Маргарита Южина - Звёздочка моя новогодняя
Недолго думая, супруга режиссера высунулась из-за кулис и по-простецки поинтересовалась:
– Граждане, кто не очень занят, может, в Жаба переоденется?
В это время из-за кулис, с другой стороны от Татьяны, на сцену вынесся Чеботарев в костюме Волка.
– Боже мой, – тихо охнула Татьяна. – А этот-то откуда? Что сейчас начнется…
Чеботарев уже был в образе:
– Здравствуйте, детишечки! Серого за подарками посылали? А вот и я!..
Но тут Чеботарев все же заметил, что в зале только взрослые. Это его обескуражило. Он обреченно стянул с лица волчью морду и трагическим шепотом спросил у зрителей:
– А че, Новый год уже кончился? И давно? Я смотрю, наших вообще нет. А они домой-то не уехали еще? Блин… Точно, меня забыли!
Он унесся за кулисы, но твердая рука Веткина вернула его на сцену. По крутой дуге Чеботарев пролетел прямиком под елку и тут же вскочил с криками:
– Не хочу Жабом быть! Я вообще здесь только работник сцены!
В следующую секунду прямо на сцену к нему вылетел жабий костюм.
Зрители ухохатывались. Но представление отчего-то никто не собирался прерывать.
Татьяна хотела выйти в костюме Снегурочки и закончить этот беспредел, но Анжела ее оттолкнула:
– Ангелов еще рано, там еще никого не убило. Погоди, через минут пять выйдешь…
В следующую минуту она уже вертелась на сцене.
Платьице и в самом деле было маловато, поэтому госпоже Криворуковой приходилось постоянно поправлять грудь, которая рвалась на свободу из глубокого декольте.
– Ай-ай! А вот и Жаб!!! – возопила дама, заметив несчастного Чеботарева, который спешно натягивал шапочку Лягушки. – Я маленькая доверчивая девочка! Я питаюсь одним зернышком!
Анжела не церемонилась. От души пнув «жениха» ногой, она прошипела:
– Ну, зови уже меня под венец, где еще такую найдешь?!
Чеботарев медлил с ответом.
Во-первых, вне костюма он не мог войти в роль, а во-вторых, он попросту не знал слов. Если б еще ему кто сказал, что тут до него говорили, ввели бы в курс дела, а то…
Анжела сегодня принимала весь огонь на себя. Из зала уже улюлюкали, хлопали ладошками, стучали стульями. Раздавались крики:
– Жги, Дюймова!
– Господи, что завтра будет?! – качала головой Татьяна.
– Перестань волноваться, – подошел к ней сзади Игорь. – Это же Новый год! Главное, людям интересно и весело.
– А ты почему здесь? – вдруг опомнилась Татьяна. – Ты же должен быть с детьми!
– Детей дед Плутон уже увез и сказал, что раньше, чем через полтора часа, не вернется.
– Хорошо, что дети не видят этого ужаса.
В это время на сцене Дюймовочка взгромоздилась на перевернутое ведро, будто на пенек и, обращаясь к елке, принялась страдать заунывно:
– Приди, приди, о сладкий час! О час мой первой брачной ночи!
Чеботареву, видимо, текст был знаком, потому что после этих слов он по-пластунски начал продвигаться за кулисы.
Не глядя на него, Анжела Кузьминична с тоской подтянула его обратно за штанину и продолжала в том же миноре:
– Ах, я невинное дитя! К кому в невесты? Налетайте!!!
Чеботарев отчаянно пытался вырваться. Однако хватке Анжелы мог бы позавидовать любой бультерьер.
– Отцепись же ты! – злобно шипел Чеботарев, дрыгая свободной ногой.
– Держи! Так его! – с гоготом поддерживал Дюймовочку зал.
Не глядя на вырывающегося Чеботарева, Анжела Кузьминична, закатив глаза, тоскливо продолжала:
– О! Отпусти меня, мое желанье!!! Я знаю, не пробил еще мой час!!!
Чеботарев уцепился за крестовину елки, и та угрожающе покачнулась.
– Елку сломаешь! – не удержалась Татьяна. – Отпусти елку, Жаба!
Руки Чеботарева разжались. Елка покачнулась, но устояла.
Испугавшись, что елка упадет на нее, Анжела всплеснула руками – и Чеботарев тут же рванул бежать.
– Ах, ты меня зовешь в опочивальню?! – не теряла лицо Анжела Кузьминична. – Но, боже мой! Я вся горю, стыдясь!!!
Чеботарев с воплем ткнулся в нарисованную декорацию, но тут же пожалел, что он не в костюме Буратино:
– Какой дурак занавески из танкового брезента пошил! – жалобно взревел он.
Его уже настигала Дюймовочка, но Татьяна не выдержала:
– Занавес! – со всей силы рявкнула она.
Неизвестно, кто стоял по другую сторону кулис, но занавес медленно пополз на середину сцены.
– Браво! – кричали из зала. – Би-и-ис! Давай продолжение!
– С ума сойти! – ничего не понимала Татьяна.
К ней подбежал запыхавшийся Чеботарев и яростно замахал руками перед самым Татьяниным носом:
– Вы вообще думаете?! Кто выпустил эту сумасшедшую?! Она ж меня…
К Татьяне поднеслась запыхавшаяся Дина.
– Ой! Я тут немножко… Я не опоздала?
– Диночка, – обиженно вздохнула Татьяна. – Представление идет уже сорок минут! Даже больше! Как тебе кажется, опоздала ты или нет?
– Ну… понимаете… – замялась Дина, но махнула рукой и ринулась в свою комнату. – Я переодеваться!
– Дина, не спеши, мы тебе еще слова не придумали, – крикнул ей вслед Веткин.
…Дина бежала в свою комнату, и щеки ее пылали от стыда. Еще ни разу в жизни она не опоздала на свой выход. Ни разу! А тут…
Но у нее еще ни разу в жизни не было такой ночи! Хм… Оказывается, не врут люди! Есть она, любовь с первого взгляда!
Или почему тогда при воспоминании о Диме так сладко щемит сердце и по всему телу пробегает сладостная дрожь? И не хочется думать ни о чем, ни о ком! Хочется просто лечь, да пусть даже на эту раскладушку, закрыться с головой одеялом и думать о нем…
В комнате на раскладушке лежала Женька и периодически издавала трубные звуки. Надо думать, это были стоны.
– Женя! А ты чего спишь? – толкнула ее за плечо Дина. – Там уже вовсю спектакль идет! Сегодня у нас вообще кто-нибудь работает?
Женька разлепила сонные веки и пробормотала, облизывая сухие губы:
– Ты телефон свой выруби, он мне всю плешь проел. Звонит и звонит, звонит и звонит, звонит и…
Дина подошла к столу. Ого! На телефоне двадцать восемь неотвеченных вызовов. Конечно же, все от Егора. Видимо, не слишком хорошо с женой отдыхается.
Телефон, будто почувствовав руки хозяйки, сразу же затрезвонил.
– Да, Егор, я тебя слушаю, – спокойно ответила Дина. – Только побыстрее, пожалуйста, у меня выход скоро.
– Какой, на хрен, выход?! – орал в трубку возлюбленный. – Куда ты там собралась выходить? Я тебе запретил отлучаться из дома! Ты должна…
– Егор Алексеевич, – железным тоном прервала его Дина. – Вы в своем уме? Как вы можете мне что-нибудь запретить? Может быть, я у вас работаю? Или я жена ваша?
– Прекрати! Ты прекрасно знаешь, что…
– Да, я прекрасно знаю, что я вам не жена. Единственное, чем я вам обязана, так это квартирой. Но… Я возвращаю квартиру вам.
