Ирина Волчок - Лихо ветреное
Макаров осекся на полуслове, уставился на Павла виновато и испуганно, и Павел успокаивающе помахал рукой: все в порядке, уже не болит. Хотя, конечно, еще болело. Вернее, зудело, как зудит вроде бы уже зажившая, но еще не забытая рана. Большая, ветвистая, рваная рана, от которой получается большой, ветвистый, грубый шрам — такой, как у греческого Федора.
— Володь, а кто такой Федор Крайнов, ты знаешь? Спортивный клуб у вас тут есть, «Федор». Знаешь?
— Ну, еще бы! — Макаров, кажется, обрадовался перемене темы и оживился. — Это Серого клуб. Я ж тебе вчера рассказывал вроде? Или нет, я тебе о другом клубе рассказывал… о школе то есть. У Серого их три, клубов этих. Или школ? В общем, спортивных каких-то. Очень хорошие. Тренеры классные. Да я тебе вчера… Нет? Он всех своих к себе забрал, почти всю команду…
— Ну, а Федор Крайнов тут при чем? — перебил Павел нетерпеливо. — Там во все окно портрет этого Федора, со штангой. Кто это?
— А-а, наш Федор! — Макаров еще больше оживился, засиял, заблестел глазами, гордо приосанился. — Так это в честь его клуб, да… Он наш герой. Нет, серьезно, без дураков. Тут у нас несколько лет назад ураган был — прямо тайфун! Да ты знаешь, он и у вас был, и у всех был, несколько областей накрыло. Где — провода посрывало, где — деревья поломало, где — дома порушило… А у нас — сразу все. Да еще ливень! Главное — всего три минуты, а такого понаделалось — жуть. Жертвы были. Ты себе не представляешь… А, нет, представляешь, ты ж тогда тоже разгребал, да? А Федор тогда детей спас. Их в машине завалило, деревом, что ли, я уже не помню. Машину поволокло, как бумажную, а там как раз котлован рядом, накануне копать начали — и неглубокий вроде, но ведь ливень же! Погибли бы, конечно… Наш Федор как-то сумел детей вытащить. А взрослых не успел — опять что-то сверху свалилось, и на машину, и на него… Там его родные были, в машине этой. Все погибли. А его всего поломало, порезало, полгода по больницам… Да об этом тогда все газеты писали, если интересно, можно в подшивках порыться. Сейчас подшивки хранят? Ну, по крайней мере, в библиотеках-то хранят, наверное.
— Погоди, — удивился Павел. — Ураган этот лет пять назад был! Федор и сейчас пацан, а тогда ему сколько было?
— Во! — Макаров сделал значительное лицо и поднял палец. — В этом-то все и дело! Ему тогда лет пятнадцать было, что ли… Юношеская сборная России по боксу, первая золотая медаль. Ему такое будущее пророчили, что ты… Заграницы какие-то сразу набежали, деньги обещали страшные, то, се… А тут вон чего… Говорили, вряд ли на ноги встанет. А он и встал, и спортом опять каким-то занялся. Только, кажется, не боксом, для бокса он уже не годится, с такими-то травмами, да и время упущено. Не, что клуб этот его именем назвали, — это правильно, тут никакой натяжки.
— А Зоя ему кто? — помолчав, спросил Павел.
— Какая Зоя? — удивился Макаров.
— «Какая Зоя»! — передразнил Павел сердито. — Ты что, вообще ничего не помнишь? Вчерашняя Зоя, из «Фортуны». Сам же вчера руки протягивал: «рыба моя золотая, рыба моя золотая»…
Макаров напряженно поразмышлял, тараща глаза и шевеля губами, потом сказал неуверенно:
— Правда, что ли, протягивал? Во дела… Вроде бы и не пьяный был… Она рассердилась, ты не заметил?
— Не рассердилась, — буркнул Павел. — Ты не дотянулся… Ну так кто Зоя Федору?
— Не дотянулся — это хорошо! — Макаров заметно обрадовался. — Не хватало еще с Серым отношения выяснять… Откуда я знаю, кто она Федору? Я не знаю. При чем тут Федор?
Нет, все-таки странные люди бывают. Про Серого знают, а что Федор — «наш Федор», герой, в газетах писали и все такое — с ней в одной квартире живет, — этого они не знают.
— Знаешь, Володь, я думаю, что это Серый тут ни при чем, — решительно сказал Павел. — У Серого другая есть. Маленькая такая, черненькая. По-моему, вертит этим вашим крутым Серым как хочет.
— Ну да… — Макаров продолжал удивляться. — А ты откуда знаешь? Жена у него есть, маленькая, черненькая. Вертит, ну да… Когда я им загородный дом рисовал, она из меня всю печенку вынула: вот это хочу, и вот это хочу… Но заплатили, правда, хорошо. Его уже строят, так-то. Я специально ездил смотреть — хороший получается, правильно строят… Тамара сама там и командует, почище прораба всякого. Хватка у бабы, я тебе скажу, — сам Серый отдыхает.
— Ну а Зоя тогда при чем?
— Отстань от меня! — рассердился Макаров. — При чем! Вчера родился, да? Все знают, что при чем…
— А Тамара эта знает?
— А я откуда знаю, знает она или не знает? Не знает, наверное… А то бы сожрала — или его, или ее. Или обоих… — Макаров вдруг замолчал, подозрительно уставился на Павла и зловеще спросил: — А кафель ты купил? Нет?! А где тебя сегодня полдня носило? Ты что, опять Зою выслеживал? Паш! Я ж тебя вчера предупреждал! Я ж тебе русским языком объяснял! Тебе неприятностей мало, да? От одной беды только-только отделался — так нет, опять ему неймется! Паш, я серьезно говорю: там очень опасно. Очень. И никакая спецподготовка твоя не поможет. Сгоришь в собственной машине вместе со своей спецподготовкой, честное пионерское… Ага. Или еще что-нибудь такое. Серый…
— Вспомнил! — Павел больше не хотел слушать макаровские причитания по поводу опасности Серого. Надоел ему этот Серый. — Володь, я у тебя спросить хотел: можно здесь нормально машину продать? Чтоб не за копейки. Она ж у меня почти новая… И побыстрее бы. Ты не в курсе этих дел?
— Чего это вдруг? — вытаращил глаза Макаров. — Или это… гореть в своей машине не хочешь? А я думал — бесстрашный ты наш… Не, серьезно, зачем тебе машину продавать?
— Да не нужна она мне. — Павел усмехнулся, вспомнив здешние дороги и здешние расстояния. — Здесь до любого пункта назначения самое большее — двадцать минут. Куда мне ездить? А бензин жжется, резина трется, подвеска бьется… Если по работе — так там казенных полно. И вообще… Я тут подумал… Долг я тебе как отдавать буду? Зарплата — слезы, на жизнь хватило бы. Хата пустая, тоже думать надо, на какие шиши все покупать. А машина, если удачно продать, — это уже почти весь долг отдать. Хоть душу тянуть не будет… Ты чего это рожи корчишь?
— Пашенька. — Макаров отвернулся и даже вроде бы слезу смахнул. — Зарплата ему слезы! Ты своими московскими мерками не мерь, у нас на половину такой зарплаты три семьи живут. Долг ему душу тянет! Ответственный ты наш. А мне долг душу не тянет, как ты думаешь? Я ведь до сих пор себя грызу, что не успел для тети Лиды ничего хорошего сделать. Да я бы успел, наверное, хоть напоследок, если б Эллочка моя, людоедочка чертова, тогда меня враз не обнулила… Кому мне теперь свои долги отдавать? Тебе, раз уж тете Лиде не успел. Царствие ей небесное… Простила она меня, как ты думаешь?
