Мой личный доктор - Мельникова Надежда Анатольевна

Молчу. Немного стыдно.

— Поэтому вы одна? Предыдущих кавалеров вы приковывали к батарее, кормили до работы и после, пока они не перегрызали себе руку, для того чтобы сбежать?

— Вот это у вас фантазия.

— Сейчас я зол на вас.

— Тогда, может, я пойду?

— Может, и идите, — хрипит Ткаченко, продолжая пить.

Пытаюсь встать, а он меня усаживает обратно. Плюхаюсь на диван.

— Вы вроде не геморроем занимаетесь, Константин Леонидович. Зачем такие сложности?

— Не поверите. С вами весело. Несмотря на то что вы ведёте себя как малолетняя кобылка, с вами весело.

— Чего?! — смеюсь, но рот округляется от возмущения.

— Взбрыкиваете при любом удобном случае. И решили, что я спал с официанткой.

— Да мне плевать, с кем вы спите.

— Я уже сто лет ни с кем не сплю, бегая за вами Ульяна Сергеевна.

От его слов теплеет в груди. Заметив мое замешательство, доктор берёт бокал и подносит к моим губам.

— Пейте.

— Я могу сама.

— Не можете. Пейте, кому сказал. И научитесь наконец-то расслабляться, а то останетесь таким ежом до пенсии и будете жалеть, что пропустили всё веселье.

Послушно открываю рот, делаю два глотка, он ставит бокал на стол, я слышу, как ножка ударяется о столешницу. И, не позволяя мне отвернуться, припадает ртом к моим губам. Наши уста соприкасаются, вкусы слюны и вина переплетаются, и я ощущаю безумное желание отдаться ему прямо на этом диване. Горит так, что я сжимаю пальчики ног в туфлях.

Его язык чудесно и опытно ласкает мой рот, и я боюсь, что, когда встану, на юбке останется пятно. Ни один мужчина не заводил меня так сильно.

Не могу сообразить и отбиться, я просто балдею от нашей страсти. Обиды и глупости забываются. В голове полнейший туман, а Ткаченко, оторвавшись от меня, снова берёт бокал и подносит к моим губам.

— Расслабьтесь.

Немигающе смотрим друг на друга. Ткаченко прерывается первым, взглядом спускается к моим губам, обтирает большим пальцем.

— Суровый завуч с доски почёта.

Меня простреливает диким желанием пососать его палец. Я пьяна. И не от вина, а от доктора. Он невероятно ловко меня соблазняет, и всё, чего я хочу, — это отдать ему своё тело.

Никогда не ощущала себя более покорной.

Немыслимо горячо. Невообразимо жарко. Пусть отведёт меня в туалет и сделает всё, что пожелает. Потому что страсть между нами сжигает мой разум.

Но Костя убирает руку и как ни в чем не бывало ставит бокал на место. Смотрит куда-то вперёд, будто ему ничего не нужно. А я на него. Жадным, голодным взглядом. Это что, новая игра? Сквозь туман возбуждения слышу, как он спокойно обсуждает меню.

— Тут шикарное мясо на гриле. Правда, придётся немного подождать. Как ваша рука, Ульяна Сергеевна? Не чувствуете дискомфорта?

Интересно, когда он соединит нас в один пульсирующий комок страсти, он тоже будет звать меня по имени-отчеству?

В смысле, если соединит… конечно же, если.

А низ живота сводит от сильного желания. Болят органы малого таза. Это, кстати, вредно — бестолково возбуждаться так сильно.

В полнейшем дурмане продолжаю на него смотреть.

А доктор Костя молодец, даром что профессионал. Попивает воду, оглядывает зал, посетителей, ломает кусок хлеба. Кажется, мясо на гриле он желает сильнее, чем меня. Фокусник. Это месть за мою кухню? Раздразним и не дадим?

Ощущаю ли я дискомфорт, сжимая пальцы руки? Сейчас весь мой дискомфорт сконцентрировался между бёдер.

— Это ещё что такое?

В его кармане звонит мой телефон.

— Это Шурик.

— Откуда вы знаете, Ульяна Сергеевна? — недобро прищуривается.

— У меня на него стоит вот эта мелодия.

Он поворачивается.

— Романтичная старомодная мелодия из «Титаника» стоит на Шурика? А что стоит на меня?

— На вас у меня ничего не стоит, у меня и номера-то вашего нет, Константин Леонидович.

— Признайтесь честно, вам нравится Шурик, потому что с ним безопасно? На такого никто не позарится? Вы жуткая ревнуха и собственница, с Шуриком вы обретаете покой? Это чистой воды психология.

— Сбросьте вызов. На нас люди оборачиваются, телефон же орёт на весь зал.

— Ещё чего, — смеётся Ткаченко и, выудив телефон из кармана, перетаскивает по экрану зелёную трубочку. — Смотри-ка, даже фотография есть.

— Эй! — Пытаюсь отобрать аппарат, но я всё ещё не в тех кондициях, чтобы драться со здоровым, крепким мужиком.

— Привет, Шурик, это злобный докторишка, — вспоминает оркестровику его же слова, — мы в ресторане, и только что я облизывал язык Ульяны Сергеевны. Не звони сюда больше.

У меня аж корни волос начинают шевелиться.

— Господи! Что вы такое несёте?! А ещё уважаемый в обществе врач. Кандидат медицинских наук! Отдайте немедленно телефон.

Между нами завязывается драка.

— Мы же с ним вместе работаем! Что он подумает?! Вся школа будет в курсе, чем мы тут занимаемся. Позорище.

— Думаете, Шурик такое трепло?

— Почему нельзя было просто скинуть вызов?

— Значит, вам ревновать к официантке можно? А мне к Шурику — нет? О, снова звонит, — улыбается Ткаченко и, удерживая меня одной рукой на расстоянии, другой кладёт телефон на стол ловко ещё раз поднимает трубку.

Глава 26

— А зачем вам понадобилась Ульяна Сергеевна, уважаемый Шурик Иванович? — саркастически интересуется доктор.

— Николай! Он Николай Иванович! — Аж подпрыгиваю на диване.

Ну почему я не могу просто сходить на свидание? Почему со мной всегда что-нибудь случается? Ну зачем я позвала Шурика в больницу? Теперь всё перепуталось окончательно.

— О! Как я угадал отчество. Хотите поговорить с Ульяной Сергеевной? — смотрит на меня, издеваясь над моим коллегой. — Сильно хотите? Прямо до синдрома ущемления переднего кожного нерва?

Зыркнув на доктора исподлобья, пыхчу, как набирающий ход паровоз. Сама виновата, вроде бы взрослая, а как малолетка впутала в это всё Шурика, теперь вот расхлебываю.

— Да дайте же вы наконец мой телефон, Константин Леонидович! — Выхватываю у хохочущего доктора трубку.

Неловко перед оркестровиком, стыдно, гадко, жалко и… Главное, ужасно скучно слушать его невнятные возмущения. Шурик бубнит:

— Ульяна Сергеевна, с вами всё хорошо?

Работа есть работа. Я не хочу, чтобы коллега выплёскивал там свои эмоции из-за меня. Пытаюсь его успокоить:

— Я отлучилась поужинать, Николай Иванович. Что случилось?

— Что случилось? Вы ещё спрашиваете? Я вам сейчас скажу, что случилось! Вы, — судорожно захлебываясь, с обидой в голосе, — вы в конце дня по сети созвали небольшое совещание с молодыми учителями.

В ужасе понимаю, что он прав.

— Мы пришли, — ещё более печально, — а кабинет закрыт. Вас нет. А теперь ещё ваш телефон поднимает этот! Лекарь-болтун! Как это понимать, Ульяна Сергеевна?! Что вы себе позволяете? Нельзя вначале позвать людей, а потом забыть о них. Это же непрофессионально!

Прижимаю руку ко рту. В глазах темно. Голова кружится. Я гиперотвественный и правильный человек. У меня всё всегда сделано в срок. А тут я даже не вспомнила о назначенной мною же встрече. Господи…

Но тон… Тон оркестровика впечатляет. Вот поэтому никогда нельзя мешать работу и личное. Стоило чуть приманить Шурика, как он тут же возомнил себя имеющим право разговаривать со мной вот таким образом.

Правильно говорят — чёрт попутал. Только у меня не чёрт, а Ткаченко.

Как он появился в школе, так я вообще забыла обо всем на свете, сконцентрировавшись только на том, кто с ним уснёт первой.

— Хорошо, что в коридоре я встретил директора... — Шурик берет театральную паузу. — Он, конечно, в курсе, что вы пока ещё на больничном, но строго осудил подобные фортели, ведь сразу четыре молодых педагога сорвались с уроков…

— Вы рассказали директору, что я вас позвала, а сама ушла с работы?!

У меня сейчас инфаркт случится.

— А что мне было делать, Ульяна Сергеевна? Вы долго не отвечали, потом трубку поднял ваш этот Дуремар, а тут как раз директор. Прям вот мимо проходил. По коридору. Судьба, как говорится. Вот я и поинтересовался. Буквально секунды.