Я хочу быть тобой (СИ) - Дюжева Маргарита

Устраиваюсь поудобнее и аккуратно прикасаюсь к своему животу. Он пока плоский и упругий, но скоро станет круглым и натянутым, как арбуз. Веду пальчиками по коже и улыбаюсь. Я уже до одури люблю этого малыша и готова сделать ради него все, что угодно.

Глава 12

— Да, мам! Да! Мила сама пригласила меня остаться! Я не напрашивалась. Я уже даже вещи собрала, — с ухмылкой обвожу комнату взглядом.

Полнейший бедлам, все как лежало, так и лежит. Благодаря блаженной тетке, которая мигом задвинулась на своем пузе, я еще задержусь в столице. В этот раз мы сроки не обговаривали, поэтому постараюсь растянуть свое пребывание тут как можно на дольше.

— Зоя! Это неприлично в конце концов! — отчитывает меня мать.

— Мам…

— Что мам? Ты уже взрослая, скоро третий десяток.

Ненавижу, когда она так говорит. У нее даже есть градация возрастов в зависимости от настроения. Если говорит: тебе двадцатник скоро, значит я не сильно накосячила, а если скоро третий десяток, то все.

Вот сейчас как раз все. Мать негодует, что я не бегу обратно в деревню, не рвусь в огород кверху жопой стоять и бесконечные грядки пропалывать. Не дождется!

— Нельзя быть такой навязчивой.

— Я не навязчивая! — тут же возмущаюсь, — меня пригласили.

— Мила слишком добрая, вот и пригласила. Но ты же не дурочка, должна понимать, что у них своя семья, свои дела и взрослая девка, которая постоянно путается под ногами, будет только раздражать.

Лично меня раздражает одно то, что меня считают пятым колесом. Я здесь по праву! Я старалась, я заслужила! С какой стати она решила, что меня тут быть не должно?! Еще как должно. Это мое место! Мое!

— Я поговорю с Милой, — строго произносит мать, — поняла?

Мне очень хочется сказать, чтобы она не лезла куда не просят, но тогда будет скандал, а скандалить я не могу, поскольку хозяева дома и все услышат и тогда вместо образа нежной девочки, мечтающей только о том, чтобы защитить проект в универе, я получу звание истерички. Этого никак нельзя допустить. Только не сейчас, когда я выхожу на финишную прямую и готова сделать самый отчаянный и важный бросок во всей этой авантюре. Поэтому миролюбиво произношу:

— Поговори, уверена Мила будет рада тебя услышать.

Мама еще что-то бухтит, но я не слушаю. Смотрю в окно. На улице моросит противный дождь и ветер такой, что капли со всей дури хлещут то в окно, то в другую сторону. Мне очень не хочется выползать из кровати и куда-то идти, но надо, иначе грош цена моему вчерашнему спектаклю.

— Да, мам. Я все поняла. Пока.

Я даже не знаю, что она там бредила. Плевать. Все равно скоро я пропишусь здесь на постоянной основе, а она пусть сидит в своей деревне и ворчит сколько хочет. Вон гусям может пожаловаться, или козе.

Заставляю себя подняться и ползу в ванную. Уже даже не пытаюсь подловить Вадима, кутаясь в полотенце на голове тело. Бесполезная трата времени. Не дура, поняла.

Я даже не замечаю, как умываюсь и собираюсь — вся в мыслях о том, что делать дальше. Прихожу в себя только когда спускаюсь на первый этаж.

Вадима уже нет, только Мила.

Морщусь. Хотела напроситься, чтобы он подвез меня до универа, но уже поздно. Все равно никуда он от меня не денется. Милка вроде говорила, что у нее поездка намечается? Вот и пусть валит и под ногами не путается, а уж я-то своего точно не упущу.

— Привет, — сонно зеваю, — тебе помочь?

— Нет, — Мила рассеяно улыбается и тыкает на кнопки кофемашины.

Опять о своем пузе грезит? Пока она не видит, окидываю раздраженным взглядом ее фигуру. Хорошая, чего уж спорить. Даже при желании не придерешься. Ни целлюлита, ни висящих боков, ни унылой задницы. Только я все равно лучше! В миллион раз!

Делает нам по кружке капучино и садится напротив меня.

— Зай… — улыбка у нее кривая, будто виноватая. Мне становится не по себе.

— Что-то случилось? С малышом все в порядке?

Мне, собственно говоря, похер, но участие изобразить надо.

— Сейчас в консультацию поеду. Волнуюсь очень.

Презервативами пользоваться не учили? Волнуется она. Не хрен залетать было, тогда бы и не волновалась.

— Уверена, все будет хорошо, — улыбаюсь так, что щеки сводит.

— Наверное, — он отпивает кофе, крутит по столу кружку, а потом тяжко вздыхает, — Зай, поговорить надо.

У меня нехорошо екает где-то в горле. Подбираюсь. Мне даже не приходится изображать волнение — оно само накатывает так, что трудно усидеть на месте.

— Ты понимаешь, я сейчас немного не в себе… Голова забита только одним…

— Понимаю.

Ни черта не понимаю. К чему этот разговор? Что она там бредит?

— В общем, ты не подумай ничего плохого, но вчера я погорячилась, настояв на том, чтобы ты осталась у нас.

Ее слова — как снег за шиворот. Глазами хлопаю, рот бестолково раскрываю, а ничего только сказать не могу.

Зашибись, блин…

Она что собралась меня выпроводить? В голове не укладывается. Да как так-то?

Как, мать вашу, так?! Она совсем что ли охренела?!

Я даже не нахожусь, что ответить. Перед глазами словно в замедленной съемке пролетает вереница желанных образов, на которых теперь можно поставить крест, и в ушах раздается треск разбившихся надежд.

— Я не понимаю… Ты передумала? — смотрю на нее. Губы начинают предательски дрожать. Кажется, еще немного и я на самом деле разревусь.

Выгляжу, наверное, совсем жалко и убого, потому что тетка со стоном утыкается в свои ладони. Рычит сквозь зубы, и когда убирает руки, у нее выражение лица, как у самой несчастной дворняжки на свете

— Зайка, прости. Я такая глупая. Ляпнула не подумавши.

— Но как же…что мне теперь делать? — у меня сердце рвется в клочья, — куда мне идти? Я уже маме позвонила, сказала, что остаюсь. С преподавателем связалась — он ждет меня сегодня в лаборатории. А теперь…

Мила краснеет до кончиков волос, поджимает губы и виновато смотрит на меня. Она совершенно точно понимает, как мне хреново, и слезы мои тоже видит, но вместо того, чтобы пожалеть и отступить, продолжает добивать:

— Зой, — берет за руку и, мне чертовски хочется ее от себя оттолкнуть. Ее ладонь холодная и отчаянно дрожит. Противно до тошноты, — пойми меня, пожалуйста, правильно. Сейчас будет сложный период. Эта беременность неожиданная, но желанная. Я ни о чем другом думать не могу.

Да что за сука-то такая бесчувственная?!

Кто так вообще делает? Из-за ее идиотского залета другие должны страдать? А ничего, что я уже настроилась? Что у меня планы свои?

Думать она не может. Капец, блин…

Я судорожно пытаюсь придумать, как мне задержаться, за какую соломинку ухватиться, и не нахожу, зато чувствую, как по щекам ползут горячие слезы.

Почему-то вижу перед глазами ухмыляющуюся морду Ольги, которая говорила, что я здесь на птичьих правах. Накаркала, дрянь! Позавидовала чужому успеху!

Я ненавижу всех. До дрожи, до тошноты и желания громить все, что попадется под руку. Уроды! Какие же вокруг меня уроды!

— Хорошо, я все поняла, — шумно вздыхаю и все-таки вытягиваю свою руку из ее потной ладони, — пойду собираться.

Мила начинает подниматься следом за мной:

— Зай…

— Нет-нет, — останавливаю ее жестом, — не надо. Я сама. Сейчас позвоню знакомой, она меня на пару дней приютит… Хорошо, что билет не сдала.

— Зойка! — бросается следом за мной и обнимает, прижимая к себе.

Я стою как не живая, боюсь лишний раз пошевелиться. Меня изнутри просто разрывает, вспарывает на живую. Я хочу визжать, топать ногами и громить посуду, но вместо этого глотаю злые слезы.

— Прости. Я так виновата перед тобой.

— Зачем же ты вчера пригласила меня остаться? Я думала, ты рада меня видеть.

— Рада. Очень рада! — ревет беременная тетка, — и я знаю, что поступила очень некрасиво.

Раз знаешь, то встань на колени, извинись, и скажи, что оставишь меня здесь на столько, насколько захочу! А потом свали в туман. Занимайся своим идиотским пузом и не путайся под ногами!