Кристин Ханна - Разные берега
– Ты скажешь ему об этом?
Элизабет рассмеялась:
– Нет, этого я делать не буду. Тебе придется самой с ним поговорить. Но я тебе вот что хочу сказать, хорошая моя: неправильно бросать что-то из-за нескольких неудач. Это может стать дурной привычкой, и ты будешь поступать так всю жизнь. Поверь, уж я-то знаю.
– Ты хочешь, чтобы я закончила сезон?
– Думаю, твой тренер был бы этим доволен.
– Терпеть не могу, когда ты вот так поворачиваешь разговор.
– Что ты имеешь в виду?
– Сначала притворяешься, будто согласна со мной, а потом запускаешь в меня эту свою бомбу – здравый смысл и все такое прочее.
Элизабет улыбнулась: дочь точно описала ее материнские приемы.
– Я поддержу любое твое решение, дорогая. А как там Стефани?
– А кто это такая? – сказала Джеми, и в ее голосе прозвучала горечь.
Стефани готовилась к выпускным экзаменам. Джеми никогда бы открыто не призналась, что она скучает по сестре.
– Как я понимаю, она слишком занята и вы теперь мало общаетесь? – осторожно спросила Элизабет.
Последовала пауза.
– Да, можно и так сказать, – произнесла Джеми со вздохом. – Ну ладно, мам, мне пора бежать. Майкл заедет за мной через час. Я скажу Стефани, чтобы она позвонила тебе завтра. Я тебя люблю.
– Я тебя тоже люблю, до свидания.
Когда Джеми положила трубку, Элизабет так и осталась сидеть на диване, уставившись на телефон. Ее первой мыслью было позвонить Джеку. Надо рассказать ему о том, что происходит с Джеми. Она могла бы подготовить его к разговору с дочерью.
И Элизабет набрала рабочий телефон Джека.
Когда раздался звонок, Джек как раз что-то обсуждал с Салли. Он думал, что ответит секретарша, но потом вспомнил, что та ушла на обед. Тогда он взял трубку:
– Джек Шор слушает.
– Я уже хотела повесить трубку. – Голос Элизабет был натянутым, чувствовалось, что она нервничает.
– Привет, Птичка! – сказал он, взяв наконец себя в руки.
– Я, может, не вовремя?
Салли посмотрела на дверь.
Голос Элизабет звучал как-то непривычно, в нем чувствовалась неуверенность. Впрочем, Джека это не удивило – прошло ведь уже несколько недель с тех пор, как они виделись в последний раз.
Салли встала.
– Я вас оставлю ненадолго, – прошептала она. Он кивнул и прошептал одними губами: «Спасибо».
– С кем это ты там разговариваешь? – спросила Элизабет. Джек вдруг испытал чувство вины, хотя ему вроде бы нечего было стыдиться.
– С помощницей. Мы с ней кое-что обсуждали. – Он проводил Салли взглядом, а потом спросил: – Ну что, Птичка, как ты поживаешь?
– Расскажи лучше, как у тебя с работой.
– Если честно, мне она очень нравится. Я почувствовал себя на двадцать лет моложе.
– Я очень горжусь тобой, Джек. Я знала, что у тебя все получится. В этом я никогда даже и не сомневалась.
Он улыбнулся. Ее мнение значило для него гораздо больше, чем чье бы то ни было еще, даже его собственное. Джек никогда не мог по-настоящему почувствовать, что чего-то добился, пока Элизабет не поцелует его и не скажет: «У тебя все прекрасно получилось».
– Спасибо. Но ты так и не ответила, как ты поживаешь.
– Я хожу на занятия живописью.
К своему изумлению, он почувствовал укол ревности. Джек ведь много лет пытался уговорить Элизабет снова взяться за кисти. Но он только сказал, причем от чистого сердца:
– Какая же ты молодец!
– Мне звонила...
– А ты...
Они заговорили одновременно, и обоим стало смешно.
– Мне только что звонила Джеми. Знаешь, ей сейчас непросто. Учеба, плавание, смерть дедушки, то, что Стефани вот-вот окончит колледж. Ей не под силу одной со всем этим справиться. Думаю, тебе надо бы ей позвонить.
– Обязательно позвоню.
– Ну вот и хорошо. – А потом Элизабет добавила: – Мне очень трудно их все время обманывать. А тебе?
– Обманывать? Что ты имеешь в виду?
– Ну, все эти дела с домом, то, что я подготавливаю его для новых жильцов. Скоро мне придется рассказать девочкам правду.
Джек словно получил удар в солнечное сплетение. Он с головой погрузился в новую работу и все не находил времени всерьез задуматься о том, что они с Элизабет действительно могут расстаться.
Единственным, на что он мог всегда положиться в своей жизни, была любовь Птички. И когда она заявила, что хочет какое-то время пожить одна, все главное в их отношениях осталось для него прежним. Но теперь он по-настоящему задумался.
– Но ведь у нас еще остается шанс снова наладить жизнь, правда же? – спросил он.
Элизабет ответила не сразу:
– Надеюсь, да.
Джек с облегчением улыбнулся и сказал:
– И я тоже на это очень надеюсь, дорогая.
Элизабет напомнила:
– Не забудь позвонить Джеми. Ей сейчас плохо. Будь с ней поласковее.
– Ты же знаешь, я ее очень люблю и всегда с ней ласков.
– Ну ладно, тебе, наверное, надо работать.
– Да. Рад был тебя услышать, – сказал он и понял, что они снова разговаривают как чужие.
– И я тоже.
Джек ждал, что она на прощание скажет: «Я люблю тебя», но вместо этого в трубке раздались гудки.
Элизабет страшно захотелось перезвонить ему и сказать: «Нельзя нам быть так далеко друг от друга».
Но между ними произошло отчуждение. Не только физическое, но и эмоциональное. А чего же еще она ждала? Именно поэтому его голос был таким уверенным и счастливым, когда он снял трубку, а потом, когда понял, кто звонит, сразу же стал настороженным и неестественным.
После двадцати четырех лет, проведенных вместе, они теперь живут далеко друг от друга, и у каждого своя жизнь. Их разговоры напоминают послания на азбуке Морзе – короткие предложения с долгими паузами.
Элизабет попыталась разобраться в своих чувствах, выделив самое главное. Всего несколько дней назад, глядя на фотографию, где они были все вместе, она подумала: а вдруг еще можно все исправить? Но каждый день уносил Джека и Элизабет все дальше и дальше от любви, которая когда-то их соединяла.
Она внезапно оказалась на перепутье – стояла на перекрестке жизни, о которой мечтала, и своего прошлого, всего того, что она оставила позади.
Но все-таки придет тот день – она в это верила, – когда она почувствует себя достаточно сильной и уверенной, чтобы набрать номер Джека и сказать: «Я люблю тебя. Давай попробуем начать сначала».
Но это будет не сегодня.
Прошла неделя. После многих лет, в течение которых жизнь Элизабет крутилась исключительно вокруг интересов других и была полностью подчинена им, она просыпалась теперь с радостным ожиданием, что с ней обязательно случится что-нибудь необыкновенное.
В любую погоду ей казалось, что за окном погожий, ясный день. И даже когда она занималась скучными повседневными делами, с ее губ не сходила улыбка. А в полдень она бросала все и начинала рисовать.
