Ольга Дрёмова - Городской роман
– Почему ты о ней такого дурного мнения, мама? Ты ведь даже никогда ее не видела, – с обидой в голосе проговорил Толя.
– И, честно сказать, даже не стремлюсь к этому. Я прожила слишком долгую жизнь, чтобы не отличать черное от белого. Любовь – это красивая сказка, придуманная жадными женщинами, чтобы сподручнее было вытаскивать всякие материальные блага у глупых мужчин, это я тебе говорю, – засмеялась она, и голос ее заскрипел.
Закашлявшись от сигаретного дыма, она закрыла глаза и долго восстанавливала дыхание, стараясь привести себя в порядок. Достав из кармана старинный носовой платок с монограммой, она промокнула им выступившие в уголках глаз слезы, а потом разломала о край тлевшую в пепельнице сигарету.
– Мне жаль, что ты никак не хочешь меня услышать, – тихо проговорила она и, слегка откинув назад голову, устало вздохнула. Анатолий увидел, как ее темная покрытая морщинами шея судорожно дернулась. – Хотя… – Ева Юрьевна хмыкнула, и этот звук напомнил Анатолию негромкое кудахтанье. – Хотя, бог воздаст тебе ровно столько, сколько ты заслужил; ноши больше, чем ты сможешь поднять, он на твои плечи не опустит. Но и того, что он даст, попомни мои слова, мало не покажется.
– Ты напрасно обо мне беспокоишься, мама, – проговорил Анатолий, глядя в лицо матери.
Декабрьский короткий день постепенно гас, спеша отнять у людей последние жалкие крохи света. Анатолий видел силуэт матери, на фоне окна ставший черным. Черты ее были почти неразличимы. Резкий худой профиль напоминал старый викторианский замок, сгоревший много столетий назад, а теперь темнеющий своими изуродованными руинами. Но даже в своей старости она не вызывала жалости или желания посочувствовать: ее спина была безупречно прямой, а худые узкие плечи гордо расправленными.
– Не волнуйся за меня, – повторил Анатолий, пытаясь различить ускользающие во тьме черты ее лица. – У меня все будет хорошо. Бог всегда держал надо мной руку.
– Руку он держит надо всеми, на то он и бог, – сухо ответила она, – только ты не обольщайся, когда приходит время судить, мерка тоже для всех одна, – произнесла она, и от голоса матери Анатолию стало не по себе.
– Я ухожу, – решительно произнес он, пытаясь разорвать пугающие путы надвигающейся темноты. – Так тебя не ждать или ты все-таки поменяешь решение?
– Менять решение – это привилегия слабых, – проговорила она и, незаметно качнув головой, улыбнулась одной стороной рта.
* * *
Звонок Аленкиной мамы раздался в ту же злополучную пятницу, когда ребята стояли перед запертыми дверями загса и думали, что им делать дальше. Вернее, это была уже не совсем пятница, а почти суббота, потому что часы в комнате показывали без четверти двенадцать.
В преддверии выходных Аленка и Ваня еще не ложились, а, сидя на разобранном диване и попивая свежесваренный кофе, вкушали блага цивилизации, просматривая программы ночного телевидения. Просмотром это назвать можно было с натяжкой, потому что Ванюшка беспрестанно щелкал кнопками каналов, пытаясь выловить что-либо путное, не задерживаясь ни на одном и перескакивая с картинки на картинку.
Аленку эта деятельность Вани не раздражала нисколько: она давно поняла, что в выходной вечер по телевидению выловить что-либо подходящее не удастся ни при каком раскладе, потому что в такое время ничего интересного ни один канал не показывает в принципе, но Ваня в эту систему еще не вник и, несмотря на все свои неудачные попытки, свято верил, что самая лучшая программа впереди.
Аленка с наслаждением вдыхала горьковатый запах кофе и нежилась в постели, когда неожиданный телефонный звонок положил конец ее чудесному времяпрепровождению. Вздрогнув от неожиданности, она вопросительно посмотрела на Ивана.
– Кто бы это мог быть? – перекинув взгляд на часы, Аленка снова посмотрела на Ваню.
– Кто бы это ни был, но по его милости у нас чуть было не получился «кофе в постель», – слегка улыбнулся Иван, но глаза его были серьезны, потому что столь поздние звонки, как правило, не сулят ничего хорошего.
– Ты подойдешь, а то у меня руки заняты? – попросила Аленка, лениво щуря глаза и кивая на чашку с дымящейся жидкостью.
– Хорошо, что у меня свободны, – ответил Иван, ставя свою чашку на стол, – а то бы и к телефону подойти некому было.
Взяв трубку со стола, он нажал клавишу.
– Але, Смольный слушает, Зимний на проводе? – шутливо проговорил он, но тут же Аленка увидела, как лицо его вмиг изменилось, приняв серьезное выражение.
Аленка смотрела на Ваню и видела, как его лицо бледнело, а брови, словно стягиваемые невидимой нитью, подбирались одна к другой.
– Это кто? – одними губами спросила она. – Мама?
Иван, не говоря ни слова, кивнул, а Лена, отставив на стол теперь уже не нужную чашку с кофе, вытянула вперед руку, требовательным жестом попросив отдать телефонную трубку ей, но Иван отрицательно качнул головой, давая понять, чтобы она не вмешивалась.
– И когда это случилось? – переспросил он.
Лене ничего не оставалось, как придвинуться к Ване, но то ли он слишком плотно прижимал трубку к уху, то ли связь на линии была неважной, но до нее долетали только неясные звуки, из которых можно было понять, что звонит действительно ее мама, больше она ничего разобрать не могла. Сожалея о своей лености, она корила себя за то, что не взяла трубку первой, но делать было нечего – теперь приходилось только ждать.
– Мы сейчас оденемся и приедем к вам, – решительно проговорил Ваня, и, взглянув на стрелку часов, которая должна была вот-вот перекинуться через двенадцать, Лена поняла, что у мамы случилась беда.
Ваня отключил телефон и повернулся к Лене.
– Что случилось? – беспокойно произнесла она.
– Ты только не волнуйся, Ленок, с мамой все в порядке, – начал он с самого главного, и на душе Алены немного стало легче. – Дело в том, что твой Володька решил, будто он уже достаточно взрослый, чтобы быть пристегнутым к материнской юбке, и ушел из дома вместе с какой-то накрашенной куклой, устроив предварительно твоей матери скандал на лестничной площадке.
– Что за кукла? – удивленно раскрыла глаза Алена.
– Подробностей я не знаю, но Светлана Николаевна просто в невменяемом состоянии, так что давай не будем терять времени, а поймаем машину и узнаем все на месте.
Зная Ленину особенность – собираться несколько часов кряду, Ваня подумал, что выехать они сумеют не так скоро, как хотелось бы, но, вопреки его опасениям, уже через десять минут они стояли на улице.
…Внешний вид автомобиля вызвал бы опасение у любого, но привередничать было нельзя, да и выбирать не из чего: дорога была пуста, и уверенности, что сейчас покажется комфортабельная иномарка, водитель которой повезет парочку через пол-Москвы практически даром, не было никакой.
