Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э.

Но далеко уйти не успеваю, потому что когда открываю дверь, то же самое делает и Дэниел.

Я вздрагиваю, он тихо ругается себе под нос.

— Прости, я разбудил тебя? — спрашивает он.

— Нет, я просто не могу уснуть. Ты что... — я прищуриваюсь в темноте и опускаю взгляд на его босые ноги. На нем нет обуви, значит, не уходит. — Не спится? — спрашиваю я вместо этого.

— Нет, а еще захотел пить, — пусть сейчас и темно, но клянусь, я чувствую, как его взгляд скользит по мне. — Это полотенце?

— Да, я иду плавать. Решила, раз все равно не сплю, лучше что-то сделать, чем просто лежать. Хочешь присоединиться? — я переминаюсь с ноги на ногу.

Приглашать его туда, куда обычно хожу одна, не в моих правилах. Особенно когда из всех возможных людей речь о Дэниеле. Тело и разум реагируют на него иначе, и я не уверена, нравится мне это или нет.

Тишина обволакивает нас, и я уже думаю, что он подбирает слова для вежливого отказа, пока не произносит:

— Я лучше посмотрю на тебя.

— Не чувствуй себя обязанным. Я могу задержаться долго.

— Тогда как раз хорошо, что на выходных у меня нет планов. И это не обязанность, я хочу быть с тобой.

Сердце трепещет.

— Ладно.

Мы идем бок о бок в комфортном молчании. Есть что-то удивительно приятное в том, чтобы быть с ним. Нет нужды заполнять паузы, и он не заводит пустые разговоры только ради того, чтобы я говорила.

Я не чувствую тревоги и не переживаю о том, что молчание заставляет его нервничать. Мама, Брайсон, Кристиан Новак и многие другие не раз отпускали комментарии по поводу моей нелюдимости и нелюбви к светским беседам. Все они сходились в одном: мое «вечно недовольное выражение лица» отпугивало людей.

Он берет бутылку воды, и мы выходим наружу. Дэниел садится на край бассейна, опуская ноги в мелководье. Несмотря на подсветку, я не вижу его лица, но не могла не заметить колебания, когда мы только выходили. Или то, как настороженно предупредил быть аккуратнее, когда я клала вещи рядом.

Плавание – моя вторая натура, но во всем остальном я беспомощна.

Я могла бы составить список всего, в чем безнадежна, и ему не было бы конца. Но в самом верху этого списка всегда были люди. Я никогда не знаю, что сказать и как выразить то, что хочу.

До сих пор не понимаю, как Ви и Пен все еще со мной общаются, но этот вопрос можно отложить.

Но почему я сижу рядом с Дэниелом, хотя это может ужасно плохо кончиться, загадка. Я знаю, что что-то не так. Чувствую его напряжение, краем глаза вижу, как перебирает пальцами край полотенца. Он тоже смотрит в воду и молчит.

Хочу спросить, что случилось, но вдруг он ответит, а я не смогу ничего сказать? Большинство людей никогда не делятся со мной проблемами, но Дэниел не большинство.

— Если хочешь помочь мне, придется позволить помочь и себе, — наконец произношу я после нескольких минут тишины.

— Что?

— Если собираешься помогать мне с проблемой, я могу помочь с твоей. Даже не смей нести чушь про то, что ты слишком занят и не можешь взять на себя обязательства, если так, можешь вообще не помогать.

Это было слишком резко? Черт, я уже все испортила.

— С моей проблемой? — в его голосе слышится усмешка.

Я облегченно выдыхаю.

— С неумением плавать.

— Тебе не нужно тратить на меня время, да и это вовсе не обязательно. Я обычно не лезу в воду, так что вряд ли когда-нибудь... утону, — его голос звучит сухо.

— Тогда я не хочу твоей помощи.

Он слегка разворачивается ко мне.

— Не будь такой. Клянусь, я не стою ни времени, ни хлопот.

— Я не та проблема, которую нужно исправлять, но вот ты здесь, по какой-то причине пытаешься починить то, что не чинится.

Он протягивает руку и накрывает мою ладонь своей.

— Я здесь потому, что, вопреки убеждениям, ты не проблема и не сломана. Я не пытаюсь тебя «исправлять». Просто хочу, чтобы ты знала: я рядом. Как друг, как человек, как... кем бы ни захотела меня видеть. Я здесь ради тебя, Джозефина. Кто бы или что бы ни заставил думать иначе, они ошибались.

В груди будто колет, так резко, что перехватывает дыхание.

— Поверь, — отчаянно добавляет он.

Я отвожу взгляд, потому что Дэниел не видит и не понимает, что я действительно безнадежна. Через несколько недель он сдастся и решит, что я того не стою. Знаю, что не стою.

— Ты должен позволить мне помочь. Неважно, зайдешь ли в воду или нет. Важно уметь плавать.

— У меня нет времени...

— Но на меня он есть? — я ошарашена собственными словами: никогда бы не подумала, что произнесу это вслух.

— Да, — отвечает он без раздумий.

Дыхание перехватывает, и клянусь, сердце опускается куда-то в районе пят.

— Дэниел... — я убираю руку, оставляя его ладонь на бедре, и накрываю своей. — Пожалуйста, позволь тебя научить.

Его взгляд опускается на наши руки, он сглатывает, прежде чем снова встретиться со мной глазами.

— Хорошо, я весь твой.

Он мягко сжимает мое бедро, и по коже бегут мурашки. Прежде чем поддамся странным мыслям, я отстраняюсь и отпускаю его руку. Не позволю себе принять доброту за нечто большее.

В конце концов, Дэниел едва не стал свидетелем моей смерти, и я знаю, что он просто проявляет участие.

— Ладно, я немного поплаваю, — я создаю между нами дистанцию и иду к глубокому краю.

— Я останусь здесь, наблюдая за тобой, Джоз, — я слышу улыбку в его голосе, прежде чем ныряю.

На следующее утро я нахожу комнату пустой. Я знаю, что на кровати спали, хоть она снова аккуратно заправлена, но все остальное осталось точно таким, как я показала. Единственное, чего не было прошлой ночью, это стикера, лежащего на середине кровати.

Когда я поднимаю его и читаю, сердцебиение вновь учащается.

Я рад, что ты осталась жива, Джоз!

16

Дэниел

La Patrona³⁰ : Hola mijo como estás? Sé que estás bien ocupado, pero nomás quería saber cómo estás? Te extraño mucho y espero que estés bien³¹.

Ком в горле растет, пока я перечитываю сообщение от мамы еще и еще раз, пытаясь понять, что именно хочу ей ответить.

Я не виделся и не разговаривал с ней и отцом с Рождества. Игнорировать родителей гадко, но я не могу выносить саму мысль о том, что творится у них в голове, когда смотрят на меня или пытаются поговорить. Не то чтобы я сильно переживал об отце, он со мной почти не говорит, но когда уж открывает рот, мы тут же сцепляемся рогами, и любая мелочь оборачивается ссорой.

От этой мысли комок будто срывается вниз и обвивается вокруг горла, затягиваясь петлей.

Чье-то похлопывание по плечу заставляет меня вздрогнуть. С коротким выдохом я набираю лаконичное сообщение и засовываю телефон в шкафчик.

Энджел стоит рядом, уже переодетый для утренней тренировки.

— Не думай, что получится отвертеться. Мы все равно поговорим о произошедшем в пятницу.

— Не о чем говорить.

Я натягиваю форму, стараясь не замечать его пристального взгляда.

Он недоверчиво фыркает, скрещивает руки на груди и лениво облокачивается на соседний шкафчик.

— Не о чем? А имя Джози тебе ничего не напоминает?

— Мы просто друзья.

Друг, который умудряется одним своим присутствием возвращать мне ощущение самого себя прежнего.

Он снисходительно усмехается.

— Вы танцевали почти час, и не делай вид, будто ты не рванул к ней домой только потому, что она забыла какую-то ерунду. И что же это было, напомни?

В свое оправдание могу сказать: я думал, это действительно важно. Я видел, как Пен переживает из-за подобных мелочей, но теперь понимаю, что Джози, по большому счету, все равно. По крайней мере, в следующий раз я буду знать.

Краешки губ предательски дергаются в легкой улыбке.

— Так ты еще и засекал время нашего танца?