Песнь лезвия конька (СИ) - "EvgenyaTrofims"
Разгон на четверной аксель Дима брал чуть ли не через весь каток. Это было несколько губительно для хореографии, но он очень боялся не выехать. Во-первых, падать с такого прыжка больнее, во-вторых, это дело чести. Даша сжала руку Кати, причиняя физическую боль. Катя поморщилась, но её голова всё ещё была занята другим. После проката Димы Денис Русланович будет говорить с их мамой.
Вдохнуть, выдохнуть, снова вдохнуть…
Четверной аксель.
Есть!
Как же Дима был рад, что выехал. Нельзя было раньше времени радоваться, но он не мог не радоваться. Даша победно подняла руки вверх, подхватывая и руку Кати. Только тут она очнулась, просто слишком сильно дернули. Взгляд теперь по-настоящему сфокусировался на происходящем на льду.
Артём Беспалов готовился к своему прокату в тишине. С плотными наушниками. Кажется, их поколение привыкло так настраиваться. Хватило бы внутренних резервов на прокат произвольной, да ещё и достойный. Но, с другой стороны. Он вернулся не ради медалей. А ради тех эмоций, которые сейчас и получает.
Дима тем временем подошёл ко второму четверному. Точнее, к повтору сложнейшего каскада из короткой программы.
Четверной лутц.
Тройной риттбергер.
Тоже абсолютно без проблем на первый взгляд. Но, проблема была. И она заключалась в том, что Дима очень устал. Буквально заставлял себя ехать, слишком много сил забрал четверной аксель. А следующий четверной был почти сразу же.
Четверной тулуп.
Ойлер, который получился сам собой, из-за того, что Дима выпал с выезда.
Двойной сальхов.
Черт. Реально устал.
— Давай же ты, — самый неожиданный человек у экрана просил Диму кататься. Тимур не отрывался от просмотра проката брата, следил за всем, в том числе и за рёбрами на вращениях. Пока на одном из них, но в будущем будет следить и за оставшимися. За самыми мелочами следил.
Дальше дорожка шагов, которая обычно была пободрее, чем сейчас выходила у Димы. И, как это было на Олимпиаде, он услышал крик. Не из-за экрана, конечно же. Но и этот крик был слишком неожиданным.
— Давай, до конца!
Тамара Львовна никогда не говорила во время прокатов воспитанников. А если её дети делали что-то плохо во время проката, просто молчала и не разговаривала. Что же, сегодня был по-настоящему волшебный день. Потому что она не просто сказала, она крикнула.
Точно будет молчать, если ничего не выйдет.
Тройной флип.
Вместо задуманного четверного. Дима не обещал сделать много четверных, но «заявка» была.
— У вас бывало когда-нибудь такое, что ты просто не можешь сдерживать свой страх, когда смотришь на прокат человека? — Даша, видимо, ещё и успокаивалась разговорами.
— Нет, — мотнула головой Виноградова, — Я считаю, что спортсмен может сам справиться со своими силами. И ему передаётся волнение, а это и вовсе ни к чему.
Началась дискуссия. В которой Катя, ожидаемо, участия не принимала. Она не может сдерживать свой страх, когда очередной раз возвращается к мыслям о допинге. Ну вот, опять. И снова она продолжает про это думать. Да как с этим уже справиться-то?!
Тройной лутц.
Тройной тулуп.
— Катя, — она резко повернула голову на шепот. Денис Русланович. Он ещё и не один разговаривать будет, какой ужас. Придётся трястись ещё и там, — идём.
И потом объясняться с девочками. Потому что они надумают бог весть чего… а пока что она встаёт с места и послушно уходит за Денисом Руслановичем в коридор. Чтобы обойти и выйти прямо в зону спортсменов, где они и будут, видимо, говорить с Тамарой Львовной. Сердце бешено бьется, волнение никак не успокаивается, а тёплая рука тренера обнимает за плечи и поглаживает, успокаивая. Как жаль, что это не помогает от слова «совсем».
Тройн… одинарный аксель.
Бабочка, проще говоря. Все силы, видимо, ушли на четверной аксель. И теперь сделать тройной было просто «нереально». Дима выругался на себя мысленно и пошел на последний свой прыжок в произвольной программе. По задумке, четверной. На данный момент, вот точно нет.
Тройной флип.
Просто придумал, что там будет флип. Даша хлопала громче всех, поддерживая парня. Ничего страшного, ну бабочка и бабочка. Это ведь контрольные прокаты. Главное, что он ни разу не упал и дальше не планирует. Вряд ли он свалится на вращении и хореографической дорожке.
— Катя, послушай, — Денис Русланович остановил её в коридоре, поворачивая на себя, — Тебе не нужно волноваться. Если ты не знала, что это допинг, мы всё докажем. Докажем, что ты не виновата. Всё будет хорошо, нам просто нужно точно узнать причину. А ты трясешься.
«И как это может мешать узнать причину?»
Катя не озвучила этот вопрос. Просто кивнула, сглатывая ком в горле. Конечно, трясется. Решается вопрос всей её жизни.
— Всё, — Денис Русланович помолчал ещё несколько секунд, смотря в глаза девушке. А затем кивнул и с готовностью приобнял за плечи снова, — Идём. И мы ничего не боимся. Мы идём за правдой.
Идут за правдой…
Как бы эта правда и не похоронила Катю под плиткой позора и шлейфа допинга. Она ещё раз посмотрела на Дениса Руслановича. Полностью спокойный и собранный. Может быть, это значит, что всё ещё может быть хорошо?..
Ушаков улыбнулся Кате. И это стало её единственной надеждой на хороший исход.
Дима уже получал свою порцию молчания, направляясь с арены. Дышать получалось не очень, но до Саши было ещё далеко. Тот всё ещё не полностью привёл дыхание в норму, но все же вышел смотреть на прокат Артёма. Еле перебирая ногами в кроссовках, застегивая на ходу кофту. Хотел выйти ещё и на Диму, но как только сел, понял, что ему не светит посмотреть прокат вживую.
Артём выехал на лёд.
Упоминать, что его встретили бурными овациями, уже не стоит. Это и так было всем прекрасно понятно. Оглушили бедного человека, он даже уши на несколько секунд закрыл. Автоматически. Потом открыл, потому что это невежливо как-то.
Было несколько минут для разминки, и Артём решил потратить их на выполнение тройных прыжков. Сомнений в мастерстве их выполнения не было, все-таки всё межсезонье занимался и старался.
Для Кати начались самые стрессовые минуты. Они шли по коридору, Денис Русланович всё ещё обнимал и дарил успокоение. Хотя бы часть. Говорить с мамой на такие темы, ещё и обвинять её в чем-то было страшно. Неизвестно, что ждало Катю дома. А у Тамары Львовны было странное воздействие на провинившихся — либо молчание, либо лишение еды. На Кате обычно применялось последнее.
— Тамара Львовна, можно вас? — Денис Русланович прокричал через коридор. Дима вопросительно застыл, поворачиваясь на них. Тамара Львовна махнула ему, мол, иди дальше, а сама направилась к ним.
Сердце Кати отбивало бешеный ритм. Страшно так, как никогда не было. На Олимпиаде даже было не так страшно, как сейчас.
— Разговор серьезный, скажу сразу. Поэтому, предложу вам присесть где-нибудь, — спасибо, что от Кати ничего не требовалось. Только стоять на месте и трястись.
Тамара Львовна скользнула глазами на девушку, а затем подняла назад на тренера. Серьезный разговор по поводу Кати ей уже не нравился, но она легким движением руки предложила пройти в небольшую зону со скамейками.
Пока они шли, началась музыка. Значит, Артём уже начал катать произвольную программу. Неплохо ему, Катя бы тоже с удовольствием сейчас лучше катала.
— Тамара Львовна, скажу сразу, мы без претензий. У нас исключительно интерес, — женщина приподняла бровь, мол, давайте быстрее уже, — В общем. У Екатерины пришла вторая подряд грязная проба. Препарат, который нашли в ней, уже находили в пробе другого фигуриста несколько лет назад. Этим фигуристом был Тимур.
— И что вы хотите этим сказать? — тон настолько ледяной, что Катя неосознанно пододвинулась ближе к Денису Руслановичу.
— Катя сказала, что они оба принимали добавку к еде. И я хотел бы поинтересоваться её составом.
Молчание звенело так громко, что Катя от страха не слышала музыку Артёма. Они не обвиняли её маму, но создавалось такое ощущение, что она восприняла всё в штыки.