Татьяна Веденская - Мой шикарный босс
– Нечего дарить всякую ерунду, – ворчала она, когда я пыталась объяснить ей, в чем прелесть сюрприза.
– Но ведь тебе будет неинтересно! – отбивалась я.
– А мне не надо, чтобы интересно. Мне надо, чтобы хоть раз в год ты подумала о том, в чем я действительно нуждаюсь, – парировала она.
Я проигрывала в первом же сете. И вот Кира притащил этот дар природы и радостно водрузил на мамин стол. Я сжалась и отошла подальше, чтобы меня не забрызгало, когда мама примется размазывать Кирилла по стене, и вдруг услышала:
– Это же одна сплошная польза. Кирюша, какой вы молодец. А я-то думала, что вы один из этих ее пустых дружков!
– Ну что вы, что вы, – радостно жал ей руки мой будущий благоверный. Будущий благоНЕверный. Мама раскраснелась от удовольствия и битый час рассказывала нам, что и как она будет готовить из этой тыквы.
– Мама, ты же никогда не ела тыкву! – пыталась вставить я.
– И что? Кто в этом виноват? – вопрошала мама.
– Кто? Я, что ли? – удивилась я.
Оказалось, естественно, я. Ведь я не забочусь о матери, не приношу ей тыкву, которая ей так необходима.
– Тебе никогда бы и в голову не пришло купить тыкву, потому что ты не думаешь о моем здоровье! – категорично заявила она.
В общем, Кирилл произвел на маму неизгладимое впечатление. Сразу, с первых минут знакомства, она своим материнским сердцем почувствовала, что Кира – человек, из-за которого я обязательно буду страдать. И страдать не так, как страдала до сего дня. Я никогда не встречалась ни с кем, кто по-настоящему мог бы заставить меня плакать. А Кирилл смог. Конечно же, мамочка сразу его полюбила. И все время, что длился наш брак, она была на его стороне. Даже когда я, вся в слезах, спросила ее, виновата ли я в том, что он трахает нашу кассиршу, она ответила:
– Конечно! Значит, у нее есть что-то, чего нет у тебя. Надо лучше следить за тем, что нравится твоему мужу.
– А что нравилось папе, ты хоть помнишь? – в сердцах ответила я, после чего мама не разговаривала со мной целый месяц. Это был хороший месяц, хоть я и не могла спать без двух таблеток реланиума.
Еще не успев повесить трубку и лечь обратно в свою одинокую постель, я уже пожалела о том, что сделала. Мне вдруг представилось мамочкино лицо, когда я ей скажу, что мы с Кириллом решили помириться. Сколько нравоучений и высокопарных слов выльется на меня!
– Ну и пусть. Зато я буду не одна, – буркнула я, заматываясь с головой в одеяло. Да, я всегда жила потихонечку, выбирая полумеры, и никогда ни в чем не была честной до конца. Зачем мне Кирилл, которого я терпеть не могу? Почему бы мне не найти выход, который действительно что-то изменит в моей жизни? Или я всерьез полагаю, что Кирюшкин храп примирит меня с тем, что Шувалову нет до меня никакого дела?
«Шуваловых на всех не напасешься», – успокоила себя я и закрыла глаза. В то, что утро вечера мудренее, я уже совсем не верила. Как и в другие сказочные изречения типа: «Они жили долго и счастливо».
На этой веселой ноте я отбыла в царство снов. И то ли от безделья и пересыпа, то ли из-за отсутствия витаминов и какого-нибудь кальция мне приснился страшный сон. Он снился мне и прежде и повторялся с некоторой периодичностью. Я стояла с Никой и Кириллом на пустыре около нашего дома и смотрела на кроны деревьев. День красив, нежен и свеж. Голубое небо, легкие перистые облачка, бабочки над одуванчиками – плюшевая рекламная идиллия, не хватает только блондинки с кефиром в руках. Мы стоим и смотрим на всю эту красоту, Кира слегка обнимает меня за плечи, Ника просто что-то рассматривает вдали. И вдруг вокруг начинает происходить что-то странное. Вернее, сначала я даже не могу разобраться, что не так. Просто налетает порыв непонятно откуда взявшегося ветра. И Ника вскакивает, тычет пальцем куда-то в небо и говорит:
– Смотрите! Вот там, что это?
– Где? – не могу понять я, а она тащит меня за руку и кричит:
– Вот там же, что ты не смотришь? Вон же оно, что это?
И вдруг я вижу, как в голубом небе прямо над нашими головами летят, проносятся с огромной скоростью какие-то незнакомые боевые самолеты. И все вокруг темнеет, потому что этих истребителей так много, что они загораживают солнце. Тут и остатки тишины взрываются от гула их двигателей. Мы стоим и смотрим в небо, день по-прежнему прекрасен и свеж, небо все еще голубеет между контурами боевых самолетов. А я стою, оцепенев от смертельного ужаса, и понимаю, что это – последние минуты, которые доживает наша планета. Война, которая еще не началась, уже неотвратима. Все уже случилось, и хоть еще кажется, что есть время, – на самом деле некуда бежать. Нечего делать. Остается только ждать, когда все эти полчища, вся эта армада откроет свои бомболюки и выплюнет на нас свой огнедышащий арсенал.
В этом месте я всегда просыпалась. Интересно, почему сны всегда обрываются, не отработав, так сказать, сюжет до конца? Может быть, я лежала и несколько часов подряд во сне смотрела на бесконечные военные армады в небе, пока наконец Кирилл не позвонил в дверь? В мою настоящую дверь, мой настоящий Кирилл, который решил поскорее откликнуться на мой призыв.
– А? Что? Кто? Кому? – Я села на кровати и почувствовала, как слезы текут у меня из глаз.
Звонок настойчиво звенел. К нему присоединился телефон. Я подняла аппарат, свалившийся от вибраций на пол. Кирилл.
– Алле, ты что так рано? – хриплым голосом спросила я. – Ты где?
– Я у тебя под дверью. Просыпайся давай, сколько можно ждать, – возмутился он. Я сонно огляделась, свела все к единому знаменателю и пошла открывать дверь.
– Ну и видок, мать. Все дрыхнешь? Зачем нужны выходные, если поспать можно и на работе? – весело приветствовал меня Кира.
Он держался естественно, как ни в чем не бывало. Словно бы мы никогда и не ссорились, чтобы теперь мириться. И все же я была рада, что хоть кто-то пришел и вырвал меня из лап третьей мировой войны.
– У меня на работе спать не дадут.
– Надо, значит, менять работу. Тебе нужен свой кабинет, чтобы там дрыхнуть. Или, может, тебе пойти подопытным кроликом в институт сна? Они на тебе Нобелевскую премию сделают.
– Что ты так рано приперся? – прервала я его речь. – Я не ждала тебя раньше обеда.
– Меня ждать не надо. Я всегда сам приду, – мирно ответил Кирилл и снял ботинки. – Кофе сделать?
– Кофеварка сломалась, мы в турке варим, – предупредила я и потянулась, зевнув.
Кирилл был удобен во многих смыслах. Главное, в его присутствии мне не хотелось натягивать черную юбку с отливом, мазать глаза и губы и надевать туфли на высокой шпильке. Кирилл был коренастым, но невысоким. Я была почти одного роста с ним. Мне было наплевать, как я выгляжу и что он думает об этом. Кирилл был обязан плясать от счастья, что я вообще его пустила. Это меня устраивало.