Елена Стяжкина - Купите бублики
— Напрасно смеешься, — между прочим сообщила Лиза.
— Да ты посмотри, как на ней платье сидит! — Настя никак не могла успокоиться.
— Деточка, — произнесла подружка насмешливо, — если бы ты надевала платье впотьмах и второпях, оно сидело бы на тебе точно так же.
— Ты думаешь, что они прямо здесь? — удивилась Марина.
— Не знаю как, прямо или криво, но в Марка верю, — усмехнулась Лиза и помахала рукой: — Привет, Марк, сколько лет сколько зим.
Пока Марк и Като огибали гостей, чтобы подойти к их столику, подружки успели обменяться парой фраз.
— Провинциалка, — сказала Настя, в упор разглядывая Като.
— Нет, аристократка, — Лиза была снисходительнее. Хотелось быть объективной и правдивой. Роман с Марком был чудесным. Като ничуть не мешала. Почему не похвалить?
— Царица, халява, целка, — подытожила Марина. — О Марке я слышала. У них дела с Самвелом. Тот самый?
Лиза кивнула:
— Только нагрел он твоего Самвела на двадцатку баксов.
— Если бы он нагрел Самвела, то лежал бы сейчас на острове разбитых кораблей, — Марина была уверена в муже.
— Привет, девочки. Лиза — знакомь, — Марк посмотрел на Настю.
В ее голове сразу созрела мечта. Простая. Марк. «Он женат?» — Настя прошептала Лизе в ухо и замерла в ожидании ответа. «Нет, но лет десять — насмерть». — «Забери ее в туалет». Настя умоляюще сжала Лизину руку. «Вот еще», — фыркнула та.
— Лизка сказала, что ты нагрел Самвела? — Глаза Марины по-плохому сузились.
— Да ни боже мой! Я — такого уважаемого человека?! Мы с ним просто купили место на Нью-Йоркской товарной бирже. Теперь сдаем его в аренду.
— Если что, я возмещу, — Настя спокойно крутила в руках соломинку и смотрела на Марка.
— Не придется, — выдохнула Марина. — Кто со мной в дамскую комнату?
Като легко оторвалась от Марка. Он задержал ее руку и улыбнулся. Вздохнул. Посмотрел на Настю:
— Бедная маленькая богачка?
— У тебя очень плохой одеколон. Ну, не очень. Просто плохой, — сказала она.
— Хамка, — удивился Марк.
— Она просто честная, — как бы подтвердила Лиза.
— Куда тебе привезти хороший? Ты где обитаешь? — Настя красиво облизнула губы.
Тренировалась по два часа в день. Выходило весьма естественно.
— Не обманешь? — Марк взял Настю за руку, и она почувствовала, что мечты сбываются.
— Нет, особенно если ты мне понравишься. Я хочу, чтобы ты мне понравился, — сказала она убежденно.
— А я пока не хочу.
Като возвращалась, царственно беседуя с Мариной. «Да, пожалуй, аристократка, — подумала Настя, — а, плевать. Почему же он на ней до сих пор не женился?»
Настя привезла Марку одеколон через неделю и предложила поехать на дачу. Откровенный сексуальный напор не входил в правила Марковой игры. Он отказался. Настя расстроилась и начала писать стихи. Стихи упаковывались в прозрачно-белые конверты и вручались прямо Марку в руки экспресс-почтой. Однажды Марк позвонил:
— Ты пишешь, как Агния Барто. Стихи для маленьких.
— Ты для меня маленький. Я люблю тебя, — тихо сказала Настя.
— Так что там по поводу дачи? Я открою для тебя благотворительный фонд. На пару раз, не больше, — засмеялся Марк.
— А жениться? — спросила она.
— Ну ты даешь, — удивился Марк. — Или только дача, или не пиши мне никогда. Красиво сказал?
— Ты можешь изменить свое решение, — предупредила Настя.
— Все может быть. Ну так как? В принципе я могу перезвонить и на неделе.
— Нет, — закричала Настя истошно, — нет, собирайся, я за тобой заеду.
По дороге к Марку она разбила фару своей «девятки» и бампер вонючего зазевавшегося «Запорожца». Это были пустяки. Просто от скорости поездки зависела мечта.
Марк был слегка пьян и не в меру весел. Он хватал Настю за ногу и мешал рулить. Дорога, к счастью, была безопасной. Пустынной и прямой, как палка колбасы. Настя предвкушала и закусывала губу. Она уже не потела. Только запах ожидания будоражил Марка.
— Где кровать? — спросил он, едва переступив порог дачи.
— Наверху, — сказала Настя и стала стягивать колготы. Первым делом нужно показать ноги.
Марк оценил ее жест и сказал:
— Давай помогу.
Он рванул резинку на себя, и Настя повалилась на пол. Марк не спешил ее поднимать. Он медленно расстегивал брюки. Настя прикрыла глаза. От ужаса, от любви и от Марка. Она жалобно пискнула:
— Но почему на полу? Двадцать метров до кровати, а?
— Эти двадцать метров мы будем осваивать только таким способом.
Расставание с девственностью было не кровавым, но ужасно болезненным. Настя вопила и стучала ногами. Марк хмуро улыбался.
— Ну, ты хоть рад мне? — простонала Настя.
— Чему радоваться? Столько возни и никакого удовольствия. — Марк старался быть дружелюбным. Для этого ему нужно было освежить алкоголь в желудке. — Давай выпьем, Настя, — предложил он.
— А если — дети? — Она коснулась рукой его плеча и жалобно заглянула в глаза.
— Только дача. Дети и женитьба отменяются.
— Хорошо, — кивнула Настя, — жаль, что это для тебя не подарок.
Марк удивленно поднял брови:
— Что?
— Ну, невинность. Я же ее для кого-то хранила, — она вздохнула.
Марку было и смешно, и грустно.
— Иди сюда, моя девочка. Моя сладкая. Моя хорошая. Подарок мой, — он гладил ее по груди и бессовестно облизывал ухо. Ухо опьянело.
— Может быть, на кровать? — тихо спросила Настя.
— Нет, — рявкнул Марк, — до кровати осталось девятнадцать метров.
— А столько сумеешь? — она смотрела влюбленно и покорно.
— Будем стараться. До пятницы — свободен!
— Это из мультфильма о Винни-Пухе, да? — Радость узнавания у Насти всегда была большой и искренней.
— Да, — звонко ответил Марк, целуя ее в живот.
Сначала Настина покорность и влюбленность раздражали Марка. «Сначала» длилось так долго, что он успел привыкнуть и втянуться. Она была «всегда готова». В любое время дня и ночи. По первому требованию. Машина — на выезд. Это умиляло. Потом радовало. Потом начало волновать. Их постель из вялотекущей борьбы превратилась в припев. Песня получалась только с Като. Но припев был тоже очень ничего. Звонкий. Мелодичный. Марк стал называть ее по фамилии. И присвоил ей звание — «гвардии сержант». Настя гордилась и стремилась попасть в его шутки. Получалось плохо. Марк всегда смеялся один. Настя вдогонку. Уже дома. С папой и с мамой. Она стала слегка походить на сумасшедшую. Бабушка Софа грозила пальчиком: «Нехорошо, деточка». С Марком — нехорошо? С кем тогда? Ничего не слышу, ничего не вижу, я люблю тебя, Марк.
