Наталия Шитова - Родственнички (СИ)
— А зачем тогда опять машину без спроса взял?
— Я думал, что успею за полчаса. Теперь, конечно, влетит… — процедил Георгий, выруливая из дворика. — Ну так что?
— Ты о чем?
— О чем, о чем! О капусте! Даст твой братан денег?
— Нет у него, — нахмурилась Аленка.
— Я же говорил, что из твоей дурацкой затеи ничего не выгорит… — недовольно буркнул Георгий. — Баксы-то у него есть. Наверняка. Только он, как все жлобы, за свою копейку удавиться готов…
— Ой, а ты что ли не готов удавиться?! — обиделась Аленка.
— Это смотря кто попросит, — философски рассудил Георгий. — Тебе бы я дал.
— Ванька тоже дал бы. Нет у него. Он же давно работать не может.
— Ты сама говорила, сколько у него компьютеров, и все навороченные, все с прибамбасами. Любил бы сестренку, продал бы кое-что… Ты намекни, а то он сам не догадается.
Аленка покачала головой:
— Нечего тут намекать. Ничего он продавать не станет. Это же его орудия труда.
— На фиг ему орудия труда, если он у тебя все равно не работает? Тем, которые на голову больные, нельзя глазки напрягать. А то, я слышал, можно совсем коньки отбросить. Я, конечно, не откажусь еще от одних поминок…
— Кретин ты! — взвизгнула Аленка и наотмашь ударила Гошку.
Он успел отпрянуть, и ее ногти лишь обжигающе царапнули кожу на виске. Машина вильнула, выехала на встречную полосу. Совсем рядом раздался визг чьих-то тормозов и истошный рев клаксона. Георгий рванул руль вправо, выравнивая автомобиль и краем глаза замечая, как водитель встречной машины, медленно проезжая мимо, выразительно крутит пальцем у виска.
Ощущая, как мгновенно взмокла спина, Георгий медленно свернул к обочине и остановился.
— Дура! — в сердцах сплюнул он. — Ну что же ты за дура!
— Ну, Гошенька, прости меня… — проговорила Аленка, повернулась к нему, провела кончиками пальцев по оцарапанному виску. — Тебе больно?
— Больно? — он поморщился, отстраняясь от ее руки. — Да мы бы сейчас могли в смятку разбиться!
Она виновато потупилась.
— Между прочим, — сердито добавил Георгий. — У меня не только доверенности нет. Права мне Серега тоже так и не вернул. А если бы авария, да гаишники примчались бы? Что мне, из-за твоих припадков в тюрьму садиться?
Аленка вдруг тихо заплакала, отвернувшись.
Георгий обнял ее, развернул, прижал к себе.
Недавно он понял, что ему нравится, когда она плачет, потому что ему нравилось ее утешать. Наверное, не слишком-то это хорошо, но Георгий ничего не мог с собой поделать. Аленка разревелась, и он принялся ласково гладить ее по голове.
Самого Гошку никто никогда не утешал и по голове не гладил. Не разменивалась его родня на такие глупости. Вечно замотанной и недовольной матери было некогда, брат Володя вообще был к нему совершенно равнодушен, а от Сергея доставались только тумаки.
Никто из тех, от кого зависела жизнь Георгия Панина, не любил его. Его всего-навсего растили. Взращивали с каким-то обреченным остервенением. Не любили и взамен любви не ждали. В самом деле, на что им сдалась его любовь? Георгий ненавидел свою родню и старался поменьше думать о ней.
А ряядом с Аленкой у Гошки расправлялись плечи и за спиной вырастали крылья.
В сущности, ничего особенного между ними не было. Но Георгий теперь понял, что чувствует тот, кто кому-то нужен по-настоящему. Нужен не только для того, чтобы поболтать о пустяках, скоротать ночку в дискотеке, а потом перепихнуться на деревянных трибунах заводского стадиона… Правда, ничем из вышеупомянутого Георгий пренебрегать не собирался. Но кроме этого Аленка бежала к нему за утешением и поддержкой, и Георгий готов был ради нее свернуть горы и осушить моря.
Среди прежних его подружек тоже попадались симпатичные куколки. Но они интересовались только тем, что было у Георгия в штанах и в бумажнике. Благополучно побывав и там и сям и удовлетворив свое любопытство, подружки исчезали. А Аленка никуда не исчезала. Она, наоборот, возникала на горизонте иногда даже совсем некстати. С ней было порой трудно сладить. Бывало и так, что от ее нелепых злобных слов у Георгия горло перехватывало. Но иногда она становилась смирная, заботливая, внимательно слушала все, что бы он ни говорил ей, целовала, утешала, находила множество каких-то глупых, смешных и ласковых словечек, от которых у Гошки, привыкшего к отборному беззастенчивому мату, слезы начинали щекотать горло. И еще Аленка любила смотреть ему в глаза. Смотрела подолгу и без насмешки, словно любуясь, и Георгий терялся в догадках, чем же в его физиономии можно любоваться, если старший брат иначе, как уродом, его и не величает? Словом, Гошке рядом с Аленой было теплее, чем с кем бы то ни было.
Аленин отец, уже довольно-таки пожилой солидный дедок, когда-то был главной партийной шишкой в Сосново. Все партийных шишек давно уже обтрясли, но товарищ Мазин давно превратился в благополучного господина Мазина, который припеваючи жил и зашибал немалые деньги в местах, неведомых простому народу. Насчет немалых денег Георгий не сомневался: господин Мазин и его супруга довольно регулярно меняли машины, отовариваясь при этом в Серегином салоне. Тачки они выбирали первоклассные. И наверняка своей дочери они желали того же. Не зря же они перевели ее в самую престижную в районе школу — частный лицей. Не зря пичкали Аленку иностранными языками и дурацкой пиликающей музыкой, которую Георгий не выносил. Она читала каких-то писателей, чьи фамилии напоминали Гошке непечатные слова. Она любила какие-то странные бессвязные фильмы ни о чем, во время которых Гошка почти мгновенно засыпал от скуки… Нет, ни за что не позволил бы господин Мазин своей принцессе якшаться с парнем-недоучкой, едва-едва домучившим к восемнадцати годам вечернюю школу.
Аленка с обидой жаловалась Гошке на свою судьбу, на тиранию родителей, а тот сочувственно поддакивал. Но порой ему хотелось, чтобы его будущим тоже кто-нибудь озаботился и научил бы отличать Мопассана от Монферрана.
Серега, конечно, приложил руку к воспитанию младшего брата. Он посадил его руль лет в одиннадцать и пинками да матом за несколько лет сделал из него классного водителя, а также научил со знанием дела ковыряться в моторе. И то, и другое во все времена давало хлеб. А для того, чтобы копаться в моторах, никаких монферранов, а тем более мопассанов не требовалось. Сам Сергей Панин без них прекрасно обходился и становился год от года все толще и глаже. Ему и невдомек было, что Гошке не хотелось быть совсем уж серым валенком. Тем более, когда рядом Аленка…
Переведя дух, Гошка снова повел автомобиль.
Переезд, к счастью, оказался открытым, и они благополучно миновали его и въехали в Сосново.
