Что-то в большом городе (СИ) - Волкова Дарья

– Герман, разденься, я тебя прошу, – прошелестела она ему на ухо задыхающимся шепотом. И ее пальцы потянули вверх ткань. Он позволил ей стянуть с себя футболку и даже послушно поднял руки. Когда его в последний раз раздевала женщина? Он не помнил. Никогда!

Джинсы с себя Герман снял сам. Молния внезапно стала тугой, а собственные движения – до ужаса неловкими. А потом на его бедро легли женские пальцы.

– Правда, темно-синие?

Почти подростковое нетерпение и желание рассмеяться – это какое-то совершенно невозможное сочетание. И от него голова отказывает еще сильнее.

– Посмотри сама.

Как-то неожиданно он оказывается на спине, а Марьяна – верхом на его бедрах. Черт. Ослепнуть можно. У нее и в самом деле прекрасная фигура. И грудь, и плоский живот и… – он скользнул взглядом вниз – и идеальная гладкая развилка между ног, просвечивающая через тонкое черное кружево. Но глазами он все равно возвращается к ее лицу. Когда он в последний раз смотрел в лицо женщине, с которой собирается заняться сексом?

Никогда. А ведь там самое… самое… самое…

Ее пальцы снова огладили его бедро, потом, игнорируя уже конкретно ноющий от напряжения член, скользнули к животу. Герман некстати вдруг подумал о том, что в тренажерной комнате он по индивидуальной программе все-таки изнуряет себя совершенно не зря. А потом Марьяна наклонилась. Коротко вздрогнула и негромко застонала, когда ее соски коснулись его груди.

– И самом деле синие, – шепнула она ему прямо в губы. И поцеловала.

Как давно его не целовала женщина? Да к черту эти явно риторические вопросы! И Герман позволил себе некоторое время просто лежать и наслаждаться тем, как его целует женщина. Впрочем, руки его жили своей жизнью. Руки скользили с женских плеч по гладкой женской спине, кончиками пальцев погружаясь в позвоночную впадинку. Руки двигались дальше и ниже, обхватывая идеально-округлую женскую попку, пальцы сжимались на упругих женских бедрах. И обратно вверх. И снова вниз.

А Марьяна целовала его – совсем не так, как целовал ее он. Нежнее. Так, что Герман почувствовал, что его руки на ее спине дрожат. Прижал сильнее. И она прогнулась и прижалась сильнее. Теплые влажные женские кружевные трусики терлись о консервативные темно-синие мужские боксеры с горячим твердым содержимым.

Нет, это все надо немедленно снять! Марьяна целиком и полностью разделяла его план, послушно опустилась на спину и позволила снять с себя белье. А потом быстро приподнялась на локтях и потянулась к Герману.

– Теперь ты…

Да, теперь он. Марьяна села и прижалась к нему, теперь между ними не было вообще ничего. Она часто и поверхностно дышала и прижималась к нему. И теперь ее пальцы скользили по его спине, по позвоночной впадине. И его напряженный член вжимался в мягкий женский живот. А она начала ерзать, давая понять, что хочет, чтобы он прижимался не к ее животу, а был внутри.

Между ними все происходит достаточно быстро. Может быть, слишком быстро. С одной стороны, они двое взрослых людей, которые знают, чего хотят от секса. А с другой… Герман вдруг вспомнил свою фразу «Ladies first». И ответ Марьяны.

Он четко понял, что хочет увидеть ее оргазм. Несмотря на все свое практически подростковое и даже отчасти уже болезненное возбуждение. Да, давно с ним такого не было. И в этом даже есть какой-то кайф. Сдерживаться. Сколько надо сдерживаться. Из последних сил сдерживаться.

Чтобы увидеть ее оргазм.

Пришло время десерта.

Он прижал Марьяну к себе совсем крепко – чтобы ощутить ее всю. И чтобы она ощутила его всего. И прошептал на ухо:

– От чего ты кончаешь?

– Что? – после прерывистого вздоха отозвалась она. Герман чувствовал, как Марьяна мелко дрожит в его руках, и это было сладко. Как же она будет дрожать, кончая..

– От чего ты кончала в последний раз? Какие прикосновения, где, какая поза? Я хочу, чтобы ты кончила со мной.

Он говорил и не верил. Что это говорит он сам. Что вот так прямо говорит о том, что его никогда в принципе не волновало. А сейчас, с этой женщиной, что-то вдруг принципиально поменялось.

Марьяна молчала, часто дыша, и все так же мелко подрагивала в его руках. Герман запоздало подумал о том, что такая прямота могла ее задеть. Оскорбить. Но, с другой стороны, после ее расспросов… Марьяна же не малолетняя дурочка, а взрослая умная здравомыслящая женщина. Большей частью.

– Эй… – он коснулся пальцами ее подбородка.

– Вагинальные шарики, – раздался тихий ответ.

– Что?!

– Подруга подарила на день рождения, – так же тихо отозвалась Марьяна, не поднимая головы. – Умные вагинальные шарики. Последний раз был с ними.

Вот короткого, но совершенно неприличного, неуместного в данных обстоятельствах приступа смеха Герман от себя совершенно точно не ожидал. Как и последующего ответа.

– Слушай, у меня, конечно, есть пара шариков. Но в их интеллектуальном потенциале, я, если честно, сомневаюсь.

А теперь прыснула она, уткнувшись лицом в его плечо.

Смех и возбуждение – это совершенно новый для Германа коктейль. Наверное, именно поэтому голова отказывает ему окончательно. И он устраивается в изголовье кровати, притягивая к себе Марьяну, прижимает ее спиной своей груди и резким движением руки раздвигает ее ноги.

– Зато мы попробуем все остальное.

***

Оргазмы у Марьяны были не только от умных шариков. Даже, в основном, не от них – подарок Татьяны она опробовала – и только. Но ведь Марьяна знала, что любит ее тело. Как нужно делать, чтобы ему было хорошо. К сорока годам не знать этого – стыдно.

Но, получается, ничего она о себе не знала. Зато Герман знал все. Откинувшись затылком на его плечо, чувствуя его руки абсолютно везде, в этом было очень легко признаться.

Она, например, даже не представляла, что у нее настолько чувствительная грудь и соски. Или это у Германа такие пальцы… Она не знала, что это можно делать так долго. И так разнообразно. Гладить. Тереть самыми кончиками пальцев. Пощипывать. Сжимать. Крутить.

И еще сильнее сжать и оттянуть.

Марьяна охнула и сильнее откинула голову назад.

– Я не могу так больше… – услышала она свой хриплый голос. И его такой же хриплый ответ.

– Можешь…

И снова движения его пальцев. Марьяна уже перестает понимать, что именно он делает. Кроме главного: что ей от того, что он делает, хорошо так, как никогда не было. И хочется, чтобы было еще лучше.

Она перехватывает его руку и тянет вниз.

– Пожалуйста…

И снова долго. И снова разнообразно. Но почему-то все время – мимо!

Конечно, он делает это нарочно. Нарочно долго гладит ее дрожащие бедра. Долго гладит сверху, снизу, сбоку, где угодно, только не там, где все уже пульсирует от жажды его прикосновений. Нарочно гладит и разминает вход, заставляя ее поднимать бедра. А когда его пальцы все же оказываются там, где ей сейчас больше всего надо – она изворачивается и впивается зубами в его предплечье. Только попробуй убрать палец!

Оргазм был бурный и опустошительный. Она долго вздрагивала. И лишь потом разжала зубы. Оказывается, она снова прикусила ему предплечье. У Марьяны еще достало сил поцеловать место, куда впивались ее зубы – а потом она совершенно обессилено откинулась назад, на Германа. И какое-то время она так и полусидела-полулежала спиной на его груди. Его руки были на ней – одна на груди, другая на животе. Марьяна слышала его прерывистое дыхание на ухо, а в поясницу ей упиралась его каменная эрекция.

– Это уже седьмое небо? – прошептали ее непослушные губы.

– Пока нет.

***

Нет, его скудной фантазии, конечно, не хватило, что представить, как она будет кончать. Как это будет ярко. Как это будет возбуждающе. И сколько, оказывается, у него самого терпения.

Теперь Герману казалось, что он, как идиот, всегда уходил с банкета до подачи основного блюда. Не увидев, не попробовав самого главного. Самое интересное в сексе начинается… хрен ее знает, с какой минуты. После первого женского оргазма, словом.