Дженис Хадсон - Сердце Сэмми
Он взял Сэмми за руку и буквально втащил внутрь.
— Я не хочу портить вам вечер, — возражала она.
— Не говори глупостей. — Генри повернулся к стоявшей рядом женщине.
— Эрнестина, я хочу познакомить тебя с Самантой Карлмайкл. Сэмми — начальник отдела передовых технологий «Эллиот эйр» и мой хороший друг. Сэмми, это Эрнестина Уинфилд, моя… тоже мой очень хороший друг.
Уинфилд. И фамилия, и лицо этой женщины были явно знакомы Сэмми. Эрнестина Уинфилд была вдовой Джорджа Уинфилда, основателя фирмы «Уинфилд ойл энд эксплорейшн». Если верить газетам, она до сих пор владела контрольным пакетом акций, хотя делами компании управлял теперь ее деверь.
Миссис Уинфилд также была видной фигурой в обществе. Она принимала участие в ежегодных городских балах и других благотворительных мероприятиях города и штата и была к тому же активисткой женского движения.
— Рада с вами познакомиться, — сказала Сэмми.
Миссис Уинфилд протянула ей руку.
— Я тоже рада встрече с вами и уверяю вас, что вы нам не помешаете.
Рукопожатие ее было твердым, улыбка искренней и дружелюбной. Сэмми сразу понравилась эта женщина.
— Конечно же, ты нам не помешаешь, — заверил ее Генри, увлекая обеих женщин в гостиную. — Мы с Эрнестиной как раз решили выпить по коктейлю перед обедом. Ты ведь останешься пообедать, правда, Сэмми?
— Нет, Генри, я не могу.
— Да нет же, можешь. Миссис Симмс приготовила лазанью, так что еды хватит на всех. Налить тебе выпить?
Сэмми отказалась. Она чувствовала себя третьим лишним.
— А это мне? — спросил Генри.
Сэмми рассеянно посмотрела на букет, который до сих пор держала в руке. Она успела забыть о нем.
— Я думала, они поднимут вам настроение. — Сэмми улыбнулась. — Но теперь вижу, что в этом нет необходимости.
Генри взял букет из ее рук.
— Они действительно поднимают мне настроение. Пойду поставлю их в вазу.
— Я помогу, — предложила Сэмми.
— Нет-нет, садитесь рядом, дамы, и постарайтесь познакомиться друг с другом поближе. А я скоро вернусь.
Если бы Сэмми смогла проделать в полу дырку, она с удовольствием заползла бы в нее и накрылась сверху ковром. Она чувствовала себя очень смущенной, прервав их обед, который наверняка намечался в интимной обстановке. И о чем могла она говорить с такой женщиной, как Эрнестина Уинфилд?
Откинувшись на спинку кресла, Ник потер глаза. Как он мог работать, когда в ушах по-прежнему звучали слова Сэмми?
«…Бессердечное, бесчувственное насекомое…
Он одинок, чувствует себя не у дел, а ведь он только что перенес инфаркт…
Этот инфаркт мог убить его. Неужели тебе все равно?»
Хотя отношения отца и сына складывались последние годы все хуже и хуже, Нику, конечно же, не было все равно. Хотя он сам не мог бы сказать, почему. За последние лет двадцать Генри ни разу не давал ему повода к хорошему отношению.
Может, в его памяти все еще жили воспоминания о тех давних временах, когда они с Генри были не просто отцом и сыном — когда они были друзьями. Наверное, именно память не позволяла Нику навсегда забыть о сыновних чувствах.
Как бы там ни было, но сейчас Нику было стыдно. Он жалел, что так грубо говорил с отцом по телефону. Ну что ему, в самом деле, трудно забежать к старику минут на пять? Конечно, обедать он не останется…
Решившись, Ник встал из-за стола и опустил закатанные рукава рубашки. Сэмми была права. Конечно, Генри тяжело переносил свой вынужденный уход с поста президента компании, которую основал еще до рождения Ника. Тем более что он вынужден был передать ее человеку, которого едва выносил. Наверное, Генри чувствовал себя теперь оторванным от того, что составляло всю его жизнь.
Ник часто слышал о людях, которые, удалившись от дел после многих лет тяжелой работы, чувствовали себя ненужными, впадали в депрессию, старели раньше положенного срока. Несмотря на взаимную враждебность, которую испытывали друг к другу отец и сын, Ник не желал Генри подобной участи.
Черт побери, может быть, он даже останется пообедать.
Когда через двадцать минут Ник остановился у дома Генри, он тут же заметил у подъезда старую колымагу Сэмми. «Да, она, очевидно, принимает своих друзей всерьез», — с мрачной ухмылкой подумал он. Ему было ясно, что Сэмми решила позаботиться о том, чтобы Генри не провел сегодняшний вечер в одиночестве.
На какую-то секунду Нику захотелось развернуться и уехать. Ведь теперь, когда здесь была Сэмми, отец вовсе не нуждался в его обществе. Но нет, Ник не для того ехал так далеко. И ничего не случится, если он заглянет на несколько минут. По крайней мере он надеялся, что ничего не случится.
Может быть, сегодня, рядом с Сэмми, они с Генри найдут в себе силы держаться в рамках приличий. Ведь в тот раз, когда Сэмми плавала в бассейне, они поссорились не так уж сильно.
Глубоко вздохнув и приготовившись с честью выдержать все испытания, которые сулил сегодняшний вечер, Ник вышел из машины и направился к двери.
Дверь открыл Генри.
— Ник? Ты ведь сказал, что занят. Я не ждал тебя.
Ник кивнул в сторону машины Сэмми.
— Я вижу, у тебя уже есть компания. Могу приехать в другой раз.
— Нет-нет. — Генри распахнул дверь и знаком пригласил сына внутрь. — Заходи. Очень хорошо, что ты приехал.
Радушие, звучавшее в голосе Генри, так сильно отличалось от его обычного цинично-враждебного тона, что Ник подумал, будто ему это почудилось. Но нет, Генри действительно смотрел на него с радостным, гостеприимным выражением лица. Последний раз это было так давно… У Ника вдруг защемило в груди. Он проглотил ком, стоящий в горле.
— Что ж, если ты уверен, что я не помешаю…
— Конечно же, уверен.
Ник последовал за отцом в гостиную.
— Видишь, кто у нас тут есть, — сказал Генри.
— У тебя не было такого чувства, что мы им мешаем? — спросила Сэмми у Ника, когда спустя несколько часов они шли по дорожке к подъезду, где стояли их машины.
Специальные фонари заливали светом клумбу рядом с домом, дорожку и поворот шоссе. Один из огней освещал ствол гигантской сикоморы, которая была главной частью дворика перед домом. Однако вместо того, чтобы бороться с ночной мглой, огни как бы оттеняли ее красоту, озвученную стрекотом сверчков и пением цикад.
У Ника было как никогда хорошее настроение.
— Да, они не очень-то упрашивали нас дождаться десерта, — сказал он и посмотрел на Сэмми.
Сэмми отвела глаза, но тут оба они неожиданно громко рассмеялись.
— О, Боже! — хохотала Сэмми. — Я никогда в жизни не чувствовала себя такой дурой, как в тот момент, когда Эрнестина открыла мне дверь.
