Меган Максвелл - Ты только попроси
Эрик!
Развожу ноги, включаю третью скорость и прикладываю его туда, откуда хочет вырваться желание. Мои мысли — об Эрике, о его губах, о его прикосновениях. Закрываю глаза и вспоминаю видеозапись. Я возбуждаюсь, вспоминая его лицо, то, как он смотрел, когда меня ласкала та женщина. Я начинаю учащеннее дышать при воспоминании о том, что испытала вчерашним вечером. Это было самым безумным, что случилось со мной в жизни. Я, раздвинув ноги, лежала на кровати, а какая-то незнакомка делала со мной, что хотела. Я отдавалась ей, а он наблюдал за нами. О, Эрик!
Я вся горю. Пылаю. Включаю четвертую скорость, жар становится невыносимым. Я ощущаю страстное желание и больше не могу сдерживаться. Я заливаюсь жаром, и когда чувствую, что сейчас кончу, у меня в голове витают мысли о нем. О, Эрик!
Меня охватывает оргазм, и я изгибаюсь на кровати, мурлыкая от удовольствия. Это пожар. Я в конвульсиях, тяжело дышу. Открываю глаза, и меня накрывает волна наслаждения. Вибратор влажный, я с силой сжимаю ноги, отдаваясь этому волшебному моменту. Тысяча новых чудесных ощущений. Жар. Возбуждение. Страсть. Восторг…
Не хватает только Эрика!
С трудом восстановив дыхание, усаживаюсь на кровати. С любопытством смотрю на вибратор и улыбаюсь. Я думаю об Эрике?!
В половине восьмого за мной заходит Фернандо. Он, как всегда, в хорошем настроении. Чмокает меня в губы, я не возражаю. Это любовь.
В восемь мы приходим в бар, где я договорилась встретиться с друзьями и посмотреть финал Еврокубка «Испания — Италия». Мы должны выиграть. Веселье начинается, и я, как сумасшедшая, распеваю песни. У меня на шее трехцветный флаг испанской сборной, а на щеке — красно-желто-красные полосы.
Появляется мой друг Начо, татуировщик. У нас особая дружба, и мы все рассказываем друг другу. Он улыбается, увидев Фернандо. Он в курсе наших отношений, и ему забавно. Он не понимает, почему Фернандо до сих пор за мной бегает — после всего, что я вытворяла.
Без четверти девять начинается матч. Мы переживаем. Это мировой чемпионат. Испания, давай!
Не бывает двух без трех!
На четырнадцатой минуте Сильва забивает гол, и мы подскакиваем от радости. Фернандо обнимает меня, а я его. Мы в восторге. Атака Италии становится жестче, но на сорок первой минуте Жорди Альба забивает второй гол, из-за которого мы опять кричим во все горло, как одержимые. Фернандо целует меня в шею, и я не возражаю. Наступает передышка. Фернандо уже обнимает меня за талию.
Начинается второй тайм, и я ору, чтобы на поле вывели Торреса.
Запускайте Эль Ниньо!
Страсти накаляются, и тренер Дель Боске запускает на поле Торреса. Я кричу, хлопаю в ладоши и прыгаю от счастья. Фернандо пользуется ситуацией и усаживает меня к себе на колени. Я не сопротивляюсь. И когда на восемьдесят четвертой минуте Торрес, мой любимый Торрес, забивает третий гол, моему восторгу нет предела!
Ура! Ура!
Фернандо поднимает меня на руках и дарит мне чемпионский поцелуй. А когда на восемьдесят восьмой минуте благодаря пасу Торреса Мата забивает гол, я буквально умираю от счастья! И теперь я сама запрыгиваю на Фернандо и целую с испанской страстью.
После завершения игры мы с друзьями хорошенько празднуем победу. Фернандо не отходит от меня ни на шаг, и на пике возбуждения мы ускользаем в мужской туалет. Я позволяю себя целовать. Мне это нужно. Его руки ласкают все мое тело. О боже! Я не могу выбросить из головы своего шефа! Больше не существует Фернандо. Есть только Эрик!
Я хочу, чтобы он был властным и вызывающим, но Фернандо вовсе не такой. В конце концов мне надоедает, и я вытаскиваю его из туалета. Он взбешен, но меня это не волнует. Он приглашает меня к себе в отель, но я отказываюсь, он уходит, а я, откровенно говоря, абсолютно счастлива. Вернувшись домой в три часа ночи, падаю на кровать и с улыбкой засыпаю, вспоминая, что мы — чемпионы!
И все остальное не важно.
14
Понедельник, семь тридцать, и я уже на ногах. С Курро все в порядке, даю ему лекарство и завтрак. Затем отправляюсь в душ, одеваюсь и делаю макияж.
В восемь тридцать захожу в офис. В лифте встречаюсь с Мигелем, и мы поздравляем друг друга с победой в Еврокубке. Мы полны впечатлений. Шутим насчет выходных и, как всегда, хохочем от души. Поднимаемся в кафетерий и там перекрикиваемся с другими сотрудниками: «Не бывает двух без трех!»
Наконец мы садимся за свой столик выпить чашечку кофе. Через десять минут у меня из рук выпадает кекс. Я вижу Эрика, входящего в кафе в компании моей начальницы и еще пары руководителей.
В темном костюме и светлой рубашке он великолепен. Судя по серьезному выражению лиц, они говорят о работе. Когда они подходят к бару и заказывают кофе, Эрик замечает меня. Я продолжаю разговаривать, наслаждаясь компанией коллег, хотя краем глаза наблюдаю, как они садятся за дальний столик. Эрик усаживается как раз напротив меня. Он смотрит на меня, а я на него, и на долю секунды наши взгляды встречаются. Как и следовало ожидать, мое тело моментально на это реагирует.
— Опля. Уже начальство пришло, — говорит Мигель. — Кстати, мне сказали, что ты как-то застряла в лифте с новым шефом.
— Да. И еще с кучей народа, — отвечаю, потеряв аппетит. Но, желая больше разузнать о шефе, спрашиваю: — Послушай, ты был секретарем его отца, отчего он умер?
Мигель с любопытством смотрит на дальний столик.
— По правде говоря, он был странным и неразговорчивым типом. Умер от сердечного приступа. — И, увидев, как смеется начальница, шепчет: — Похоже, ей нравится новый шеф. Только посмотри, как она хохочет и поправляет волосы.
Снова наталкиваюсь на ледяной взгляд Эрика.
— А у сеньора Циммермана были еще дети?
— Да. Но жив только Айсмен.
— Айсмен?!
Мигель смеется и, придвинувшись ко мне, шепчет:
— Айсмен — это Эрик Циммерман! Ледяной человек. Ты разве не заметила, что он постоянно не в духе? — Я хохочу, а Мигель добавляет: — Судя по тому, что мне сказала начальница, это крепкий орешек. Покрепче, чем его отец.
Меня это вовсе не удивляет. Говорят, что лицо — это зеркало души, а выражение лица Эрика постоянно угрюмое. А вот прозвище меня позабавило.
— А почему ты говоришь, что он единственный живой ребенок?
— У него была сестра, но пару лет назад она умерла.
— А что случилось?
— Не знаю, Джудит… Сеньор Циммерман никогда об этом не распространялся. Я узнал, что она умерла, только когда он сказал, что ему нужно срочно уехать в Германию на похороны дочери.
Печально. Две смерти за такой короткий период — это очень больно.
— Сеньор Циммерман разведен, — продолжает Мигель. — Он не очень-то ладил с отцом, поэтому никогда не приезжал в Испанию.
