Моррис Ренек - Сиам Майами
— Подонок Додж! — простонала она. Ее накрашенные веки были закрыты, но подрагивали. — Как он меня унизил! Маленькую, молоденькую дуру, рвущуюся на сцену! — Она прикусила губу, чтобы не разрыдаться. — Вот подонок!
Он усадил ее в кресло. Вагон залязгал перед остановкой. Снаружи раздавались звонки — состав приближался к станции. Барни заглянул в туалет, отмотал туалетной бумаги, смочил ее водой, вернулся к Сиам и смыл с ее лица копоть.
— Оставь меня в покое! — огрызнулась она, не открывая век. — Как можно отомстить таким подонкам? — Она схватила себя за горло, едва не вонзив в него ногти, покрытые серебристым лаком. — Какая я уродина! Уродина, как все эти Хобокены, Вихокены, Ньюарки, Юнион-Сити!
Он сходил за новой порцией мокрой бумаги. Пока он вытирал ей лицо, она причитала:
— Я выступала в Ойл-Сити, Хаммонде, Гэри, Ист-Чикаго, Гузпорте. Видишь, какая я известная! — На мокрой бумаге появились разноцветные полосы. — Мои глаза! — завопила она и прижала ладони к вискам. — Глаза!
Он приложил мокрые бумажные комки ей к глазам.
— Ооооо! — Ей стало легче.
Барни убрал от ее глаз мокрую бумагу. Она была покрыта синими и черными разводами от туши. После этого стал вытирать ей лицо собственным носовым платком. Сиам распахнула глаза и попыталась сфокусировать взгляд.
— На что ты пялишься? — Его взгляд показался ей безразличным, и она не смогла этого снести.
Без грима она выглядела здоровой молодой девушкой. Обильная косметика делала ее излишне зрелой и непохожей на саму себя.
— Ты красива сама по себе.
— Можешь навалить себе в шляпу. — Было видно, что комплимент пришелся ей по сердцу.
— Юнион-Сити. — Проводник забарабанил в стенку.
Поезд подполз к перрону. Вереница носильщиков дружно выдыхала утренний пар.
— Я не могу надеть эти туфли. У меня раскалывается голова.
— Надень другие, — спокойно посоветовал он. — Поезд подождет.
Поезд с лязгом остановился.
— Надень другие туфли.
— Они у меня не с собой, а в багаже.
Она нервно достала из сумки радиоприемник, включила его и приложила к уху. Он видел, что она делает это не для того, чтобы послушать музыку, а чтобы прогнать из головы мысли о неразрешимой проблеме обуви. Раз она слушает транзистор, значит, проблемы более не существует.
— Я вижу в твоей сумке босоножки.
— Ни в коем случае! — Она бросила громко звучащий приемник в сумку. — Не желаю расхаживать в чистых босоножках по этому грязному вагону, который не мели со времен Гражданской войны.
— Ладно, — уступил он, — но хотя бы выключи радио.
— Не смей трогать мои босоножки.
— Не буду.
— Багаж разгружен, — сообщил проводник, желая их поторопить.
— Бери туфли.
Он подсунул одну руку ей под колени, второй обнял за талию и поднял. Выходя из купе, он оглянулся и увидел на сиденье ее сумку. Придется использовать ее ноги как крючок. Когда сумка была подцеплена за ремень, он вынес певицу из вагона и донес до ближайшего такси — старого, просторного. Уложив ее на заднее сиденье, сам сел на откидное.
— Как самочувствие?
Она обреченно улыбнулась и буркнула:
— Проще сдохнуть.
Барни вытер лоб. Это только начало гастролей. Он уже не сомневался, что будет зарабатывать деньги в поте лица. Им предстояло остановиться в городе, хотя выступление должно было состояться в ближнем пригороде. Он был доволен, что она не увидела, что представляет собой отель, к которому они подкатили. Возможно, она догадывалась, что это такое, и нарочно не смотрела. Из мрачного строения никто не вышел, чтобы помочь им разгрузить багаж.
— Выйдешь сама? — спросил он.
Она села; он видел, что инстинкт запрещает ей смотреть в окно машины. Он вышел и распахнул дверцу. Она вылезла с довольно терпеливой улыбкой на лице. Набрав в легкие побольше воздуху и не глядя на отель, произнесла:
— Ладно, надзиратель.
Она двинулась вперед, но не рядом с ним, а позади, пользуясь им, как щитом. В темном мраморном вестибюле с белым, точно в ванной, кафельным полом он понял, почему ей потребовалась защита. Его не удивило, что она надела темные очки. В них Сиам не только не видела плачевной обстановки, но и скрывала свое испуганное лицо, придавая ему непроницаемость.
Дежурный под неоновым указателем медленно отложил газету и дождался новых клиентов.
— Вы от Зигги Мотли?
— Да, — ответил Барни.
Дежурный спустился с небес на землю. Он окинул Сиам оценивающим взглядом, но не ради удовольствия, а ради того, чтобы разобраться, что она за птица. Одного взгляда на этого преждевременно усохшего субъекта было достаточно, чтобы узреть в нем яростного противника любви вне брака. Людей, заподозренных в пристрастии к сексу, он обдавал презрением. Пуританство помогает таким, как он, превращать зачастую собственную сексуальную ущербность в достоинство.
— Позвоните мистеру Мотли, прежде чем снимете номер. Телефон там, под головой лося.
— А где номер мисс Майами?
— Мистер Мотли велел сначала позвонить ему.
Барни расписался в журнале.
— Скорее наверх, — поторопила Сиам. — Мне надо побыстрее принять что-нибудь от головы.
Барни протянул руку за ключами.
— Я вас провожу. — Дежурный подхватил два чемодана, Барни забрал другие два и чемоданчик. Они поехали в открытом лифте, тащившемся с душераздирающим скрипом.
Номер Сиам представлял собой узкий пенал с накрахмаленными занавесками, похожими на листы фанеры. Окно выходило в глухой колодец двора. Верхняя половина стен была разрисована синими и серыми квадратиками.
— А нет номера получше? У вас ведь не так много постояльцев, — сказал Барни.
— Ваш босс всегда заказывает этот номер, когда не надо оставаться на ночь. Ведь ночью вы переезжаете в Форт-Ли.
— Мне наплевать, — сказала Сиам и упала на кровать.
— Конечно, — одобрил дежурный ее здравомыслие. — Какая вам разница, что представляет собой номер, когда вы тут просто проездом? Мистер Мотли против роскоши. Ваш номер соседний.
— Обойдусь, — ответил Барни.
Дежурный вернулся к лифту и с грохотом захлопнул дверь.
Сиам, не раздеваясь, утонула в мягком матраце. Натянув на себя покрывало, она накрыла голову подушкой. Барни собирал я выйти, когда она попросила:
— Дай мне снотворное.
Рядом с кроватью зазвонил телефон.
— Ох! — Она зажала уши.
