Мария Барская - Птица колибри зимы не боится
– Да в прямом смысле неудобно, – объяснил он. – Руль этот проклятый мешает и рычаг передач. Понаделали всякого. Камера пыток. Ладно, Птица Колибри, ты посиди, а я мигом.
Не успела я слова произнести в ответ, как он выскочил из машины, заблокировал двери пультом и скрылся за дверью ресторана.
Я осталась в полном замешательстве. Неужели Митя решил меня таким образом проучить за прошлое вранье? Сам ушел, а меня тут запер? Нет, не может такого быть. Тем более ведь, уходя, он назвал меня Птицей Колибри! Я теперь снова Птица Колибри! Он снова со мной! Митя со мной! И какое везение, что мы оба оказались свободны!
Только вот что мы скажем Ольге и Ярику? Сразу вообще ничего нельзя говорить. Надо их постепенно подготовить. Но как же я счастлива!
Счастье рвалось из меня наружу, и я должна была срочно с кем-то поделиться. Митя все не возвращался. Я позвонила Гетке.
Подруга, внимательно выслушав мое восторженное верещание по поводу второго обретения Мити, сперва прокомментировала мой рассказ самодовольным «Я же говорила!», а затем поинтересовалась, где я нахожусь.
– В Митиной машине. Он меня запер.
– А сам?
– В ресторан ушел. Двадцать минут уже нету.
– Ну, мужики пошли! – возопила Гета. – Такого, признаться, еще не слышала. Закадрил девушку и жрать отправился, а тебя запер, чтобы дожидалась тепленькая и не сбежала.
– Он вроде про жрать ничего не говорил. Просто ушел.
– И нету? – охнула Гета.
– В том-то и дело.
– А зачем он туда пошел?
– Не знаю. Он мне не сказал.
– Подруга, он вообще хоть что-нибудь перед уходом тебе говорил?
– Да. – Я засмеялась. – Что ему неудобно.
– В каком смысле?
– Руль мешает и этот… рычаг передач.
– Катюха, чем вы там занимались?
– Всего-навсего целовались.
– Тогда мне все ясно. Физиология. Пописать пошел. До меня другое не доходит: почему, если вы ехали в ресторан, он не взял тебя вместе с собой? Посадил бы тебя за столик, а сам удалился на пять минут.
– Не знаю. И для пописать он слишком долго отсутствует.
Счастья моего чуть убыло, и я уже впрямь начинала волноваться.
– Или живот у него прихватило? – терялась в догадках Гета.
– Да нет. Не похоже. Он довольный такой ушел, весь сиял.
– Он сиял! – В голосе Геты зазвучало негодование. – А ты волнуйся. Сколько, скажи на милость, ты собираешься там сидеть?
– Так он меня запер.
– А если он только утром появится? Вдруг он решил тебе отомстить, чтобы ты больше никогда в жизни с ним так не поступала, как тогда?
И так как мне самой это подозрение приходило в голову, я вдруг заволновалась.
– Тогда что же делать? Нет, Гетка, не может быть. Митя назвал меня Птицей Колибри!
– Отвлекающий маневр, – отрезала она. – Знаешь, я сейчас к тебе выезжаю. Диктуй адрес.
– Митя не мог так поступить, – убеждала я.
– Диктуй адрес, – повторила Гета.
– Да не знаю я адреса… К тому же и незачем! Он идет! Пока!
Митя действительно выходил из услужливо распахнутой швейцаром двери. В руках он держал огромный сверток. Пискнула блокировка. Митя открыл заднюю дверь.
– Засиделась, Птица Колибри? – Он водрузил сверток на заднее сиденье. – Ой, что это? Катя! Прости! Совсем забыл! Там тебе, но подать не могу. Спаси! Цветы возьми!
Я перегнулась назад. Добрую половину заднего сиденья занимал огромный букет бордово-фиолетовых махровых тюльпанов. Я с трудом перетащила цветы к себе на колени.
– Митя, ты сумасшедший, куда так много?
– Двадцать один. Двадцать лет разлуки и еще один, чтобы мы никогда не расставались.
– А в ресторан мы разве не пойдем?
– Мне пришла в голову мысль гораздо лучше, – садясь за руль, принялся объяснять он. – У моей фирмы тут, неподалеку, квартира есть для переговоров или, если кто нужный приедет, поселить. Сейчас она свободна. Поедем туда. А еды мне видишь сколько навернули. Зачем нам с тобой в ресторане мучиться и друг на друга через стол глядеть?
– Это было бы неудобно, – хихикнула я.
– Издеваешься, да? – ухмыльнулся Митя. – Ты извини, что домой не приглашаю. Я-то с гораздо большим удовольствием. Но представляешь себе, если Ярик вдруг явится, да еще в компании твоей Ольги. Действительно будет неудобно.
Он явно настроился на большее, чем ужин.
Так и случилось. Поужинали мы гораздо позже, чем приехали на квартиру. А до этого снова была любовь. И разгоряченные наши тела обдувал не крымский, конечно, однако теплый весенний ветер, напоенный хоть и не южным ароматом, но явственно ощутимым пьянящим запахом свежей травы и только что распустившихся тополиных листьев. И кровать, как прежде, была чужая, казенная (планида наша с Митей такая!), только не скрипучая и узкая, как в «Спутнике», а широкая, новая, с очень удобным ортопедическим матрасом. Так что некий прогресс наблюдался. И словно стерло бездну двух десятилетий, прожитых врозь, и мы снова были единым целым и, как тогда, упивались свалившимся на нас счастьем.
А потом, уже ближе к полуночи, мы, полуголые, завернутые в простыни, набросились на шедевры итальянской кухни. Митя жадно запихнул себе в рот целый кусок уже чуть теплой пиццы.
– Ты похож на римского патриция! – засмеялась я.
– А ты на патрицианку, – с полным ртом отозвался он, наливая в бокалы бордовое «Кьянти». – Твое здоровье, Птица Колибри! Наше здоровье!
Мы выпили, и я услышала звонок телефона. Мелодия моего мобильного. Он звонил в сумочке, которую я бросила в передней. «Ольга!» – пронеслось в голове. Я ведь ее не предупредила, что вернусь поздно. Первый раз за всю жизнь не предупредила! И что я ей теперь скажу? Однако мобильный уже не звонил. Я посмотрела на дисплей. На нем и впрямь высветился Ольгин номер.
– Кошма-ар, – схватилась я за голову. – Сестра меня убьет.
Проверив непринятые номера, я убедилась, что звонила не только Ольга, но и Гетка, и умнее всего мне показалось начать с нее.
– Где ты и как дела? – с места в карьер начала она.
– Дела хороши, подробности потом, – скороговоркой бросила я.
– Погоди, погоди, – тоже скороговоркой ответила Гетка. – Мне Ольга звонила. Тебя разыскивала. Не волнуйся. Я все утрясла. По легенде, ты едешь ко мне и останешься у меня ночевать.
– А она поверила?
– Мне, подруга, не поверить нельзя. Понимаешь, я сейчас в дикой депрессии, – хныкающим голосом продолжала она. – Меня хахаль бросил, и без посторонней поддержки не могу. Так что, если у тебя продолжения банкета не намечается, милости прошу ко мне.
– Намечается, – сказала я.
– Голос у тебя счастливый, даже слушать противно. Не говоришь, а поешь. Только, пожалуйста, не забудь там со своим нечеловеческим счастьем, какое у меня, – она вновь делано хныкнула, – ужасное несчастье. Иначе я тебя больше не смогу отмазывать, потому что сестра твоя перестанет мне верить.
