новых музыкантов, требовалось время. Вечером Оксана позвонила и решительно заявила:
– Группа – это дорого. Поедешь один. Ну, с администратором.
– А музыканты? – изумился Дима.
– С фонограммой поедешь. Делов-то. И смотри, чтобы без фокусов! Впрочем, я к тебе охрану приставлю, а то опять слиняешь.
Дима сдался и поехал в Сибирь, отработал двенадцать концертов за девять дней и вернулся в Москву, выжатый как лимон. Воспользовавшись паузой, он напился и пропустил начало гастролей в Ставропольском крае. Лежа на диване, он поминутно ждал расправы.
На его счастье, мадам Люксенштейн уехала отдыхать куда-то в Париж, отключив телефоны. Димка радовался, на звонки не отвечал, бегал по клубам, пил и делал глупости. То, что произошло потом, совершенно выбило его из колеи. Он с ужасом ждал возвращения Оксаны, подумывая о побеге из Москвы навсегда.
Обращаться к Егору было неудобно: тот и так дважды пристраивал его на эфиры в свое музыкальное шоу, исключительно по дружбе. Оксана оплачивать эфиры не хотела. Большего на тот момент Егор сделать не мог.
Почти на всех каналах уже шли записи новогодних программ. Диму не позвали никуда.
Запершись в квартире, он рыдал целыми сутками, не зная, как жить дальше…
Что-то холодное прижалось к его руке.
Дима подскочил и увидел Егора, который, усмехаясь, протягивал ему банку пива. Поглощенный своими думами, певец совершенно забыл о друге.
– По пивасику? – предложил Егор.
Дима нерешительно открыл пиво и поднес к лицу. Запах показался отвратительным. Его мутило. Отставив банку, он пулей пронесся к туалету, где его вырвало. Спустив воду, Дима потом еще долго умывался, чистил зубы и даже сунул голову под кран, стараясь оттянуть момент возвращения в гостиную.
Вернувшись, он с отвращением посмотрел на набитую окурками пепельницу, позеленел и, зажав нос, отнес ее на кухню, где бросил окурки в мусорное ведро. Поставив пепельницу под кран, Дима мужественно терпел отвратительный запах мокрого пепла и табака, потом насухо вытер пепельницу посудным полотенцем и зачем-то понюхал руки. Пальцы пахли помойкой. Дима облил их жидким мылом и стал ожесточенно тереть друг о друга, поминутно поглядывая в сторону гостиной. Егор все не уходил, тянул пиво из банки и молчал.
– Что происходит, а? – спросил он совсем другим тоном, по-человечески, и от этого дружеского участия Диме на миг стало тепло.
Он судорожно вздохнул и одним махом рассказал все перипетии своей новой жизни, в которой так много места занимала Оксана Люксенштейн.
Егор слушал молча, прищурившись.
Диме казалось, что его черные глаза пронизывают все насквозь.
Когда он закончил, Егор, задумчиво поболтав полупустой банкой в воздухе, сказал с хорошо рассчитанной небрежностью:
– Но это ведь еще не все, верно? Оксана, конечно, проблема, но с ней можно справиться.
– Как ты с ней справишься? – взвыл Дима.
– Уж поверь, я что-нибудь придумаю, – жестко сказал Егор. – В конце концов, «Индиго» тоже участвовало в твоем становлении, и у Оксаны есть перед нами обязательства.
– Только «Индиго» на меня наплевать, – горько заключил Дима. – Никто из них мне ни разу не позвонил.
– Не позвонили – так позвонят. Есть у меня одна мысль. Но сейчас речь не об этом. По-моему, ты чего-то недоговариваешь. Ведь не в одной Оксане дело? Давай уже, колись!
Димка с сомнением посмотрел на Егора, размышляя, стоит ли говорить, в какой ситуации он оказался. Но он не знал, как выпутаться из нее самостоятельно!
