Не обмани меня (СИ) - Сергеева Марианна

— Больше, чем кажется на первый взгляд. Я серьёзно отношусь к вашей дочери.

— Вы сделали из неё любовницу и содержанку. Поймите, ни один родитель такого не потерпит.

— Полина Юрьевна, ваша дочь не любовница. У нас серьёзные отношения. И если она захочет остаться со мной, я буду с ней.

Захожу и сажусь рядом с Андреем. С тревогой всматриваюсь в мрачное лицо мамы. Предлагаю ей чай, но она отказывается.

— Ты понимаешь, почему мы здесь? — отчитывает меня строгим голосом. — Нам позвонили из деканата, сказали, что тебя вторую неделю нет на занятиях. Мы не смогли тебе дозвониться. В общежитии тебя тоже не видели вторую неделю. Света внятно нам ничего объяснить не смогла. Ты понимаешь, как нас напугала?

После её слов я вспоминаю, что мой разряженный телефон уже несколько дней валяется на тумбочке в спальне. Моё небрежное обращение с этим средством связи не первый раз играет со мной злую шутку.

Вообще-то последний раз мы созванивались с родными в прошлое воскресенье. И они бы не всполошились, если бы не этот странный звонок из деканата. Странный, потому что родителей прогульщиков у нас начинают оповещать только по итогам аттестации, если студент пропустил не менее половины занятий.

— Извини, мамочка, я не хотела вас напугать! — всё-таки, с моей стороны это было безответственно — забыть обо всём на свете.

— А потом ещё этот мальчик в деканате сказал, что тебя тут чуть ли не силой удерживает взрослый мужик, — мама косится на Стогова, — и тебя срочно нужно спасать. Как же ты могла, Ульяна? Приезжала домой, врала. Мы же тебе доверяли! — голос мамы полон укора и разочарования. Её слова попадают в цель, вызывают во мне растущее чувство вины.

— Я не врала, просто боялась признаться. Андрей ведь старше! И я не бросала учиться. Только последнюю неделю пропустила, но я всё догоню! — начинаю горячо оправдываться.

— Полина Юрьевна, наши отношения не помешают Ульяне получить образование. Её пропуски — случайность, и мы такого больше не допустим, — мужчина находит мою руку, переплетает наши пальцы и с ободряющей улыбкой смотрит на меня.

— Обещаю, мамочка! — с надеждой вглядываюсь в мамино лицо.

Но она скептически морщится на моё заявление и снова обращается к Стогову:

— Вы не понимаете, Андрей. Мы приехали забрать дочь. Я с вами сейчас говорю только для того, чтобы вы оставили её в покое, пока не испортили ей жизнь окончательно.

— Вашей дочери девятнадцать. Она совершеннолетняя и сама может решать, как ей поступить, — возражает Стогов.

— Наша дочь находится на нашем содержании. И пока это так, решать, что для неё лучше, будем мы, — посчитав на этом разговор оконченным, мама поднимается с дивана. — Нам пора. Ульяна, пойдём.

Но я только сильнее прижимаюсь к моему мужчине:

— Мама, я не поеду. Как ты не понимаешь? Я люблю его, — едва признание срывается с моих губ, чувствую, как рука Андрея крепче сжимает мою руку.

— Ладно. Посмотрим, насколько хватит твоей самостоятельности, — мама многозначительно понимает бровь и направляется на выход.

Стою у подъезда в обнимку с Андреем и смотрю вслед отъезжающему серебристому внедорожнику. Не знаю, как маме удалось уговорить отца не пытаться больше забрать меня. Они долго разговаривали у машины. Несколько раз отец порывался подойти к нам, но в итоге мама убедила его оставить всё как есть.

Однако теперь родители решили дать мне в полной мере проявить себя в качестве самостоятельной личности. Иными словами, обеспечивать себя отныне я должна сама, раз уж я, как выразился Стогов, совершеннолетняя.

Андрей мягкими, утешающими движениями ладони гладит меня по спине.

— Знакомство с родителями не удалось, да? — спрашивает полушутливо, но в его голосе слышится сочувствие.

— Они меня не простят, — грустно вздыхаю в ответ.

— Они тебя любят, — возражает Стогов, — со временем всё наладится.

— Мама сказала, что я твоя любовница и содержанка, — признаться, эти её слова сильно задели меня. Возможно, потому что есть в них определённая доля правды.

Мужчина пальцами приподнимает мой подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.

— Ты не любовница. Ты — моя любимая. Поняла?

— Да, — шепчу, пропадая в глубине искрящихся серых радужек, пока в душе от его слов разливается восторженная радость. — А ты мой любимый!

Но тут же мрачнею, вспоминая бурные события сегодняшнего дня:

— Вот бы мои родители это поняли и приняли наши отношения!

Андрей берёт меня за руку и тянет за собой в подъезд:

— Знаешь, что? Давай, наконец, съедим нашу пиццу и поедем кое-куда прогуляемся.

* * *

Красный трамвай с забавными рожками не спеша тарахтит колёсами по рельсам, тихим звоном оповещая пешеходов о своём приближении. За стеклом широкие улицы с многоэтажными зданиями сменяются на частный жилой сектор. Раньше я никогда не ездила на трамвае. В моём родном городе такой вид транспорта не предусмотрен, а здесь как-то не приходилось.

Наша остановка прямо у входа в старый парк. Андрей помогает мне выйти и, не размыкая рук, ведёт вглубь вдоль каштановой аллеи.

Укрытый с трёх сторон одноэтажными жилыми домами, парк словно затерялся во времени.

Раскинувшийся на правом берегу реки южный город, пережив «лихие девяностые», строился и развивался. Администрация реставрировала исторические здания, занималась благоустройством улиц и мест отдыха горожан.

Здесь же потрескавшееся бетонное покрытие так и не сменилось на тротуарную плитку. Старые советские памятники полустёртыми надписями возвещали о происходивших в городе в начале прошлого века событиях.

И всё же сама атмосфера парка настраивала на умиротворяющий лад. Может быть, дело было в заботливо развешанных на деревьях кормушках для птиц. А может, это всё радующие глаз белые свечки цветущих каштанов, молодая листва клёнов и берёз и белоснежные, словно наряд невесты, кустарники спиреи. И даже брошенные в глубине парка обшарпанные качели-лодочки не портили, а дополняли уютную картину.

Туда, к этим лодочкам, едва завидев их, я и направляюсь, увлекая за собой моего мужчину. Эти качели — воспоминание из моего детства, когда родители по выходным приводили нас с сестрой на аттракционы. Ребята постарше раскачивались на них так, что страшно было смотреть.

Я заскакиваю в зелёную лодочку под её жалобный скрип и берусь двумя руками за железные поручни.

— Давай, запрыгивай тоже, — подначиваю Андрея, который с улыбкой помогает мне раскачаться. — Смелее, господин адвокат! Побудь немного мальчишкой! Здесь нет твоих клиентов, быть серьёзным не обязательно.

Стогов несколько мгновений колеблется, затем на его лице расцветает задорная улыбка.

— Ну держись, сама напросилась, — легко заскакивает в лодочку и становится на противоположный край.

— Сейчас взлетим выше ели.

— Напугал! — с каждым размахом «крылатых качелей» я весело смеюсь, а в животе становится щекотно каждый раз, когда лечу вниз.

На соседнюю лодочку молодая женщина помогает забраться дочке. Малышка, наморщив лоб, внимательно наблюдает за нами и возмущённо выдаёт:

— Мама, смотри, дядя и тётя качаются. Разве они маленькие?

Мы с Андреем переглядываемся и смеёмся, а я ловлю себя на мысли, что не прочь, чтобы у нас с ним была такая девочка, похожая на нас. Мне кажется, он был бы хорошим отцом, заботливым и ласковым.

Когда мы направляемся дальше, меня немного пошатывает после катания, и эти ощущения так напоминают те, далёкие, когда я сама была ещё такой вот девочкой со смешными хвостиками. На ум сами собой приходят строки одного из моих любимых стихотворений:

«Колокола звонят в тени,

Спешат удары за ударом,

И всё поют о добром, старом,

О детском времени они». *

— Это Цветаева, — поясняю Андрею на его вопросительную улыбку. — Здесь так спокойно.

— Поэтому я и люблю здесь бывать, — Стогов увлекает меня на лавочку и сажает к себе на колени.

Даже наше молчание кажется мне уютным. Закрываю глаза и прислушиваюсь к задиристому щебету птиц. Глубоко дышу свежим весенним воздухом.