Юлия Комольцева - Дежа вю
А в то утро, когда она приехала в Новосибирск, то ли солнце припекало особенно ласково, то ли чайки над морем – крошечным, искусственным Обским морем, – кричали чересчур ошалело, то ли слишком буйно цвели яблони в институтском саду. И совсем близко была свобода – последний звонок, выпускной бал, заветные корочки, с которыми можно устроиться на работу, а вечерами бегать на лекции. Совсем другая жизнь – ее вкус Алька уже ощущала на губах, и голова кружилась от надежд. Она ни о чем не думала, сидя на лавочке перед окном профессорского кабинета, лениво прислушиваясь к студенческой болтовне и сладко позевывая от приятной усталости.
Домой возвращаться не хотелось.
Век бы так сидеть.
Она расслабилась. И совершенно бездумно подпустила – очень близко подпустила – Олега Андреевича Морозова.
Приятное знакомство, думала Алька с некоторой, правда, долей небрежности. Которая испарилась моментально, стоило их губам соприкоснуться.
Она отлепилась от него, хватая ртом воздух, как рыба. И глаза у нее были сумасшедшие.
– Погоди, погоди, – скрежетнул зубами Олег, схватив ее горячие пальцы, – погоди.
– Что?
Он отчаянно огляделся.
– Поехали ко мне. Алька, слышишь?
– Поехали, – тут же кивнула она, ни черта не соображая.
Такой долгий день, такой умиротворенный, такой радостно-легкий. Что случилось вдруг? Что произошло, господи? Так не бывает!
Олег отстранился, вспомнив неожиданно, что она – совсем девчонка. Школьница. Наверняка, ее ждут дома мама и папа, и учебники в наивных розовых обложках. А он – здоровенный лоб, многомудрый и искушенный. Должен сохранять спокойствие. Должен, а не получается!
– Ты… Тебя родители ждут? – глупо спросил он.
– Нет. То есть, да. Не знаю. Она не понимала, о чем это он.
– Полдвенадцатого, – Олег постучал по часам, – ты сможешь отпроситься до утра?
– До утра?
– Ага. Я живу в Новосибирске, снимаю там комнату. Нам придется вернуться.
Вот так, правильно, молодец. Нужно контролировать ситуацию, продумать каждую мелочь и взять всю ответственность на себя. Прямо сейчас завалиться к ней домой и дать маме-папе понять, что ему до завтрашнего утра крайне необходима их дочка.
Он бредит! Это очевидно.
Алька обескураженно топталась на месте.
– Ты хочешь, чтобы я вернулась с тобой?
– Да. А ты, что, не хочешь? – напрягся он.
– Хочу.
Тут они снова принялись целоваться, и Олег забыл, что обязан разрабатывать стратегический план. С этой минуты вообще все пошло наперекосяк, и каким-то загадочным образом они очутились на лавочке в сквере, а потом на заднем сиденье в такси, и хмурый водитель долго допытывался, куда их везти, а Олег не мог сосредоточиться и назвать адрес.
В его коммуналке, взявшись за руки, они долго бродили впотьмах по коридору в поисках телефона. Хихикали, словно умалишенные, и в конце концов оказались в ванной, волоча за собой древний аппарат. Алька долго не могла вспомнить домашний номер, а когда вспоминала, Олег сбивал ее, сетуя, что не может подсмотреть в темноте «заветный набор цифр».
– Перестань, я не могу больше смеяться, – возмущенно шептала она.
– Думаешь, я шучу? – так же возмущенно шептал он. – Мне ужасно страшно. Вот ты исчезнешь утром, и как я тебя буду искать?
– Я не исчезну.
– Честное благородное слово?
И не давал возможности ответить, вновь и вновь прожигая насквозь поцелуями.
Кое-как они расцепились все-таки, и Алька дозвонилась. Объяснение с матерью заняло минуту, выслушивать гневное шипение на том конце провода она не собиралась.
Но когда они вошли в комнату и Алька увидела в лунной дорожке очертания кровати, нетерпеливая дрожь отпустила, сладкое безумие мгновенно выветрилось из головы, оставив лишь похмельную вялость.
– Ты что? – сквозь поцелуи спросил Олег. – Что случилось?
Она отступила к кровати, села неестественно прямо, вдруг осознав, что перед ней – мужчина и ночь. С другими Алька не заходила так далеко. И будто прекратилось действие наркоза, каждой клеточкой она ощутила страх – бездонный ужас, скрытый до этого момента в безумии прикосновений, бешеном пульсе, напряженных сосках.
Ладони ее безвольно упали на покрывало и гладили ткань, словно кошку.
– Алька, что с тобой? – прошептал Олег, замерев посреди комнаты.
– Ничего.
– Я… я иду к тебе, – словно предупредил он.
Она съежилась, хотя мечтала только об этом.
Вот, сейчас с ней случится то самое, необыкновенное – как пишут в книжках, ужасное – как рассказывают одноклассницы.
Бежать?!
Но ей хочется остаться.
Может быть, она просто не готова? И потом, они знакомы всего-то… сколько там? – десять, двенадцать часов?
Но разве это – главное? А что главное?!
– Давай поговорим, – мягко предложил Олег, наконец, догадавшись о ее смятении.
– Да-давай.
– Ты жалеешь, что приехала со мной?
– Нет! – быстро ответила она.
– Ты… не хочешь меня?
– Не знаю, – отчаянно просипела Алька, – я не знаю. У меня такое… в первый раз.
– У меня тоже, – криво усмехнулся он, думая, что речь идет о всепоглощающей, внезапной страсти.
Алька пораженно уставилась на него, пытаясь разглядеть в сумраке лицо мужчины, который признался, что до двадцати с лишним лет прожил девственником. Наверняка, врет. Такой красавчик, такой умница и – до сих пор не спал с женщинами?!
– Ты в армии, что ли, был? – нервно уточнила она.
– Был. А что? – не понял Олег.
– Ну… э… поэтому у тебя не было никого?
Он судорожно закашлялся, потом присел перед ней на колени.
– Алька, у меня было. То есть, были. Но так, как у нас – никогда.
– Как у нас, – зачарованно повторила она и встрепенулась: – А как это?
Он приложил к своей щеке ее ладонь, и, не ответив на вопрос, произнес со всей нежностью, на какую был способен:
– Ты не бойся.
– Ага, – кивнула она покорно.
И все равно боялась. Она дрожала, зажмуривалась, придурковато хихикала и пыталась соблазнительно двигать бедрами, вспомнив вдруг, что женщине полагается принимать в любовных играх активное участие, а не «лежать бревном». В какой-то момент она даже застонала, изображая сверхъестественное блаженство. А внутри все вибрировало от ужаса.
– Глупенькая, – шептал Олег ласково, – расслабься, слышишь? Ничего еще не происходит.
– Да? – из последних сил удивилась она, приподняв голову с подушки.
Он рассмеялся бы, если бы сам не боялся так дико. Боялся ее, боялся себя, боялся поторопиться и сделать что-то неправильно.
В маленьком сибирском городке в старой коммуналке лежали на кровати два насмерть перепуганных человека.
Наверное, все закончилось бы очень быстро, но кроме страха все-таки было еще кое-что, какая-то настоящая искра, из которой они раздули костер до небес. Пламя осветило все вокруг, и стала видна каждая трещинка, впадинка, родинка, каждое движение и трепет ресниц. Вот что было важно – разглядеть, почувствовать, открыться и понять с неотвратимой ясностью: так и должно быть. Ни единого вздоха было не вычеркнуть, ни единого порыва не сдержать, ни единое движение не было напрасным, лишним… Неловким – да, может быть, но – необходимым, как сама жизнь.
