Папа для Лисички (СИ) - Янова Екатерина
— Ну что, Олеся! Теперь хочу еще раз услышать, что там у меня в офисе за бордель? Какие там еще были претензии?
— Извини, я была неправа, — это все, что могу из себя выдавить.
— Отлично, что ты это понимаешь. Но неправа ты, прежде всего, в другом! Недоразумения случаются, но ты могла просто поговорить со мной сразу! Позвонить, написать, да что угодно! А не вот это вот все!
Максим что-то еще выговаривает, а до меня только сейчас начинает доходить мысль — нет у Максима никакой жены, и он ничего страшного не сделал, он все также рядом хоть и злится, но явно хочет примирения. И ничего в целом не изменилось между нами, а все мои страдания были напрасными.
Меня начинает отпускать, и все напряжение этих суток прорывается слезами. Комок просто подкатывает, я не могу с ним справиться. Глотаю воздух, пытаясь успокоиться, но не получается.
— Олесь, — напрягается Макс.
Я выскакиваю на улицу, чтобы спрятать от него свои слезы и все переживания, которые меня просто разрывали всю ночь. Бреду куда-то быстрым шагом, не обращая внимания на дождь и грязь под ногами.
— Олеся, стой! — несется вслед.
Я перехожу на бег. Не знаю, куда и зачем бегу, просто не могу по-другому справиться со всем, что подкатило вдруг.
— Стой! — ловит меня Макс.
Я пытаюсь вырваться, но он крепко прижимает меня к груди, а моя истерика выливается в безудержные рыдания.
Макс молчит, только поглаживает по мокрым волосам, позволяя мне выплакаться вдоволь вместе с дождем, который щедро поливает нас ледяными струями.
Мы быстро промокаем, меня трясет от холода и эмоций, но мы не торопимся назад в машину. Я прижимаюсь к такому горячему и любимому мужчине. Он в какой-то момент находит мои губы своими.
И все!
Дождь, слезы, скандал, все отходит на задний план, становится таким мелким и неважным. Холод отступает, потому что жар поднимается изнутри.
Сверху льет дождь, но нам неважно. Макс настойчиво тянет меня к машине, не прерывая поцелуя. Открывает дверь за моей спиной, но не позволяет сесть сразу, стаскивает свое мокрое пальто и мой насквозь вымокший пуховик, забрасывает куда-то в недра машины, и только потом толкает меня на заднее сиденье спиной.
А дальше горячий туман. Я снова в его объятиях, обжигающих, распаляющих, родных.
Мы одни и тут впервые я могу не сдерживать свои порывы, крики стоны, желания.
Я и не сдерживаю! Отдаю всю себя этому мужчине, получая взамен не меньше! Страсти, любви, одержимости!
Глава 20
Страсть схлынула, мы постепенно приходим в себя. По крыше машины продолжает лупить дождь.
Я лежу на груди Макса, он лениво перебирает мои волосы.
Мы молчим, потому что говорить — значит разрушить ту тихую идиллию, которая установилась сейчас.
Мне кажется, именно в эту минуту между нами зарождается что-то крепкое, настоящее. Как будто эта ссора и наше бурное примирение сорвало с нас маски, и мы впервые увидели друг друга по-настоящему обнаженными.
И сейчас наши открытые души общаются между собой. Не нужно им мешать посторонними звуками, их легко можно спугнуть, и тогда тоненькие ниточки доверия, которые они протягивают друг другу, могут разорваться.
Долго еще мы плаваем в этой тишине, иногда встречаемся губами, легко касаемся друг друга руками, изучаем.
Это продолжается до тех пор, пока я не начинаю откровенно замерзать. А еще желудок моего мужчины издает вдруг требовательное урчание.
— Это что? — с улыбкой поднимаю я голову.
— Жрать хочу! — рычит Макс. — Я ел последний раз твои сырники вчера утром. Потом только кофе.
— Как это? Ты что?
— А чему ты удивляешься? Я на нервах не ем. А мне их трепал сначала этот жирный урод в офисе, потом ты!
— Ладно, — опускаю я виновато глаза. — Поехали домой, я тебя накормлю.
— Поехали.
Макс поднимается, начинает собирать наши разбросанные вещи. Мы быстро одеваемся.
Максим заглядывает на переднее сиденье, хлопает себя по лбу.
— Блин, совсем забыл!
— Что такое?
Достает что-то шуршащее из-под наших мокрых пальто.
— Держи! Это тебе! — протягивает слегка помятый, немного покоцаный, но все еще прекрасный букет ирисов. — Цветы, синие. Лисичка сказала, что ты именно такие любишь.
— Спасибо, — счастливо улыбаюсь я. — А когда это она сказала?
— Сегодня утром. Я приехал к садику поздно, ты уже ушла, а Лисичку я на прогулке увидел, мы с ней немного пообщались.
— А я тебя ждала, — признаюсь честно. — Злилась, не хотела видеть, но ждала. И расстроилась еще сильнее, что ты так и не появился.
— А уж как я расстроился, когда тебя дома опять не застал.
— Я заметила, — фыркаю. — Я же реально решила, что ты маньячина, меня в лес убивать привез.
— Не убивать, а насиловать! — впивается в мою шею губами. — Но если ты меня не накормишь, то мне придется сожрать тебя! — прикусывает кожу, я смеюсь и визжу.
— Перестань! Поехали, я обещаю тебя накормить от души!
— Смотри, женщина! Теперь ты мне должна сотню борщей! А еще я все же отхожу тебя по заднице, как доктор завещал, чтобы больше никакой фигни не выдумывала!
Я вздыхаю.
— Я постараюсь ничего не выдумывать, Максим. Ты только не ври мне, пожалуйста.
— А я разве врал?
— Нет, но… как тебе объяснить? Ты прав был, я трусиха. Я очень боялась, что ты меня обманешь, и поэтому так легко поверила во всю эту ситуацию. И это было очень больно. Но… Максим, — нахожу его взгляд. — Ты же понимаешь, я тебе сейчас поверила…
— Я этому очень рад.
— Ты не понимаешь. Не просто поверила. Я поверила по-настоящему. И если ты меня обманешь теперь…, — сглатываю, снова ком подступает к горлу. — Я, наверное, не переживу.
— Я не обману, клянусь! — смотрит открыто.
Вздыхаю, прячусь на его груди.
— Пойми, есть ведь еще и Лисичка. Она к тебе уже привязалась. И если вдруг что… Вчера она была расстроена не меньше меня.
— Олесь, я понял тебя. И я еще раз повторяю. Мои намерения самые честные и серьезные. Не надо придумывать лишнего.
— Хорошо. Я постараюсь. Спасибо тебе за понимание.
— Пожалуйста. И да, на самом деле ты не трусиха. Ты смелая и сильная. Просто сама не знаешь об этом.
Мы еще какое-то время сидим в обнимку, перевариваем сказанное. Потом едем домой. Максим постоянно пытается найти мою руку, положить ее себе на колено. И это так тепло, что я невольно всю дорогу счастливо улыбаюсь.
Дома, как и обещала, я кормлю Макса, а потом его начинают доставать звонками с работы. Что-то там, как я поняла, случилось. Максиму приходится уехать, но к вечеру он возвращается.
За Лисичкой мы едем вместе. Крошка моя выходит настороженная, но как только замечает Максима и мою улыбку, тут же расцветает.
— Вы помирились! — хлопает она радостно в ладоши.
— Я же обещал! — гордо заявляет Макс. — Конечно, помирились. Спасибо тебе, Лисичка. Это все синие цветы помогли. Они расколдовали твою маму.
— А она что, была заколдована? — округляет глаза Настя.
— Да. На нее наложили заклятье, и она слегка заморозилась.
— А ты ее разморозил?
— Почти! Немного осталось. Вот еще пару раз поцелую, и она разморозится окончательно.
— Хорошо! Целуйтесь на здоровье! — беспечно взмахивает руками моя крошка. — Я больше не буду мешать. Только чтобы мама больше не замораживалась.
Домой мы едем все вместе. Лисичка что-то радостно щебечет. И все хорошо, только Макс выглядит ужасно уставшим. Как я поняла, он почти не спал прошлую ночь, ну и позапрошлую, в общем-то, тоже.
Пока я готовлю ужин, Максим засыпает на диване. Я его не бужу, мы с Лисичкой сами ужинаем, я укладываю спать мою малышку, принимаю душ, а потом забираюсь под бочок к моему мужчине. Он во сне крепко обнимает меня, я уютно устраиваюсь у него на груди. Бабочки мои внутри трепещут, порхают от счастья. Зарываюсь носом в его шею, вдыхаю запах.
М-м-м, мой мужчина, любимый.
Я почти засыпаю, когда вдруг начинает отчаянно светиться и вибрировать телефон Макса.