Мария Коваленко - Овертайм (СИ)
Под дразнящий запах шашлыка и веселый женский смех жизнь снова стала казаться довольно сносной штукой.
— Так! — раскатисто прогремело над ухом. — И кто у нас здесь лынды бьет?
— Отстань, Иван, — Таранов закинул ногу за ногу, всем своим видом демонстрируя, что никакие призывы к действию не изменят его безмятежного состояния.
— Слушай, Андрюха, там сейчас без тебя все мясо в угли превратят.
— Конев не даст, — хмыкнул капитан. — Он его еще сырым порывался есть начать, так что не переживай.
— В настоящий момент Борька, с парочкой шампуров наперевес, уже ускакал в беседку с двумя симпатичными кралями.
— Однако! Я его недооценивал!
— Защитник, что с него взять, — махнул рукой Гагарин. — У них как у хомяков: главное, уберечь свое добро.
Из небольшой деревянной беседки в углу двора послышался зычный бас Бориса и хохот девушек.
— Ты знаешь, а я ему даже завидую… — капитан задумчиво почесал гладко выбритый подбородок. После больницы бороду отрастить так и не удалось, руки каждое утро сами тянулись за бритвенным станком, словно побриться было так же необходимо, как вычистить зубы. — Приятная женская компания, свежий воздух, вкусная еда.
— А тебе кто не дает так расслабиться? — Иван легонько пнул гамак, но Таранов покидать места своей лежки и не планировал. — Вон сколько красавиц. Или тебе именно Борькины надо?
Андрей усмехнулся, представив, что бы натворил защитник, уведи он одну из его красавиц. Адреналин наверняка выплеснули бы все, да только Градский после такой выходки выходных им больше вообще не даст.
— Или тебе так кто покоя не дает? — любопытству Ивана не было предела. — Например, блондинка одна из нашей администрации.
— Не сочиняй!
— Да чего тут сочинять, с твоим фантастическим везением на женщин было бы странно, если бы Барская не заинтересовала. Эта хотя бы точно не замужем, в отличие от твоей предыдущей.
— Я не знал! — уточнил Андрей. Этот разговор уже начал его раздражать.
— Не заводись, — осадил друг. — Лучше скажи, как с Настей. Вы помирились тогда?
— Помирились… — голос Таранова стал еще более злым. — Так помирились, что чуть до спальни ни добрались.
— Однако! — присвистнул вратарь. — Так что остановило, или ты квалификацию потерял?
— Ваня, нарываешься!
— Теперь ясно, почему ее не видно и не слышно уже две недели, — задумчиво произнес Гагарин. — Так может, стоило пойти по классическому пути «Разговоры — рестораны — цветы»?
— Я думал об этом, — нехотя сознался мужчина. — Даже уточнил у Клюева, где нормально готовят…
— Так чего же не пригласил?
— Не пойдет со мной Барская в ресторан, ни под каким предлогом, — вздохнул мужчина. — И это… Заканчивай с расспросами. Пошли что ли, на самом деле, мясо спасать, а то спалят они его, как пить дать спалят.
Гагарину ничего не оставалось кроме, как на время завязать с вопросами. Вытягивать информацию из Таранова — дело неблагодарное. Пока не припечет основательно, тот все равно ничего не расскажет, а если припечет, всем станет не до разговоров, а громы и молнии покажутся детскими шалостями.
* * *В квартире было холодно. Коммунальщики видимо решили, что заморозки по ночам совсем не повод начинать отопительный сезон. Натянув на ноги вязанные шерстяные носки, купленные в подземном переходе у тщедушной старушки, Настя почувствовала себя немного лучше. Вот бы еще для души какие-нибудь носки или варежки. Одеть и согреться, но чудес не бывает.
Холод, поселившийся там, не разогнать вещами или горячим чаем. Только живое, искреннее общение, надежные крепкие объятия и горячие поцелуи. В последнее время целоваться хотелось до одури. Губы были уже искусаны в кровь, и никакая помада не останавливала. Настя включила в коридоре свет и глянула на свое отражение в зеркале. Лицо осунулось, щеки еще больше впали, подбородок и скулы заострились, словно от болезни. Только блестящие, будто шальные глаза, да красные, распухшие губы красноречиво намекали на причину «недуга».
Две недели понадобились на то, чтобы хоть немного забыть поцелуй с капитаном. Это было нелегко, особенно зная, что он где-то рядом, громит ворота соперника или весело шутит с журналистами, просто отдыхает в раздевалке или принимает душ. Она замечала каждый его взгляд, ловила каждое слово и боялась поддаться. Тело, стоило лишь на минуту забыться, потерять контроль, начинало гореть, вспоминая прикосновения к коже грубых мужских пальцев. Каждое его касание, каждый поцелуй, словно ожоги, она помнила их все.
И как он только успел так «наследить» на ее теле?
И вот сегодня Андрей хотел поговорить. Она почуяла это нутром еще до того, как он остановился рядом. Почуяла и напряглась. По телу прокатилась дрожь, сладкая и волнующая. А за ними, гремя кандалами, вернулся страх. Он мужчина, и ясно как день, что нужно ему на самом деле — ее тело. И глупо обманывать себя, доказывая, что ей не хочется того же. Хочется, очень. И пусть все будет как угодно, лишь бы почувствовать, ощутить каково это — быть в объятиях, быть желанной…
Настя провела пальцами по губам. И больно и сладко.
Из груди вырвался стон.
— А что потом? — спросила она у тишины. — Опять притворяться или сознаться и разочаровать?
По щеке скатилась одинокая слеза. Женщина быстро смахнула ее и опустилась на пол. Как же было легко раньше, целый год покоя. Она почти поверила, что ничем не отличается от других. Интересная работа, тысячи идей, встречи со знакомыми и собственная уютная квартира. Все наладилось, и даже редкие телефонные разговоры с бывшим мужем больше не отзывались глухой тоской. Он, наконец, смирился и зажил своей жизнью с новой женщиной, в новой квартире. Чужой мужчина — чужая судьба.
— Андрей… — имя со стоном сорвалось с распухших губ.
И зачем она только встретила его? Зачем позволила случиться всему, что случилось?
Настя накрыла лицо ладонями и уткнулась в колени. Холод с пола, словно что-то живое, медленно пробирался по телу, опутывая каждый сантиметр, выхолаживая ее насквозь. Женщина продолжала сидеть, медленно раскачиваясь на месте. Ни слез, ни эмоций. Наконец-то долгожданная пустота. С пустотой можно жить, она не кровоточит и не просит. Лишь проклятое время в пустоте тянется безумно долго, каждая минута подобна часу, а день — вечности. Ни скоротать, ни ускорить. И, выверенный жизненный план, что так успокаивал раньше, уже видится бесконечной, нескончаемой агонией.
* * *Ночь. В окнах соседнего дома погасли почти все огни. Город спал и видел сны, тревожные и бессмысленные, цветные и черно-белые. В небольшой квартирке Анастасии Игоревны Барской тоже царила темнота. На прикроватной тумбочке остывал недопитый чай, чуть слышно тикали на стене старые часы. Покой и безмятежность.
