Училка и Чемпион (СИ) - Малиновская Маша
Мужские руки ныряют под платье и обхватывают мои ягодицы, сжимают, вызывая горячую волну, что ударяет в низ живота.
— Люба, — его голос звучит тихо и уверенно, но в нём чувствуется нотка страсти, которая буквально сводит меня с ума. — Ты знаешь, что тоже хочешь этого.
Всё смешивается: страх, возбуждение, волнение. Меня то бросает в жар, то снова накрывает волна смущения и дрожью.
Как будто всё в этом моменте и пугает, и манит одновременно.
— Но…. — начинаю я снова, но это «но» уже звучит неуверенно. — Здесь… могут услышать….
— Никто не услышит, — шепчет он, прижимаясь ближе, и его руки, теплые и сильные, скользят ниже. Он словно знает, что эти слова снимают мои последние сомнения.
Я закрываю глаза, чувствуя, как тело отвечает на каждое его движение. Мы стоим рядом с моей старой кроватью, которая видела мою юность, мои переживания, но никогда не знала того, что происходит сейчас. И это понимание, что мы находимся здесь, в этом доме, только подогревает моё волнение. Кажется, весь мир сужается до этого небольшого пространства, где мы вдвоем. Тишина комнаты обволакивает, а за дверью — мир, которого как будто больше не существует.
Мирон наклоняется ко мне, его губы касаются моих, и в этом поцелуе я чувствую всё: его страсть, его желание, его уверенность. Я отвечаю, забывая о всём, что должно было меня беспокоить. Страх, что нас могут услышать или увидеть, смешивается с ощущением какой-то невероятной остроты момента. Это делает всё происходящее ещё более захватывающим, и я уже не могу сопротивляться.
Медленно опускаюсь на колени, ощущая, как в груди бьёт набат. Ладони от волнения становятся влажными. Закусив губу, медленно растёгиваю ширинку на джинсах Мирона, а потом высвобождаю его огромный твёрдый член из трусов.
При виде тёмно-бордовой тугой головки мой рот тут же наполняется слюной. Я осторожно дую на неё, а потом тянусь кончиком языка и едва-едва касаюсь.
— Люба, у меня сейчас крыша отъедет, — хрипло шипит Дорофеев. — Возьми его уже скорее в рот.
Сделав вдох, я погружаю его огромный член в свой рот, насколько могу. Обхватываю губами и, помогая себе рукой, начинаю скользить вверх и вниз. Агрегат у Дорофеева действительно такой мощный, что мне приходится сильно постараться. Да и… опыта, вообще-то, ноль… Вчера вечером пришлось много интересных отрывков из интересных фильмов пересмотреть в преддверии расплаты на завтрак с моими родителями.
— Давай, Кошка, ещё…. вот так… — Мирон запускает пальцы в мои волосы и начинает направлять меня.
И то ли я сосу, то ли он меня в рот трахает — уже становится непонятно.
А понятно одно — сколько бы ни читала и не слышала от подруг ещё в универе, что минет это фу для девушки, но оказалось совсем иначе… Потому что я чувствую, как возбуждаюсь сама, как низ живота охватывает жаром.
— Охренеть… охренеть… — хрипло шепчет Мирон, а я ртом чувствую, как его член напрягается еще сильнее.
А потом прямо в горло мне ударяет горячая жидкость, заставляя вздрогнуть и замереть.
И тут в дверь раздается стук.
— Любаша, вы там? — это мама! — Антоша тоже хочет посмотреть на твои грамоты.
Я застываю на коленях с выпученными глазами, прикрывая рот ладонью. Ладно Дорофееву ширинку застегнуть две секунды, но что мне делать с его…
— Глотай, — подмигивает он, ухмыльнувшись.
30
Зажмуриваюсь и выполняю его рекомендацию. Горло обжигает и перехватывает.
— Предложил бы водички, но…. — шепчет Дорофеев, а в глазах смешинки пляшут.
Смешно ему, блин.
— Люба! — требовательно зовет мама и дёргает ручку двери.
— Иду, — вскакиваю с колен, судорожно поправляю на себе одежду и пробую ладонью губы — не осталось ли следов.
Мирон наблюдает за моими попытками привести себя в нормальный вид с легкой ухмылкой, даже не торопясь. Он стоит, как ни в чём не бывало, поправляя свой воротник, пока я судорожно поправляю рубашку и отряхиваю коленки на брюках.
Внутри всё кипит от адреналина — меня сейчас больше волнует не то, что только что произошло, а то, что мама буквально в шаге от того, чтобы это узнать.
— Мирон, ты что, совсем? — шепчу я, застегивая пуговицы, которые он расстегнул, когда мы целовались. — Они сейчас зайдут!
— Кошка, успокойся, — ухмыляется он, прислоняясь к двери так, будто вообще не беспокоится о происходящем. — Давай просто откроем дверь, и всё.
Я закатываю глаза, сердито нахмурившись, но, собравшись, направляюсь к двери. Взгляд мечется по комнате в панике, и тут вспоминаю, что у меня в кармане была шоколадная конфета — в школе ученица угостила, я так и забыла. Быстро разворачиваю и бросаю в рот, открывая двери.
На пороге стоит мама, с видом, будто просто прогуливалась мимо, а рядом — Валентина Николаевна и Антон. Последний выглядит немного неуверенно, но явно заинтересован, хотя скорее не грамотами, а тем, что происходит между нами с Мироном.
— Чего это вы закрылись? — прищурившись, всматривается мама в мое лицо.
— Да на автомате как-то вышло, — пожимаю плечами и отхожу, пропуская в комнату маму, её подругу и Антона.
— Вот и они! — радостно говорит мама, показывая на грамоты, будто ничего странного не заметила. — Антон, Люба всегда выигрывала первые места. Сейчас мы тебе покажем!
Мирон стоит чуть позади, и я уже слышу его тихое, сдержанное хихиканье. Он явно наслаждается этой ситуацией больше, чем нужно. Я чувствую, как всё внутри меня переворачивается от стыда и неловкости, но стараюсь держать лицо.
— Вот, — мама уверенно направляется к стене, где аккуратно развешаны мои старые грамоты и награды. — Люба была отличной ученицей и всегда занимала призовые места на литературных конкурсах.
Антон кивает, делая вид, что его это действительно интересует, но я замечаю, как он украдкой смотрит на меня. Наверное, что-то подозревает, но сказать ничего не может. Я делаю всё возможное, чтобы выглядеть непринуждённо, но мои руки слегка дрожат, и сердце продолжает стучать, отдавая в ребра.
Чего он вообще так пялится?
Незаметно прикасаюсь пальцами к щеке, отвернувшись, чтобы проверить… вдруг там следы какие-то остались?
Но вроде бы всё чисто. Чего тогда глаза ломать? Не понятно, что ли, этому Антону, что и к чему?
Мирон тоже приближается к полке с грамотами, внимательно осматривая их, как будто только что не был со мной в крайне интимной ситуации. Он улыбается, кивая головой в такт словам моей мамы, но я-то знаю, что его забавляют не сами грамоты, а ситуация, в которой мы оказались.
— О, вот это моя любимая, — мама указывает на грамоту за первое место в региональном конкурсе чтецов. — Помнишь, как ты читала Пушкина? Так проникновенно!
— Мама… — бормочу я, чувствуя, как по коже пробивает холодный пот. Я пытаюсь уйти от этого разговора, но Мирон явно наслаждается происходящим.
— Да уж, Пушкина не зря читаешь, — улыбается он, встречаясь со мной взглядом, и я понимаю, что он абсолютно непринужден. Его вообще всё это совсем никак не парит.
— Ну что ж, я думаю, мы уже всё посмотрели, — внезапно произношу я, пытаясь перевести дух и завершить это шоу. — Нам с Мироном пора ехать.
— Уже? — мама явно не хочет нас отпускать так быстро, но, увидев моё серьезное выражение лица, не настаивает. Только губы слегка поджимает, и я уже знаю, что скоро меня ожидает телефонная лекция о том, как некрасиво я себя веду, не уважаю её гостей и вообще из-за меня о нашей семье может сложиться плохое впечатление. — Ну что ж, тогда приезжайте к нам в следующий раз. И, Люба, ты обещала как-то забрать свои книги.
Я киваю, уже мысленно выходя из этой комнаты и из всего этого дня. Просто пусть весь этот фарс скорее закончится, а я окажусь с Касей под одеялом, провалившись в книжку.
Мы с Мироном быстро прощаемся, а Антон, кажется, даже не знает, что сказать. В его глазах читается удивление, смешанное с лёгкой завистью. Ну конечно, после такого представления он, наверное, уже понял, что шансы не на его стороне.
