Александра Ермакова - Глоток горького горячего шоколада
- Я не хотеть тебя терять, - вкрадчиво отозвался. Даже в потёмках увидела - обросшее щетиной лицо исказилось мукой.
- Та женщина, с которой обнимался в особняке… - мёртво прозвучал мой голос, - бизнес-партнер – твоя жена?
Открытие неприятно осенило, но смиренно жаждала отрицания от своей «мечты».
- Ты нас видеть? – удивленно прошептал Каплан.
- Она не может иметь детей? – догадка за догадкой, но от этого не легче. Мы как евреи забрасывали друг друга риторическими вопросами, глупо ожидая ответов.
- Как догадаться? – уже ошарашено бросил Фатих.
Я через силу встала:
- Завтра уеду. С детьми… - бессмысленность разговора ощутила как никогда. Да и терпение на исходе – вот-вот сорвусь на крик. - Прошу исчезнуть из моей жизни. В ответ клянусь: обо мне никогда не услышишь…
Отвернулась, уйти - Фатих поймал за руку. Нервно одёрнула, но Каплан не позволил избавиться от пут. Огрубел - заломив, рывков притянул к себе:
- Я тебя не пустить, - ожесточенно чеканил в губы. - Ты мой! Ты родить мне Магди!
Да, мы успели дать сыну имя...
- Я не племенная кобыла, ублюдок, - прошипела в лицо, выплевывая каждое слово. – Если у вас такие забавы: у неё наслаждаться твоими изменами и, как понимаю, давать добро на очередную любовницу, а у тебя покрывать женщин подобно жеребцу осеменителю, это ваши ролевухи. В них участвовать не желаю!
- Ты не понимать!.. – охрипло вспылил Фатих. – У меня тоже не получаться дети. Ты – первый.
- Сожалею себе - оказалась «залётная»! – бушевала не на шутку, горячие ручейки струились по щекам. - Пусти, скотина, - пнула, что было сил, метясь в пах. Каплан, ослабив хват, взвыл. Я бросилась прочь. Перескакивая ступени, вбежала на второй этаж. Стремительно одолела коридор, благо ребятки в другом крыле и ворвалась в спальню. Захлопнув дверь, упала на постель. Слёзы душили - захлёбывалась солёной влагой, слова не издавались. Мобильник сиротливо лежал на прикроватной тумбе. Но… кому звонить? Родителям? Бывшему мужу? Подруге?
Позор! Стыд! Унижение…
Кого просить о помощи? Некого… Что делать? Бежать!.. Документы… Они у Фатиха, забрал якобы делать гражданство. Деньги… Даже их нет. Есть пластиковая карта, но мечты, что Каплан позволит ей воспользоваться, микроскопические, точнее, нуль - заблокирует. Чёрт! Как убежать от охраны? И если удастся невозможное, то куда дальше? Обратиться в посольство? Я беременна от гражданина Турции – меня не выпустят из страны…
Дверь с грохотом слетела с петель – Фатих ворвался словно ураган. Раскрасневшееся лицо пылало гневом и… желанием. В ужасе кувыркнулась в сторону по постели. Удрать не получилось - на щиколотке сомкнулись будто тиски. Каплан ухватил, дёрнул к себе. Проехалась на спине и, оказавшись на краю, лягнула. Фатих вновь поймал за ногу – боль прострелила вспышкой. Я вскрикнула и отчаянно лягнула другой: не удержалась - упала на пол. Не найдя достойного отпора, завалился на меня и подмял как бык при спаривании. Я не кричала – не дай бог, сыновья услышат и прибегут… Сопротивления улетали в пустоту – точно головой об стену биться. Каплан сильнее и вскоре уже овладел мной, а самое постыдное, моё тело принимало насильника вопреки здравому смыслу. Как хотел крутил, вертел, срывая остатки одеяния; упивался слезами; затыкал ненасытными, жгучими поцелуями всхлипы, переходящие в стоны. Задранные над головой руки, вскоре уже не удерживались - мои когти впивались в обнажённую мускулистую спину. Двигалась в похотливом ритме, обвив истязателя ногами, не в силах отпустить. Сладостный, бархатный рык окунул в «оргазмный транс», содрогнувшееся потное тело, пронзило, выплескивая страсть. Я дрожала и… с лютой ненавистью к себе, принимала.
Тяжело дыша, Фатих приподнялся на локтях:
- Не усложнять! Понять, мурена… - вновь сокрушил губы, язык скользнул между сжатых зубов. Одолев преграду, заставил подчиниться – поработил рот, и я задохнулась, когда оторвался. Жадно хватанула кислорода до спазма в лёгких, в желудке скрутило. Не отпускало… стягивалось крепче. Фатих, с затуманенным взглядом удовлетворенного самца, прошептал: - Наши закон сложней ваш. Я не мочь развестись. Это - позор. Я… Мой семья не понять…
План ещё не оформился, а рвать на груди рубаху сгоряча – не в том возрасте и положении. К тому же сознание, как разбитый видеоплеер, прокручивающий заезженный диск – то искажало картинку, то затемняло, то снова возвращало, упустив испорченный момент с репликами и действиями…
- Мне нужно обдумать, - выдавила, как только вновь обрела слух и зрение.
Фатих кивнул. С виноватым видом скатился с меня, неспешно встал, поправляя рубашку. Я шумно выдохнула от нахлынувшей свободы и лёгкости. Застонав сквозь зубы, ухватилась за живот – боль стремительно расползалась, перерастая в тягучую.
- Танья, - голос Каплана дрогнул и утих будто растворился в воздухе. Фатих склонился - взволнованный образ расплылся, испуганные аспидные глаза рассеялись. Промелькнули звёзды, и меня затянуло в темноту: покачивающуюся и тошнотворную.
Яркая вспышка ослепила, я распахнул глаза – передо мной маячили незнакомые серьезные лица. Мужчины, женщины одеты в белое. Меня везли. Звуки то оглушали, то снова пропадали. Я точно умирала. Желания вернуться к реальности не было - меня уничтожил человек, в которого влюбилась. Использовал словно пробирку.
Суррогатная мать!..
Глава 12.
Вскоре осознавала - у меня угроза выкидыша… Плевать! Сама хотела умереть. День, второй, третий... Смотрела в потолок и временами проваливалась в пустоту. Там легче: нет лжи, нет боли. Ещё через несколько - появились краски, звуки всё чаще интересовали. Когда открывала глаза, рядом всегда оказывался Фатих. Осунулся, побелел, во взгляде неподдельный ужас и… сожаление. Это не трогало, жалости не вызывало, тем более, сочувствия или хоть мысль – Каплан раскаялся. Не говорила ни слова, а когда распылялся в рассказе, погружалась в прострацию. Вот, что значит медитация – умение отключаться от насущего в любой момент. Этим овладела в совершенстве. В одиночестве и тишине хорошо. Мысли - свои, другим в них не попасть. Нет. Мне нельзя умирать. Рано! Не сейчас!.. Не сейчас… Накатывали силы, решимость к сопротивлению. Я возрождалась... У меня двое пацанов. Дениске и Стасу нужна мать. Ещё во мне жизнь. Новая, но уже развивающаяся с такими сложностями. Не имею права причинять ей боль. Ребёнок не виноват в проблемах родителей. Буду за него бороться до последнего.
Меня «закрепили» и под бдительным присмотром сиделки-мужа вернули домой. Ребят пускал навестить, но мальчишки, слава богу, ничего не понимали. Бросали: «Ма, давай, выздоравливай», - и убегали.
