Юлия Чеснокова - Тигриный лог (СИ)
Дверь в мою комнатушку раскрылась и я, ожидая увидеть Хенсока — единственного, кто заглядывал сюда, чуть не подскочила, обнаружив Чимина. А постучать?! Ах ну да, зачем парню, пришедшему к парню, стучать? Я вытерла рукавами глаза и встала с кровати. Юноша держал миску с рисом и стакан воды.
— Ты что, плачешь что ли? — Почему они меня вечно за этим ловят? Сначала Ви, теперь этот! Так не пойдёт. Чимин поставил еду на тумбочку. — Ты чего? Чонгук младше тебя, и то не хнычет никогда, прекращай это. Ты просто впервые отведал люлей от нашего Хана.
— Я… я… да пофиг, — бравировала я, хлюпнув носом. — Ты хотел что-то?
— Я тебе поесть принёс. Подумал, что, может, это я зря к тебе внимание учителя привлёк… может, он бы спустил это дело, если бы ты не оказался теперь и его учеником тоже?
— Не важно, не надо, — я указала на принесенную пищу. — Я не буду, раз так велено.
— Не обижайся на мастера Хана, ладно? Он нормальный мужик так-то.
— Я пока не заметил, — посмурнела я. Чимин пожал плечами и, подойдя, приобнял меня за моё, потрепав. Мне чуть не поплохело. Ещё один рукастый? Да что ж это за братание такое? Хотя, чему я удивляюсь? Это я была в школе нелюдимой, а вокруг даже девчонки вечно друг на друге висели и обнимались. Молодым людям тоже свойственно вести себя подобным образом без задних мыслей.
— Расслабься, всё нормально. Без воспитательных методов иначе мы тут все распустимся и делать ничего не будем, уже за один порядок стоит говорить "спасибо" именно мастеру Хану. Его и боятся, и уважают.
— У них с мастером Ли просто-таки образовательная программа "кнутом и пряником", — улыбнулась, наконец, я.
— Похоже на то, — кивнул Чимин. — А как иначе? Мы должны тут испытывать всё. И ты, пока с нами, тоже.
— Я знаю, я не жалуюсь, — опустила я взор. Когда ж он руку с меня снимет? Я не могу сказать, что мне неприятно, но это как-то… тет-а-тет, почти ночью, в моей спальне. А мне его глаза и так покоя не дают, бесовские, игривые. Вдруг я что-то почувствовала и резко подняла голову. Что это? Запах сладкой мяты? Стараясь делать это незаметно, я обернулась к Чимину и втянула носом воздух поглубже. Да-да, это идёт от его дыхания… он дышит той самой мятой, которую обычно оставляют послевкусием леденцы или жвачки. Неужели… это… он? Как убедиться? Как спросить? Если я сейчас поцелую его сама — это будет фиаско умалишенного, притворявшегося нормальным. Придётся либо раскрыть в себе девушку, либо назваться парнем с не теми наклонностями. При обоих исходах меня отсюда выпрут.
— Что? — посмотрел на меня Чимин, заметив, что я вытянулась. Я опомнилась и опустилась с носков на пятки.
— Нет-нет, ничего, — он выпустил меня и пошёл к двери. — Можешь забрать еду, я не буду всё равно. Я стойкий.
— Ну, раз стойкий, то испытывай себя соблазном, — подмигнул он, и воображение моё с риса тут же соскочило на другие соблазны, где Чимин целует меня, жарко обняв в ночи, и шепчет приятные слова. О-о, зря он ещё и так прекрасно улыбается! — Спокойной ночи, Хо! Сопли тут не распускай, а то ты мне моего младшего братишку напомнил.
— У тебя есть младший брат? — машинально повторила я, чтобы задержать его подольше и полюбоваться им.
— Да, остался дома, — Чимин немного померк, обратившись в задумчивость. — Я скучаю по нему… Чтобы защищать его от обидчиков я в шесть лет упросил отвести меня на каратэ и тхэквондо. Мне так нравилось о нём заботиться… Но у родителей не было денег, чтобы дать достойную жизнь сразу двоим. Я ушёл ради него. Он способный мальчишка и добьётся большего, чем мог бы я. Спокойной ночи, — остановил сам себя Чимин, повторив, и вышел.
Вышел, оставив меня в полной растерянности глотать исчезающий аромат воспоминания и переполняться тоской от очередной невесёлой судьбы. Но его поступок был самоотверженным и благородным. Если это он украл мой первый поцелуй, то мне не жалко — это был настоящий герой и рыцарь!
Примечание к части * Сэнсэй — уважаемая персона, учитель по-японски
8 сентября
От нервно-физического истощения я вырубилась, едва хотела подумать о Чимине и прошедшем дне. Но плоская подушка и далеко не мягкий матрас затянули до самого утра. Благо, что внутренняя мысль билась громко и подала сигнал вставать ещё до петухов. Или я просто, наконец, легла раньше и выспалась? Как бы то ни было, кукареканье неслось, когда я уже шла по галерее. Монастырь плыл в тумане. Мне пришлось задержаться на высоте этого обзорного пункта, чтобы отойти от этого удивительного зрелища; острокупольная пагода, погрузившаяся в молочную дымку, и грудящиеся ниже коричнево-серые крыши, тянущиеся из этого кипенного облака. Влажная тишина и святость первозданности. Зашагав дальше, я будто исцелялась, подпитываясь морально от окружающих, похожих на иллюзорные грёзы, пейзажей, забывая вчерашние неприятности и намереваясь впредь быть сильнее, терпеливее, выдержаннее и терпимее. Я близка к разгадке. Я сближусь с Чимином, поговорю с ним как-нибудь о Распахнутых вратах, его желаниях и мечтах. О нём.
Кухня встретила меня подметённой и прибранной. Посуда, чистая и аккуратно расставленная, стояла на своих местах. Что ещё за домовой? Кто из ребят сделал это после ужина? Кто-то потратил на это свои силы… но кто? Я вовремя заметила, что печка растоплена, и не обожглась, схватившись бы за плиту, и нужно только подкинуть топливо. Кто-то сделал это всё только что! Ради того, чтобы облегчить мои муки, проснулся в такую рань и пришёл сюда, чтобы я не перетрудилась? Черт возьми, кому бы это было нужно? Сбитая с толку, но приятно польщённая, словно нашедшая на подушке у изголовья душистый букет цветов, я принялась за стряпню. Вдохновение накатило, но рамки буддийской диеты не давали развернуться. Я бы им целый пир накрыла, если бы не ограничения. Но благодаря подъёму ни свет ни заря, я выиграла полчаса и употребила его на то, чтобы украсить каждую порцию каши фигурно вырезанными овощами. И у аскетов должны быть маленькие радости. Во входе образовался Лео с ведром молока. Облизывая палец от приставших мельчайших кусочков нарезанной зелени, я обрадовано ему махнула другой рукой.
— Доброе утро! Это не ты печку с утра разжег? — дойдя до меня и поставив пятилитровый железный сосуд под стол, Лео выпрямился и покачал головой. — А кто, не знаешь?
Он опять посимулировал отрицательные ответы и собрался уходить, когда я заметила краем глаза, что рука, которую он убирает от ручки ведра, сильно разодрана и поцарапана.
— О боже! — ахнула я и невольно протянула ладонь, как бы призывая его остановиться, чтобы перевязать ссадины. Однако брат-привратник забрал свою руку так быстро, что вспышка молнии во время грозы показалась бы по сравнению с этим затянувшимся рекламным роликом. — Да я же помочь хочу! — он задом отступил на шаг. — Что? Вам и дотрагиваться до девушек нельзя? — я неосознанно сделала шаг следом, но не успела даже моргнуть, как стоявшая прислоненной к стене метла, схваченная Лео, вдруг оказалась в его руках и уперлась мне в грудь, не давая продвинуться ни на сантиметр вперед. — Кхм… что за агрессия, Зорро? Я думала, ты защитник слабых и борец за справедливость, а не психованный ветеран вьетнамской войны.
