Иэн Макьюэн - Невыносимая любовь
Что-то в ее взгляде, или в том, как внезапно напряглась ее больная спина, или в том, как от удивления приоткрылся ее рот, заставляет Джо запнуться на слове «феномен» и замолчать, после чего он спрашивает более мягким тоном:
– Что случилось?
Не сводя с него глаз, она говорит:
– Ты не умолкаешь с тех пор, как я вошла. Сбавь обороты, Джо. Сделай пару глубоких вдохов.
Его готовность немедленно выполнить ее просьбу выглядит очень трогательно.
– Как ты себя чувствуешь?
Глядя в пол перед собой, он кладет руки на колени и на выдохе громко произносит:
– Я в смятении.
Она ждет, что Джо продолжит, пояснит свою мысль о смятении, но он ждет, что скажет она. Они слушают аритмичное постукивание трубы с горячей водой, спрятанной за ванной. Кларисса произносит:
– Знаю, я уже говорила об этом, так что не сердись. Но, может быть, ты все же делаешь из мухи слона в истории с этим Перри? Может, проблемы-то и нет? Может, стоит пригласить его на чашку чая, и он навсегда отвяжется? Причина твоего смятения не в Перри, он лишь симптом.
Пока Кларисса говорит все это, она думает о тридцати стертых сообщениях. А может быть, Перри или такой Перри, каким описывает его Джо, вообще не существует. Она чувствует озноб и снова погружается в воду, продолжая смотреть на Джо.
Он долго обдумывает ее высказывание.
– Симптом чего именно?
Холодок настороженности, прозвучавшей в последнем слове, заставляет ее смягчить тон.
– Ну, я не знаю. Старых грустных мыслей о том, что ты больше не занимаешься наукой.
Она надеется, что дело действительно в этом.
Он снова старательно обдумывает услышанное. От ее вопросов он неожиданно устал. Он был похож на ребенка, безнаказанно засидевшегося, пока она принимает ванну, хотя ему давно пора в постель. Он говорит:
– Можно взглянуть на это и по-другому. Я попал в дурацкую ситуацию и никак не могу с ней справиться. Я вне себя и потому начинаю думать о работе, о той работе, которой я должен заниматься.
– Но почему ты считаешь, что с этой ситуацией нельзя справиться? С этим парнем, я имею в виду.
– Я же тебе только что объяснял. Я пытался с ним поговорить, и он, почти не шевелясь, простоял у меня под окнами семь часов. Он звонил весь день. В полиции говорят, это не их случай. И что прикажешь мне делать?
Кларисса чувствует, как ее сердце на мгновение захлестнуло холодной волной, как всегда, когда на нее кто-то злится. Но в то же время она понимает, что добилась именно того, чего не желала. Погрузилась в эмоциональное состояние Джо, в стоящую перед ним дилемму, в его проблемы и потребности. Она ничего не может поделать с нарастающим инстинктом защитницы. Ее осторожные вопросы должны были помочь ему, а теперь она вознаграждена агрессией с его стороны, при этом ее собственные нужды так и остались незамеченными. Она была готова позаботиться о себе сама, если уж ему не до того, но даже в таком убежище ей было отказано. Она быстро отбрасывает его вопрос своим:
– Почему ты стер сообщения с автоответчика?
Он не ждал такого поворота.
– Что ты сказала?
– Очень простой вопрос. Тридцать сообщений могли быть предъявлены полиции как доказательство преследования.
– Но в полиции...
– Ладно. Я могла бы их послушать. Это было бы доказательством для меня.
Она встает в ванне и тянется за большим полотенцем. От резкого движения у нее темнеет в глазах. Может, у нее какие-то нелады с сердцем.
Джо тоже встает.
– Я так и знал, чем все закончится. Ты мне не веришь.
– Не знаю, что и думать. – Она вытирается непривычно резко. – Я знаю только, что, вернувшись после своего трудного дня, я попала прямиком в твой.
– Трудный день. Ты думаешь, это нечто вроде «трудного дня»?
Они снова в спальне. Она уже переживает, что зашла слишком далеко. Но так уж получилось, она вышла из ванной раньше времени, и теперь достает свежее белье, хотя боль в спине так и не прошла. Кларисса и Джо ссорятся редко. Она плохо подбирает аргументы. Она никогда не принимала условностей обряда помолвки, позволяющего и даже требующего говорить не то, что думаешь, а также не совсем правду или заведомую неправду. Она не может отделаться от ощущения, что каждое ее колючее высказывание отдаляет ее не только от любви Джо, но и от всей любви, которая есть в ее жизни, и что тщательно скрываемая прежде стервозность – это ее подлинная сущность.
У Джо проблема в другом. Он не сразу выходит из себя, но, даже когда злится, особый склад ума мешает ему запоминать расклад и вести счет взаимным обидам. Кроме того, он не в силах изменить привычке отвечать на каждое обвинение развернуто и логично – вместо того чтобы выдвинуть встречное обвинение. Его легко сбить с толку неуместным замечанием. Раздражение не дает ему понять самого себя, и только позже, успокоившись, он может мысленно сформулировать речь в свою защиту. К тому же с Клариссой очень трудно быть жестким, ее слишком легко ранить. Злые слова как удары отпечатываются на ее лице.
Но сейчас они словно персонажи спектакля, остановить который им не под силу, и в воздухе – пугающая свобода.
– Этот парень ведет себя возмутительно! – продолжает Джо. – Он свихнулся из-за меня. – Кларисса пытается что-то сказать, но он отмахивается. – Я не могу донести до тебя серьезность ситуации. Тебя волнует лишь то, что я сейчас не массирую тебе ноги после трудного дня.
Такая ссылка на нежность получасовой давности шокирует самого Джо не меньше, чем Клариссу. Тогда он не возражал, ему даже нравилось.
Она отворачивается, но все-таки не отступает и говорит то, что собиралась:
– С тех пор как вы встретились, ты только о нем и думаешь. Похоже, ты просто выдумал его.
– Точно. Так и было. Я сам выдумал его себе на голову. Я сам решил свою судьбу. Такая у меня карма. Я думал, даже ты выше этой новомодной чуши.
«Даже» выскакивает из ниоткуда, вливаясь в ритм, маленьким опрометчивым усилителем. Кларисса в жизни не проявляла даже отдаленного интереса к новомодным веяниям. Она глядит на него в изумлении. Оскорбление освобождает и ее.
– Еще вопрос, кто из-за кого свихнулся.
Предположение, что он сходит с ума по Перри, кажется Джо столь чудовищным, что он не находит ответа и лишь восклицает:
– О господи!
Бессмысленная энергия бросает его через комнату к окну. Под окном никого. Количество разлитой в воздухе злости внушает полуодетой Клариссе чувство уязвимости, и, воспользовавшись заминкой после своей реплики, она сдергивает юбку с вешалки. Еще две вешалки падают на пол, но она не поднимает их, как сделала бы раньше.
Джо набирает полную грудь воздуха и на выдохе отворачивается от окна. Он демонстративно пытается успокоиться, будто собирается возобновить разговор в разумном ключе, будто он разумный мужчина, который не прибегает к крайностям. Он говорит тихо, с придыханием, подчеркнуто медленно. Где мы набираемся таких штучек? Неужели они также заложены в нас вместе с остальным набором эмоций? Или мы заимствуем их у киногероев? Он говорит:
