Двенадцать дней лета (СИ) - Джолос Анна

– Нет! Боря! Боренька! – вопит на всю округу.

– Ну чего разоралась?

К ним направляется рыжеволосый толстый боров в растянутых трико и клетчатой рубашке. По виду, если коротко, тоже глубоко пьющий человек.

Появляется он буквально из ниоткуда. И совершенно точно не из дома вышел. Видимо, где-то был, и она ему позвонила.

– Скажи!

– Чё?

– Как мы жить-то без выплат будем? Ксюху забрать надумал! – едва не плача, жалуется на сына.

– Кто разрешал, пацан? – басит толстяк.

– Чего-чего? – Демьян захлопывает крышку багажника и подходит к нему. – Ты, что ль, разрешение мне своё давать будешь?

Напрягаемся на пару с Белкой. Ситуация обостряется явно. Взгляд у её брата сейчас отнюдь недобрый.

– Сопля останется дома.

– Во-первых, дом не твой. Во-вторых, решать что-то касающееся моей сестры, ты не будешь. Бухаешь с ней – на мать кивает, – бухай, но в дела семейные не лезь, – осекает сухо и, задев этого неприятного Бориса плечом, перемещается к водительской двери.

– Ты чё щенок, перепутал? – прилетает ему в спину. – Быстро малявку вернул!

Мужик хватает парня за футболку и тащит назад. Они падают и уже на земле начинается драка, сопровождаемая нецензурной бранью.

Мать Демьяна принимается истошно верещать, в то время как Ксюха, закрыв уши, начинает плакать.

Глава 15

Пока едем, боюсь даже спрашивать что-либо. Потому что парень после драки явно на взводе. Костяшки пальцев, сжимающих руль, снова стёсаны до крови. Футболка опять испачкана. Челюсти стиснуты до проступивших желваков. Взгляд злой и напряжённый.

Правда стоит ему обеспокоенно глянуть в зеркало на младшую сестру, выражение лица в ту же секунду разительно меняется и становится виноватым.

Он явно испытывает сожаление. Уверена, Демьян не хотел, чтобы Ксюша видела всё то безобразие, которое происходило у забора, но, видимо, иного варианта не было. Муж матери совершенно точно не был настроен на дружескую беседу.

Отъехав от дома на приличное расстояние, приора тормозит на соседней улице. Парень выходит из салона и направляется к магазину, по привычке сунув руки в карманы джинсов.

Провожаю взглядом широкую спину.

Вздохнув, поворачиваюсь к девочке и впадаю в некий ступор.

Блин.

Белка вся в слезах. Глазища по пять рублей. Длинные мокрые ресницы трепещут.

Девочка тихонько сопит и практически беззвучно плачет.

– Эй, – зову осторожно. – Не надо, всё ведь нормально сейчас. Не плачь.

Пытаюсь, вроде как, успокоить, однако, увы, произнесённые мною слова дают обратный эффект. Ребёнок ещё больше расстраивается и всё также молча продолжает заливаться слезами.

И вот что, подскажите, делать в такой ситуации? Каким образом справляться с плачущими детьми я понятия не имею. Поговорить, наверное, нужно бы, но как грамотно и корректно объяснить ей случившееся? Особенно учитывая тот факт, что я абсолютно чужой человек и подробной информацией, касаемой её семьи, не владею.

Время идёт. Сижу туплю. Максимум проявления моего участия – достать салфетки из бардачка и протянуть бедолаге.

– Ппасиба.

Девочка забирает салфетки. Сморкается в них.

– Взрослые иногда ругаются, Ксюш.

– И дерутся?

– И дерутся, – киваю.

– Зачем? – выдыхает грустно.

– Так уж получается, – пожимаю я плечом. – Но ты не бойся, всё хорошо ведь уже.

– Нехорошо, – отрицательно качает головой.

– Всё закончилось.

– Боря плохой, – бурчит себе под нос. – Он и с мамой дерётся.

– А вот это плохо. Мужчина не должен поднимать руку на женщину.

– Я тоже женщина? – произносит задумчиво.

– Борис обижал тебя? – повторяю вопрос, который задавала ранее.

Она опускает глаза.

– Я не люблю ремень. Боюсь, – признаётся едва слышно.

– Этот мужчина бил тебя ремнём?

– Один раз треснул, – признаётся неохотно.

– И за что?

– За то, что ночью убёгла к бабе Маше.

– Убежала, – поправляю на автомате. – А баба Маша это у нас кто?

– Соседка наша. У ней большой огородище и такие блины вкусные! Я ей помогала поливать помидоры-огурцы, потому что у ней радикулит.

– У неё.

– У неё, – цокнув языком, раздражённо повторяет. – Баба Маша меня блинами много раз угощала. Ты любишь блины?

– Люблю.

– И я. Со сгущёнкой!

– Почему тогда сбежала к бабе Маше?

– Испугалась.

– Чего?

– Боря пьяный был, – весьма неохотно делится подробностями. – С гранатой ходил по дому. Кричал, что сделает «ба-бах».

– С гранатой?

Это шутка такая?

– Ну да, которая военная.

– Хочешь сказать, она была настоящая?

– Ага. Ему друг, дядя Миша, привёз её. Он официант на войне.

– Может офицер?

– Зануда ты! Ой, – в её глазах застывает выражение неподдельной тревоги. – А ты никому про это не расскажешь? – спохватившись, интересуется. – Мне нельзя трепать языком.

– Никому не скажу, переживать не стоит. Ксюш, ты… Ты пока тоже не говори про это Дёме, хорошо? – прошу её аккуратно. – Ему сейчас нельзя злиться. Пусть остынет. Успокоится. Ладно?

– Я не дура. Дёма сделает плохо Боре и его посодят в тюрьму. Мама так сказала.

– Мы обязательно обо всём ему расскажем, но позже. Договорились?

– Угу.

Краем глаза замечаю движение справа. Парень возвращается к машине. В руках пакет и бутылка с водой, с которой он откручивает крышку.

Отпивает немного. Умывается, ополаскивает руки, затем открывает заднюю дверь.

– Держи, Белка. Как обещал.

Присев на корточки, достаёт из пакета мороженое. Эскимо на палочке в яркой, цветной обёртке. С орешками, естественно.

– Пасиба, – широко улыбается девочка.

– Чё сырость разводишь тут? – вытирает подушечкой пальца слёзы на её щеке.

– Не развожу. Это соринка в глаз попала, – бурчит она в ответ. – А Валере мороженое ты взял?

– Взял конечно, – кивает, передавая мне такое же эскимо.

– А себе?

– И себе.

– О, лимонад, конфеты! – девчонка заглядывает в пакет.

– Это можно будет после еды. Сначала придётся пообедать..

– Ладно. А куда вообще мы едем? В Москау? – ловко вскрывает упаковку.

– Пока нет. Надо побыть в городе кое-какое время.

– А потом в Москау? – откусывает кусочек от эскимо. – Ммм… – прикрывает на пару секунд веки. – Ты правда забираешь меня у мамы?

– Да, – гладит её по волосам. – Будешь жить со мной, как хотела.

– Круто! И в первый класс пойду?

– Пойдёшь, Белка, пойдёшь, а пока доедай своё мороженое и настраивайся на обед.

– Валеру с собой возьмём? Она тоже хочет кушать.

– Ксюша, – одёргиваю строго.

– Что? – глазеет на меня невозмутимо. – У тебя животик урчал так, как будто там монстр поселился.

Вздыхаю.

Н-да. Девочка – сама непосредственность…

Обедаем мы в столовой, расположенной на первом этаже одного отеля. И знаете, так здесь неожиданно вкусно оказывается. Гуляш с картофелем, запеканка, пирожки, морс.

Наевшись до отвала, продолжаем движение на машине и вскоре подъезжаем к воротам синего цвета, за которыми видно частный дом, в котором мне и предстоит снять комнату.

Домик, кстати, маленький, но ничего такой, вполне себе симпатичный на вид. Из белого кирпича, покрытого диким виноградом, красиво спускающимся по стенам.

Демьян подбирает ключ от калитки и, распахнув её, произносит:

– Дамы вперёд.

– А там собаки случайно нет? – не спешу вот так сразу заходить на чужую территорию. Проявляю осторожность.

– Нет. Только Мирон Дмитрич.

– Это ещё кто такой? Тут мужик какой-то живёт, что ли? – уточняю недовольно. – Речи об этом не было!

Демьян смеётся, ибо мой взгляд выражает полнейшее возмущение.

– Расслабься. Это кошак.

– Мирон Дмитрич. Кот? – вопросительно выгибаю бровь.

– Ага. Его в честь умершего деда Мирона назвали. Он такой же противный по характеру, – даёт краткую пояснительную.