Беверли Марти - Любовь на Бродвее
— Джаффи не годится для этой роли.
— Наоборот, она выглядит вполне подходящей.
Тони задумался.
— Нет, — сказал он наконец. — Нет. Ты выхолащиваешь мой спектакль, Фаин. Я не соглашусь.
Час спустя они так и не пришли к компромиссу, и Фаин ушел.
И тут Джаффи, молчавшая во время их дискуссии, взорвалась:
— Черт побери, что происходит, Тони? Почему ты так упорствуешь? Ни ты, ни я не виноваты в том, что Шейлу отстраняют. Я не просила ведущей роли, но если так случилось…
— Ты не сможешь. — Тони произнес эти слова холодным, невозмутимым тоном. — Ты еще не способна играть такие роли.
— Нет, способна, черт побери! — Джаффи бросилась к нему и начала молотить кулаками по его груди. — Способна! Способна!
Защищаясь, он схватил ее за запястья:
— Замолчи и не устраивай истерики. Здесь не сцена, Джаффи, и мы не играем. Нельзя игнорировать Шейлу, иначе я больше никогда не смогу работать в Лондоне.
Все знают, что мы с тобой спим. Отстранение Шейлы будет воспринято так, как будто я сделал это только для того, чтобы дать ведущую роль своей подружке. Такие интриги, может быть, допустимы в Нью-Йорке, но в Англии общество отвергнет меня за это на всю жизнь.
— Ах, вот в чем дело! — прошипела Джаффи сквозь стиснутые зубы. Наконец-то ты сказал правду. Тебя беспокоит только собственное будущее.
— И твое тоже. Ради Бога, выслушай меня!
Джаффи, подумав немного, кивнула, и он освободил ее руки.
— Джек Фаин деловой человек, и его интересует денежная сторона дела. Мы же с тобой, Джаффи, хотим добиться успеха в своем искусстве, шумного одобрения в прессе. Я хочу, чтобы каждый критик в Нью-Йорке понял, что ты не просто красивая женщина, но и чрезвычайно одаренная актриса. Могу ли я позволить тебе играть роль, для которой ты совсем не подходишь и профессионально не готова? Провал задержит твое продвижение лет на пять. Ведущие режиссеры, как здесь, так и в Англии, еще не представляют, каким талантом ты обладаешь. В случае неудачи тебя даже не станут прослушивать на роли, которые ты могла бы получить.
Джаффи по-прежнему дрожала, но теперь уже не от ярости. Тони был, конечно, прав, и она изнемогала от любви к нему.
— О, Тони, почему я такая глупая? — Она прижалась к нему, обняв за шею, и приподняла лицо, подставив губы для поцелуя. — Я люблю тебя, — прошептала она, когда он прильнул губами к ее губам.
Тони был нетребовательным любовником, нежным и ласковым, как она говорила Карен, впервые испытав его ласки. Он делал все так, как она ожидала и как это должно было быть в ее представлении. Расстегнув пуговицы на блузке и крючки на бюстгальтере, он начал ласкать ее груди, прижимаясь к ним носом и гладя ладонями.
Затем наконец расстегнул ее брюки и стянул их вместе с трусиками. Через пару минут они оба оказались голыми на шатающемся диване, и Тони вошел в нее.
Его толчки вызвали у нее необычайное наслаждение. По телу разлилось сладостное тепло, кожа покрылась испариной, она задыхалась. Когда все кончилось, Джаффи удовлетворенно вздохнула.
— Тебе хорошо? — спросил он, ласково целуя ее в лоб.
— Очень.
Тони приподнялся и посмотрел на дверь, под которую кто-то подсунул бледно-желтый конверт.
— Телеграмма. Должно быть, посыльный принес ее, когда мы… были заняты.
— Адресовано тебе.
Джаффи никогда раньше не получала телеграмм; она соскочила с дивана и подбежала к Тони. Телеграмма была от Рози. «СЕГОДНЯ ОСВОБОДИЛСЯ ПАТЧК ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ ХОРОШО ТЧК ОЧЕНЬ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ ТЕБЯ ТЧК ПРИЕЗЖАЙ КАК ТОЛЬКО СМОЖЕШЬ ТЧК МАМА».
Тони тоже прочитал телеграмму через плечо Джаффи:
— Кто такой па, твой отец? Он был в больнице?
— Нет, мой дед, отец матери. Он находился в больнице. — Она не чувствовала угрызений совести. Рози сформулировала послание весьма двусмысленно. — Тони, давай поедем в Бостон в этот уик-энд. Ты можешь остановиться в доме моих родителей, там полно комнат.
— Я не могу уехать, дорогая, пока не договорюсь с Файном. Поезжай одна. В субботу и в воскресенье репетиций не будет. А в понедельник ты вернешься назад.
* * *Дино Салиателли было шестьдесят два года, когда он досрочно освободился из тюрьмы при условии, что будет жить с дочерью и зятем и не посещать свои старые излюбленные места в Норт-Энде. Теперь он выглядел лет на десять старше своего возраста. Он отбыл в тюрьме девять лет и очень похудел; его кожа висела на костях, как сморщенный креп. Только темные глаза не изменились — они по-прежнему сверкали и, казалось, видели все насквозь. Когда Джаффи была маленькой, он говорил ей, что видит ее, даже если его нет рядом. И сейчас он сказал нечто подобное:
— Я все это время следил за тобой, красавица. Твоя мама рассказала мне, что ты собираешься стать актрисой на Бродвее. Хорошо ли с тобой обращаются эти Нью-Йоркские прохвосты?
— Да, дед. Они очень хорошо относятся ко мне. Мой спектакль состоится в следующем месяце. Мы думаем, он станет хитом.
Дино кивнул:
— Хорошо. Очень хорошо. Мне нравится, что ты стремишься к победе. Если тебе что-то понадобится, дай мне знать. Я найду способ, как помочь моей маленькой красавице.
Джаффи обняла его, с трудом проглотив застрявший в горле ком:
— Я должна сказать тебе кое-что, дед. Все эти годы была причина, по которой я не навещала тебя… Я хотела запомнить тебя таким, каким ты был раньше.
— Я понял это и говорил более или менее то же самое твоей матери. Она всегда приносила мне твои фотографии. Одна из них, где ты в длинном белом платье вдень окончания школы, нравится мне больше всех.
Ты так красива на ней и чиста, ну прямо как невеста.
Ты собираешься замуж, Джаффи?
— Пока нет. Я хочу сосредоточиться на своей карьере. — Она обняла деда и улыбнулась ему.
— Я думаю, ты сможешь через некоторое время отлучиться на пару дней и приехать вместе со всеми посмотреть на меня.
* * *Было решено, что «Маленькое чудо» не следует возить из города в город, слишком дорого. Премьера спектакля была намечена в театре Мороско на Западной Сорок пятой улице двадцатого ноября. Десятки раз на неделе казалось, что она никогда не состоится. Джек Фаин отказался от ультиматума, но продолжал изводить Дэвида Хоупа и Тони Мортона своими требованиями.
Даже на генеральной репетиции девятнадцатого числа он, придя в театр, все продолжал качать головой и вносить бесконечные предложения, которые никто не хотел принимать.
— Мистер Мортон, — звал Фаин с заднего ряда, где он всегда сидел. Извините, что вмешиваюсь, мистер Мортон, но полагаю, вы должны знать: я не слышу отсюда вашу ведущую леди. Возможно, у нас, американцев, не такой утонченный слух, как у англичан. Не могла бы она почетче произносить слова?