Фол последней надежды (СИ) - Артеева Юля

Громов молчит, и она повторяет:

— Кот, что за игнор? Я же тебе писала, ты не видел?

— Ален, давай отойдем?

— Это еще почему?

— Отойдем.

— Чтобы что?

— Чтобы поговорить, Ален.

— Я не поняла, — ее голос становится еще выше, чем обычно, — ты теперь с ней? Или что? Гром?!

Запоздало понимаю, что моя улыбка теперь выглядит почти издевательски. Закусываю щеки изнутри и отвожу взгляд.

— Алена, — говорит он жестко, — я же попросил, давай отойдем.

— Ради чего?! Защишаешь ее?!

— Черт, да давай поговорим нормально!

— Да?! Чтоб ты меня бортанул и с этой, — она взмахивает рукой и задыхается от эмоций, но продолжает, — дальше трахался?!

Я не нежный цветочек, но почему-то последнее ее слово выбивает меня из колеи. Звучит так грубо и неуместно, что мои глаза округляются, дыхание сбивается. Она так характеризует то, что между ними происходило? Или просто говорит из обиды?

— Алена, последний раз прошу, давай поговорим.

— Пошел ты! — Зайцева толкает его в грудь обеими руками, разворачивается, взметнув в воздух свои гладкие волосы и уходит.

Громов остается стоять посреди аллеи, беспомощно раскинув руки в стороны. Я замерла тоже в какой-то идиотской позе, закусив уголки губ, от чего они вытянулись трубочкой.

Проходит, кажется, вечность, прежде чем Ваня поворачивается ко мне. Я приподнимаю брови и пожимаю плечами, склоняя голову на бок. Хочу выразить сочувствие, хотя на самом деле не особенно печалюсь из-за их ссоры.

— Это значит, что мы расстались? — озадаченно выдает Громов, нахмурившись.

Я насмешливо фыркаю, не сдержавшись:

— Вряд ли. Думаю, это квалифицируется, как ссора.

— Точно?

— А что? Хочешь ее вернуть?

— Скорее наоборот, — бормочет Ваня, и в моей груди распускаются огромные теплые цветы.

Я улыбаюсь. И мне плевать, что он это увидит. Сдерживать эмоций совсем не хочется.

Он молчит, и, даже не знаю откуда берется смелость, но я решаю уточнить:

— Хочешь расстаться?

Ваня смотрит на меня. Снова как-то странно. Я к таким взглядам не привыкла, я их читать не умею. Он щурится и отвечает:

— Да, хочу расстаться.

— Догонишь? — киваю в сторону Зайцевой, которая летит вдаль по аллее, размахивая темной гладкой гривой.

— Нет, — он качает головой, — позже. Хочу быть с тобой.

Я вскидываю подбородок и удивленно смотрю на него.

— Ну, — поясняет он смущенно, — мы же договорились. Да? Прогулять.

Я киваю и лезу в рюкзак за телефоном. Во-первых, надо написать Бо. А во-вторых, надо куда-то деть руки и взгляд.

Снова задумчиво закусываю нижнюю губу и думаю о том, как Ваня сейчас себя ведет. Как будто бы, не совсем идеально. Не как принц, которого я нафантазировала, когда мечтала о нем. Скорее, как обычный парень. Даже слишком типичный. Встречался с девушкой, которая выглядит красиво, а на самом деле не самая интересная и умная. Игнорирует ее сообщения, хотя сам уже, видимо, понял, что не хочет продолжения отношений. Бросаю на него быстрый взгляд исподлобья. Пытаюсь понять, повел ли он сейчас себя правильно? Наверное, не совсем. Алена была в истерике, это понятно, и спокойно поговорить с ней было бы сложно. Но Ваня как будто с облегчением ее отпустил, отложив решение на потом.

Определенно я вижу его по-новому. Осознание странное, но свежее и даже воодушевляющее. Почему-то.

Ваня Громов становится для меня настоящим живым человеком. Не картинкой, которую я любила долгие годы. Из плоского изображения он превращается в объемного персонажа, со своими слабостями и недостатками.

Я пишу Бо, что со мной все в порядке, подумав, добавляю, что я с Громовым. Брат должен знать, врать ему нет резона. Открываю диалог с Аринкой и ей тоже закидываю сообщение, что жива, и все объясню позже.

Прячу телефон в карман и бодро интересуюсь:

— Куда идем?

Ваня, до того погруженный в собственные размышления, моргает и смотрит на меня, будто бы с поволокой во взгляде. Явно думает о чем-то. Наверняка об этой некрасивой сцене с Аленой.

— Вань?

— Да, прости. Задумался. Куда идем? На поле еще рано, там занято.

— Ну, — я улыбаюсь, — опустим то, что это была твоя идея. И это ты должен был придумать, что мы будем делать. Но у меня есть одна идея.

Глава 27

Через двадцать минут мы уже стоим перед неприметной серой дверью.

— Теперь скажешь, куда мы приехали? — с улыбкой интересуется Ваня.

По дороге сюда мы слушали музыку и перебрасывались ничего не значащими фразами, и потихоньку неловкость за произошедшее развеялась.

Думаю, Ваня, как любой мужчина, просто хочет отодвинуть проблемы в отношениях, которые он не хочет решать, рассчитывая, что все уладится как-то само. Это только мое предположение, спрашивать, конечно, я не решаюсь. Не в таких мы отношениях, чтобы я лезла настолько глубоко.

Но, признаться, такое поведение меня даже веселит. Опыта в отношениях у меня нет. Мои источники информации — это фильмы, книги и сумасшедшие истории Стефани. И по всему выходит, что Ваня ведет себя как типичный мужчина.

Это достаточно странное осознание. Хотела бы я обсудить это с мамой. Наверное, она бы нашла нужные слова, чтобы объяснить мне что-то про мужчин.

О том, чтобы обсудить свои чувства с папой, даже не думаю. Он слишком неловкий во всех этих беседах. Даже про то, откуда берутся дети, объясняла нам Стефаня. Посадила нас с Бо перед собой, вручила книгу, и максимально честно рассказала о физиологии и отношениях между мужчиной и женщиной.

— Гелик?

— А? — наконец понимаю, что слишком сильно задумалась.

— Где мы? Расскажешь?

Мы стоим рядом, опустив руки вниз, и почти соприкасаемся костяшками пальцев. Для меня эта маленькая близость значит очень много, для Вани, я почти уверена, не значит ничего. Но долгие годы я и мечтать о таком не могла, я рада тому, что мы внезапно стали так близки. На большее не надеюсь.

Я снова слишком глубоко падаю в свои мысли и замолкаю, поэтому Громов сокращает расстояние между нашими руками и легко сжимает мои пальцы.

Вскидываю на него испуганный взгляд, и он тут же меня отпускает. Улыбается мне несмело и вопросительно приподнимает брови.

Я наконец возвращаюсь в реальность.

Говорю:

— Это приют.

— Какой приют?

— Для животных, Громов. Хотел пообщаться с котиками?

— Ты серьезно?

Я смеюсь и толкаю его плечом:

— Конечно! Тут хозяйка — соседка Стефани.

— Ваша бабушка?

— Знаешь другую Стефаню? — я фыркаю. — Им всегда нужны волонтеры, мы с Бо часто тут бываем, когда есть время.

— А что нужно делать?

— Что-то привезти, почистить клетки, вычесать животных, пообщаться с ними, поиграть, выгулять собак, — перечисляю быстро.

Ваня чуть хмурится и оглядывается:

— Мы ничего не привезли, тут есть магазин?

Я почему-то теряюсь:

— Хочешь что-то купить?

— Гелик, ну конечно. Вон там супермаркет, пойдем купим корм.

Он уже отходит на пару шагов, когда я ловлю его за рукав легкой куртки. Говорю смущенно:

— Вань, можешь меня так не называть?

— Как? — он выглядит действительно удивленным.

— Ну, вот так. Гелик. Мне не нравится.

— Правда?

— Вы с Бо придумали этот прикол, когда нам было лет по двенадцать. Это глупо, но мне было обидно. Бо быстро понял и перестал меня так называть, а тебе сказать я постеснялась.

— Четыре года стеснялась? — уточняет он.

Окончательно смутившись, я замолкаю и только киваю. Ваня поднимает руку и касается указательным пальцем подбородка, приподнимая его. Заглядывает мне в глаза и говорит:

— Хорошо. Не знал, что тебе неприятно. Иногда будет вылетать по привычке, но я постараюсь следить за собой.

— Спасибо, — отвечаю едва слышно.

Закусываю нижнюю губу до боли, потому что мне не очень нравится, как я иногда перед ним теряюсь. Теперь мне хочется быть перед ним искренней. А я — намного более бойкая, чем в тот момент, когда он вот так нежно поддевает пальцем мой подбородок. Или это тоже я? Боже, я иногда совсем не понимаю, как жить эту жизнь.