Даниэла Стил - Пять дней в Париже
Питер мгновение колебался, не зная, что он вправе ей сказать.
– Прекрасно. Я по тебе очень скучаю, – ответил наконец он, и внезапно это ожидание звонка Сушара показалось ему тяжелейшей ношей, а прошедшая ночь – всего лишь иллюзией. А может быть, теперь Оливия стала реальной, а Кэти превратилась в мечту? Он чувствовал усталость, и это его очень смущало.
– Когда ты возвращаешься? – спросила Кейт, делая очередной глоток кофе. Она должна была успеть на восьмичасовой поезд в Нью-Йорк и уже опаздывала.
– Через несколько дней, я надеюсь, – задумчиво ответил Питер. – К концу недели – точно. Сушар задерживается со своими тестами, и я решил подождать. Может быть, это заставит его закончить чуть-чуть побыстрее.
– А в чем дело: что-то важное или просто какая-то техническая заминка? – спросила его жена, и Питеру вдруг показалось, что рядом с ней сидит Фрэнк, ожидая его ответа. Он был уверен в том, что его тесть уже рассказал Кэти о содержании их вчерашнего разговора. Как всегда, Питер знал, насколько осторожен он должен быть во всем, что ей сообщает. Все сказанное немедленно станет известно ее отцу.
– Так, какие-то мелочи. Ты же знаешь, как скрупулезен Сушар, – беспечно откликнулся он.
Он настоящий зануда, скажу я тебе. Он найдет проблему там, где ее нет и быть не может. Папа сказал, что в Женеве все было хорошо. – Ее голос прозвучал с гордостью и некоторой прохладцей. За последние годы их отношения претерпели странные изменения. Кэти стала менее нежной и более сдержанной с ним, за исключением тех случаев, когда они оказывались наедине и у нее было игривое настроение. И сегодня утром она разговаривала с ним не слишком-то тепло.
– Да, он прав. – Питер улыбнулся, пытаясь представить себе лицо жены, но, к полной неожиданности для себя, мысленно увидел Оливию сидящей на кухне в Гринвиче. Что за странная галлюцинация? Его жизнью была Кэти, а не Оливия Тэтчер. Он вытаращил глаза и уставился на дождь, барабанивший в стекло, пытаясь вернуться, в реальность. – Как ты вчера пообедала с отцом? – Он пытался сменить тему, потому что совершенно не хотел говорить с ней о «Викотеке».
– Замечательно! Мы обсуждали предстоящий отдых. Папа попытается прожить с нами все два месяца. – У его жены был очень довольный голос, и Питер заставил себя не думать о том, что сказала ему Оливия о его постоянных компромиссах. Он вел такую жизнь вот уже двадцать лет, и ему ничего не оставалось, как продолжать ее.
– Я так и знал, что вы меня бросите в городе. – Он снова улыбнулся и подумал о детях. – Как там мальчики? – По его тону легко можно было понять, как сильно он к ним привязан.
– Они очень заняты, и я их совершенно не вижу. Пэт уже закончил учиться, Пол и Майк приехали домой в тот день, когда ты улетел в Европу, и наш дом опять стал похож на зоопарк. Я все время нахожу там и сям носки и джинсы и пытаюсь подобрать их кеды по парам.
Они оба знали, что им очень повезло и дети у них замечательные. Питеру всегда нравилось проводить с ними время. Услышав о них от Кэти, он внезапно понял, как соскучился.
– Что ты сегодня делаешь? – с грустью в голосе спросил он. Ему предстоял еще один день ожидания звонка от Сушара – у себя в номере, сидя за компьютером.
– Утром я поеду в город на заседание, потом пообедаю с папой и что-нибудь куплю для отдыха. Нужны простыни, полотенца, всякие прочие мелочи…
Она казалась озабоченной и равнодушной одновременно. Питера кольнуло, что она снова встречалась со своим отцом.
– А разве ты уже не обедала с Фрэнком вчера? – нахмурившись, спросил он.
– Да, но сегодня я сказала ему, что еду в город, и он пригласил меня на ленч в своем кабинете.
Интересно, о чем еще они говорили?
– А ты? – перебила его мысли Кейт, переводя разговор на него. Питер бездумно рассматривал мокрые парижские крыши. Он любил этот город даже в такую погоду.
– Я поработаю прямо в номере, потому что захватил с собой компьютер.
– Да, жалко мне тебя. Может быть, ты хоть пообедаешь с Сушаром?
Питеру нужно было от него нечто большее, чем просто обед, и ему совершенно не хотелось отвлекать Поля-Луи от его занятий.
– Я думаю, что он очень занят, – рассеянно ответил Питер.
– Ага. Знаешь, я побегу, а то опоздаю на поезд. Папе что-нибудь передать?
Питер покачал головой, думая о том, что он сам бы позвонил ему или отправил факс, если бы было нужно. Он никогда ничего не передавал Фрэнку через Кэти.
– Не надо. Не скучай там, я скоро вернусь, – сказал он, и в голосе его не было никакого намека на то, что предыдущую ночь он провел, раскрывая свою душу перед совершенно незнакомой женщиной.
– Смотри не перетрудись! – торопливо крикнула в трубку Кэти и дала отбой.
Питер долго сидел на месте, думая о ней. Беседа с женой его совершенно не удовлетворила, что, впрочем, случалось не в первый раз.
Ей было интересно то, что он делает, потому что она вообще была создана для бизнеса. Но во всем остальном у нее совершенно не было на него времени – они никогда не делились друг с другом своими сокровенными мыслями и чувствами.
Иногда Питер спрашивал себя, отчего это происходит: не потому ли, что ей страшно приблизить кого-то к себе больше, чем своего отца? Утратив мать в раннем детстве, она как огня боялась потерь и разлук, поэтому и не могла привязаться ни к кому сильнее, чем к Фрэнку, который, естественно, казался ей идеалом. Питера она тоже очень ценила, но отец все равно был первым. И он ждал от Кэти отдачи, претендуя на ее время, интерес и внимание. Отдавая ей всего себя, он вполне мог рассчитывать на благодарность за такую щедрость. Конечно, Кэти в жизни нужно было многое другое – в первую очередь ее муж и сыновья. И тем не менее Питер подозревал, что она никогда не любила никого так сильно, как своего отца, – даже его и мальчиков, – хотя сама, конечно же, никогда бы в этом не призналась. Когда Кэти казалось, что Фрэнку что-то угрожает, она готова была драться за него как львица. Так надо было относиться к своей семье, а не к отцу, и именно этот неестественный оттенок их отношений всегда раздражал Питера. Привязанность его жены к отцу воистину не знала границ.
Питер просидел за своим компьютером несколько часов и в четыре часа наконец решился позвонить Сушару, сознавая, насколько это глупый поступок. На этот раз Поль-Луи все-таки подошел к телефону, но был с Питером очень краток и сказал, что никаких новостей у него нет. Ведь он же пообещал позвонить тогда, когда будут готовы результаты тестов.
– Я знаю, простите меня… Я просто подумал… – Питер чувствовал, насколько идиотски выглядела эта его нетерпеливость, но «Викотек» значил для него слишком много – больше, чем для кого бы то ни было, и он просто не мог не думать о нем постоянно. О нем – и об Оливии Тэтчер. В конце концов Питер понял, что работать больше не в состоянии, и решил отправиться в бассейн, чтобы хоть немного прийти в себя.
