Татьяна Бочарова - Прости за все
Гузель деликатно стояла в сторонке. Вера подошла к ней, на ходу пряча телефон.
– Ну, что муж? Все в порядке?
– Да, – рассеянно произнесла Вера. – Видите ли, Гузель Кабировна, тут такое дело… – Она еще не знала, что именно будет врать, но догадывалась, кто может ее выручить. – Видите ли, звонила Динара.
– Динара? – Лицо Гузель вытянулось от удивления. – Что еще ей нужно?
– Она…она забыла кое-что мне… показать. Она сейчас подъедет. Мы с ней быстренько съездим в институт. Вещи возьмем с собой. Вы не беспокойтесь, она же меня и на вокзал привезет.
– Бред какой-то! – недоуменно проговорила Гузель. – Куда это вы быстренько съездите? Она что, с ума сошла за своим компьютером? Поезд ждать не будет. К тому же тебе надо поесть перед дорогой.
– Я не голодна! – Вера сглотнула слюну.
– Нет и нет! Я никуда тебя не отпущу. Динарка чокнутая, вечно она выдумает бог знает что.
– Гузель Кабировна, я вас умоляю! – Вера, не слушая ее, кинулась в подъезд.
Гузель, ворча, шла следом. Вере казалось, она нарочно медлит, нога за ногу поднимается по лестнице, копается в сумке в поисках ключа. «Скорее, скорей же», – про себя торопила ее Вера.
Наконец Гузель распахнула перед ней дверь. Вера, едва сняв сапоги, бросилась в комнату и выбежала оттуда с сумкой.
– Все, я пошла.
– Иди, – неожиданно покорно произнесла Гузель. Вера вдруг заметила, как она не молода: седина в волосах, под глазами мешки, в углах губ морщинки. И тон у Гузель был не властный, как всегда, а потерянный. Вере стало до боли жалко ее, захотелось сказать что-то ободряющее, но времени катастрофически не оставалось.
– Мы обязательно увидимся! – Она чмокнула Гузель в щеку. – Вы ведь приедете на вокзал?
– Приеду.
– И в Москву. Как можно скорее. Я завтра же позвоню.
– Хорошо. – Гузель вымученно улыбнулась.
Вера накинула на плечо ремень от сумки.
– Скажи Динаре, чтобы не гнала машину, – попросила Гузель. – Я вечно за нее боюсь. Такая сорви-голова.
– Обязательно скажу. Вы не волнуйтесь, я за ней буду следить.
– Погоди еще секунду. – Гузель сходила в кухню и вернулась оттуда с пакетом. – Вот. Это тебе в дорогу. Теперь беги.
– Спасибо. – Вера вышла на лестничную площадку. Сердце в груди начинало свой обычный, бешеный перестук – как всегда, в преддверии встречи с Рустамом.
Вера вприпрыжку сбежала с лестницы и остановилась неподалеку от подъезда. Почти в тот же момент вдали загорелись фары.
– Вера! – прокричал Рустам, опустив стекло.
Она пошла к нему, увязая в сугробах.
Он вылез из машины, подхватил ее на руки.
– Что ты, не надо! Я же в пальто, тяжелая!
– Ты Дюймовочка.
Они целовались, прямо на морозе, в темноте, освещаемые желтыми фарами, как прожекторами.
– Я думал, не увижу тебя. – Рустам провел ладонью по вериной щеке. – Какая гладкая. Как шелк. Моя девочка, моя Кызым.
– Поезд, – навзрыд, захлебываясь снежным воздухом, проговорила Вера.
– Знаю, что поезд. – Он прижал ее к себе. – Ничего. Мы успеем. Садись.
Они уселись в машину. Сумку Рустам кинул на заднее сидение. Зарокотал мотор.
«Не доехать до гостиницы», – думала Вера, и ей было все равно. Нет, так нет. Разве имеет на свете что-то значение, если им через час придется расстаться?
Они проехали минут десять и остановились. За окном была темнота, не видно ни зги.
– Выходим, – тихо, в самое ухо Вере, произнес Рустам.
Она послушно следовала за ним. Вокруг был пустынный двор, освещаемый единственным, тусклым фонарем. Где-то впереди маячили темные очертания дома.
– Что это? – спросила Вера в недоумении.
– Все будет хорошо. Не бойся. Иди за мной. – Он нашел ее руку и крепко сжал.
Они шли по вытоптанной в снегу узкой тропинке, Рустам чуть впереди, Вера сзади. Он потянул на себя дверь, и та поддалась с жутким скрипом. В лицо дохнуло смрадным запахом давно не убираемого подъезда – смесью гнилой помойки и кошачьей мочи. Вера почувствовала, что сейчас задохнется, к горлу подкатила тошнота. Она невольно вырвала руку у Рустама и прикрыла лицо.
– Сейчас, Кызым, сейчас. Потерпи чуть-чуть. – Он повел ее по ступенькам, едва различимым в блеклом свете полуразбитой лампочки.
– Где мы? – снова жалобно проговорила Вера.
– Это квартира моего друга. Дом идет под снос. Жильцы почти все разъехались, но кое-кто еще остался. У меня есть ключ. Прости. Времени мало, а гостиница далеко.
Они остановились на площадке третьего этажа. Рустам отпер выкрашенную коричневой краской дверь, и Вера увидела вполне приличную прихожую. Она была абсолютно пуста, ни шкафчика, ни зеркала, лишь в стене сиротливо торчал позабытый всеми железный крюк.
Рустам помог снять Вере пальто и водрузил его на крюк поверх своей куртки. В квартире было довольно тепло, но слегка жутковато. Вера, скрипя половицами, прошла по коридору и оказалась в комнате. Зловеще поблескивали голые окна, на полу в одном из углов валялся старый байковый заяц с оторванным ухом. В другом углу скособочился древний диван с темно-зеленой обивкой.
– Сервис не фонтан, – шутливо объявил Рустам и привычным уже Вере движением стянул через голову свитер. – Но ты не беспокойся, здесь жили не бомжи, а люди приличные. А в ванной даже есть горячая вода. Пожалуй, я загляну туда, а ты пока обустраивайся.
Он вышел из комнаты. Вера нерешительно приблизилась к дивану и села. Против ее ожиданий он оказался мягким и удобным. Вера мечтательно прикрыла глаза и вдруг вспомнила, что не позвонила Динаре. То-то шуму будет, если та приедет на вокзал одна, и Гузель поймет, что ее надули.
Вера поспешно вынула телефон и набрала номер. Динара, как назло, не отзывалась. «Черт!» – в отчаянии проговорила Вера, понимая, что влипла. Она предприняла еще пару попыток, но все без толку.
В коридоре послышались шаги возвращающегося Рустама. Вера безнадежно махнула рукой и запихнула телефон обратно в сумку. Будь что будет, в конце концов, кто такая Гузель, чтобы вмешиваться в ее жизнь!
– У нас полчаса, – вполголоса сказал Рустам и подошел к дивану…
…Иногда время имеет свойства пружины. Так же, как и ее, его можно растянуть или сжать. Бывают моменты, когда кажется, что прошло лишь несколько минут, а на самом деле пролетело несколько часов. С Верой сейчас было наоборот: жалкие полчаса были для нее целой вечностью. Ее чувства настолько обострились, что время, остановив разбег, затормозило, наглядно демонстрируя теорию относительности Эйнштейна.
Она старалась запомнить навсегда то, что с ней происходило. Лицо Рустама, его глаза, затуманенные сначала страстью, а после нежностью, прядь черных, блестящих волос на лбу, его смуглые руки на ее груди, запахи их тел, слившиеся воедино, в один бесподобный, дурманящий аромат, и сами тела, приникшие друг к другу, генерирующие электрические разряды…
